Сергей Алексеев - Покаяние пророков
— Ничего не нужно, — оборвала ее боярышня. — Позови мне Кондрата Ивановича.
Старушка опять попыталась в ноги броситься, запричитала:
— Та не треба нам Кондрата! Вин же ж не розумиет, шо це таке — царица, выдаст милыции! А мы юбя, ластивку, от всякого лиха оградим! Як Юрий Николаевич возвертается, обоих сховаем…
— Благодарствую, Агриппина Давыдовна. Уходить мне след. Ежели эти люди молву такую пустили, рано или поздно найдут. Только вот в толк взять не могу, что они затевают.
— Царицею тебя посадить хотят! Кино приехали снимать, та не сшукали.
— Какая же я царица? Ужели не видишь — странница, девка лесная…
— Кажу, я у телевизоре сериал глядела, — зашептала Почтарка. — Там дивчину у город привезли совсем дику, а вина оказалась дочкой самого головы и невестой богатой. Тай и на тебя очи видчинила, гляжу — истинна царица!
— Ложь несусветная, не называй меня так!
— Добре, добре, не хочешь — не буду, — мгновенно согласилась старушка. — Я же ж розумию, тайна…
— И Кондрата Ивановича пусти ко мне.
— Пущу, матушка. — Разволновалась еще больше. — Тильки у нас с дидом просьба велыка. Христом Богом молю, не откажи! — Трясущейся рукой достала из-под фартука узелок. — Прими от нас гроши! Тута монетки стары, но золоты! Берегли у Малороссию поехать, тай как узнали, хто у нас в схороне ховается!..
Всунула в руки и отпрянула. Вавила развязала носовой платочек, а там те самые монеты, что с оплечья срезала и старикам пожертвовала, рассыпав в норе.
Значит, нашел их дед Лука!
— Зачем мне эти денежки? Не возьму! — Попыталась отдать, но старушка руки спрятала и опять запричитала:
— Та послушай меня, матушка! Возьми! От нас с дидом гроши! Як тебя царицею посадят, выкупи Малороссию от ляхов! Шоб едина держава була, шоб одно гражданство! А мы с дидом тута останемся помирать. Тай не гляди, шо мало грошей! Колы усе украинцы дадут по столько, впору будет. Ляхи, вины до золота жадни, поторгуются толику та и согласятся. А ты выкупи! Мабуть, и кончатся наши муки…
* * *Увидев микроавтобус с зеленым шариком, Комендант намеревался вернуть ситуацию под контроль, с ходу ворвался во двор Почтарей и сразу почувствовал недоброжелательное отношение телевизионщиков. Дед Лука уже обработал свиные туши, подвесил их остывать, а сам с приехавшими спрятался в избе, выставив на крыльце охрану. Дело было невиданное: отъявленный самогонщик и бывший бандеровец, всю жизнь нелюдимо просидевший за высоким забором, никогда и никого на порог не пускал.
Запертые в сарае псы скоблились в дверь, скулили и даже пробовали выть, крутился на цепи и лаял кобель боярышни.
— Входить нельзя, — заявил парень в широкополой шляпе. — Идет съемка.
— Я староста, — представился Кондрат Иванович. — Почему без разрешения въехали в деревню? И вообще, кто такие?
— Иди отсюда, — грубо сказал тот. — Понадобишься — пригласят.
Такой наглости Комендант вытерпеть не мог.
— Прошу предъявить документы! — потребовал на вполне законных основаниях, поскольку участковый обязал это делать. — У нас тут особая зона.
— Ты что, мужик, не понял? — Охранник двинулся на него. — Дергай отсюда!
— Позови сюда старшего!
— Ну все, ты меня достал! — Парень распахнул плащ и вытащил самую настоящую плеть.
— Ладно, — согласился Комендант. — Я вызываю милицию.
Он вышел со двора и стал за высоким забором. Звонить было неоткуда, а идти пешком к участковому за девять километров особой охоты не чувствовал. К тому же после репортажа в газете, по слухам, тому здорово накрутили хвоста, и не исключено, что участковый обиделся и вряд ли пойдет в деревню проверять документы у телевизионщиков Надо было обходиться своими силами.
Скулящие в сарае собаки подсказали выход. Комендант обошел усадьбу Почтарей, под прикрытием сарая перемахнул забор и, прокравшись к двери, вынул чеку из замочной петли, а сам вернулся за изгородь. Псов он видел ночью, издалека и плохо представлял размеры, тут же на улицу выскочили два рыжих с белыми пятнами, брыластых телка с удивленными мордами, повертелись на месте и побежали к кобелю на цепи. Тот на мгновение замолк, и что происходило дальше, Кондрат Иванович не увидел, однако псы в мгновение ока заскочили на крыльцо, и охранника будто ветром сдуло, только его шляпа почему-то оказалась под собачьими лапами. Псы тут же схватили ее, разорвали, словно бумажную, потрепали и бросили. Один прыгнул на дверь и гулко залаял, а второй ринулся под навес, встал на задние лапы и вцепился в свиную ляжку.
Видимо, Почтарь сам еще опасался собак, поскольку, увидев их во дворе, сразу не вышел, надел тулуп, рукавицы и лишь тогда появился на улице с веревкой. Первого взял сразу и отвел в сарай, а тот, что трепал подвешенную свинью, начал огрызаться Выскочивший на крыльцо оператор снимал, как дед Лука укрощает сенбернара. Рассвирепевший пес рычал, опустив голову и чуть присев на задних лапах, однако старик смело подошел вплотную, дал в пасть пустой рукав тулупа, неожиданно ловко схватил за шиворот, потащил чуть ли не волоком.
Как только Почтарь запер своих псов, Комендант снова перескочил забор и оказался перед ним. Оператор все снимал, и чтобы не попадать в объектив, пришлось оттащить деда за угол.
— Ты зачем чужих в хату пустил? — спросил тихо. — Выставляй немедленно, я ими займусь.
— Я ж тебе казав, не ходи до мене! — У старика от негодования аж вислые усы поднялись. — Геть с моего двора!
К нему на выручку с крыльца сбежали сразу четверо, в том числе охранник без шляпы и даже какая-то девица на тоненьких, обтянутых ножках, которая и запела сладенько:
— Лука Михайлович, мы вас потеряли! Пожалуйста, продолжим!.. А кто этот гражданин?
— Ну смотри, хохол, — в ухо ему сказал Комендант. — В сорок седьмом тебя наши не дожарили — я дожарю, если что.
И демонстративно прошел через спешащую шеренгу телевизионщиков, растолкав плечами.
В тот же день ему стало ясно, что вся эта компания к НТВ никакого отношения не имеет, поскольку снимает кино специфическое, на оперативном языке называемое видеоинформацией разведочного характера. Два оператора с камерами предусмотрительно переобулись в сапоги и три дня подряд лазали по всей деревне, снимая все подряд, от пожарища и сорванных замков до подходов к Холомницам и таких деталей, как бани и сараи. Больше всего их интересовала хата Почтарей, где каждый вечер долго горел свет и, похоже, было застолье. Однако ночами вели себя тихо, даже из дома никто не выходил, может, потому что собаки до утра находились во дворе.
На четвертый день они обследовали окрестности, прошли вдоль реки и к обеду подвалили к дому Космача. Комендант запретил съемку, отказался давать интервью, и оператор настаивать не стал, отошел, снял усадьбу издалека, и то вроде для порядка. Вечером они шумно погрузились в автобус, и едва он тронулся, как Почтарь опять выпустил своих псов.
С сумерками Кондрат Иванович оставил свет в доме и залез на чердак. Часов в десять дед Лука вышел на улицу в просторном дождевике, постоял возле столба и направился в сторону тракта. Темнело быстро, поэтому его фигура пропала сразу же за пепелищем. Это насторожило: Почтарь никуда ночью не ходил, запирался еще засветло, и к нему потом хоть застучись.
Прошел час, второй, Комендант начал подмерзать на сквозняке, но дед не возвращался. Если поехал куда на вечернем автобусе или попутках, то почему в дождевике? Обычно на выезд он наряжался…
Кондрат Иванович спустился в избу, переоделся в полушубок и снова залез на чердак. Отсутствовал пять минут, не больше, но обстановка уже поменялась. Теперь даже оптики уже не требовалось: один человек болтался на реке у старой мельницы, второй пришел от леса и устроился на взломанной даче напротив усадьбы Почтарей. Они почти не прятались, иногда выходили на открытое место и прогуливались, должно быть, согреваясь, чем будоражили собак и жеребца в стойле.
Ближе к утру появился третий, то ли проверяющий, то ли пришел на усиление, болтался по всей деревне, побывал у пепелища и даже сделал попытку зайти от реки во двор Космача, однако несколько минут простоял за баней и удалился огородами, выбирая путь по проталинам.
На рассвете все они затаились на своих постах и в седьмом часу, по команде, разошлись разом, всяк в свою сторону. Комендант спустился в избу, затопил печь, прилег на диван и, помня, что надо напоить и накормить коня, несколько минут поборолся со сном и все-таки уснул.
А проснулся от торопливых, гулких шагов и хлопка двери.
— Кондрат! — с порога заголосила старуха. — Лука як с вичора ушов, тай не вернулся. Ой, лыхо! Та шо же ж спишь, Кондрат! Луки нема! Ой-ой-ой!
— Куда он пошел на ночь глядя? — Комендант сел и стал натягивать кирзачи.
