Франц Фюман - Избранное
Гея все еще не могла взять в толк, что произошло.
— Внучек мой разлюбезный, ты спас нас всех — и Зевса, и Рею, и меня, — прошептала она на ухо внуку, который крепко ее обнял. — Никогда я тебе этого не забуду. Но как ты сумел это сделать? Откуда ты узнал, что мне грозит опасность?
— Но, бабуся, я же предвидел, что ты спрячешь Реиного младенца здесь, в Критском лесу, предвидел, что потом сюда спустится Кронос и будет с тобою ссориться, а Зевс начнет хныкать. Только после этого картина почему-то остановилась, и, как обычно, на самом интересном месте, тогда я подполз поближе. Я вовсе не думал помогать Рее, меня просто разбирало любопытство, действительно ли все произойдет так, как мне привиделось на Млечном Пути. Однако, когда ребеночек заплакал, я испугался, что повелитель все раскроет, и мне вдруг стало ужасно жаль малыша. Он так резво сосал вымя Амалфеи! Я не хотел, чтобы и он был проглочен, как пятеро остальных, и вечно обретался в холодном сердце властелина, вместо того чтобы жить в теплом лесу. Тогда я быстро утихомирил несмышленыша и стал подражать его плачу. Это было против порядка, я знаю, поэтому я ужасно боялся. Но теперь все позади.
Гея молча прижала молодого титана к своей груди. С минуту она не могла говорить, только плакала. Наконец она задала вопрос:
— Одного я никак не пойму, сердечко ты мое, как удалось тебе безнаказанно дать эту клятву? Ведь ты видел в лесу маленького Зевса. Как же мог ты поклясться, что в лесу нет ребенка из рода титанов? Поистине, этого я не могу постичь.
Прометей рассмеялся.
— Пойдем, и ты увидишь! — сказал он.
Он взял бабушку за руку и повел в глубь леса. Ребенок лежал там в висячей плетеной колыбели, которую тихонько раскачивал ветер. Под нею, у подножия раскидистого ясеня, паслась коза с козлятами.
— Ты подложила его Амалфее, бабуся, — пояснил Прометей, — она приняла его и дала ему сосать свое вымя, но потом один козленок отпихнул его в сторону, и он заплакал. Тогда я положил парнишку в эту воздушную кроватку, чтобы ветер его укачивал, и он заснул. Итак: ни на земле, ни под землей, ни в воде, ни в облаках — словом, в точности так, как говорил я в своей клятве.
— Ты умен и отважен, любимый мой Прометей! — рыдая, сказала Гея и еще раз прижала спасителя к своей груди. — А теперь ступай, — продолжала она с тревогой, — не то вернется Кронос. Он уже наверняка посматривает, где ты, ибо его недоверие упорно, а подозрительность — неусыпна. Прощай, сынок, прощай навек!
— Об одном еще хотел я спросить тебя, бабушка Земля, — сказал Прометей. — Я могу теперь видеть будущее, но только до определенной границы, иногда она ближе, иногда дальше, но все непременно останавливается в самую волнующую минуту… — Он хотел продолжать, однако вдруг меж ветвями сверкнул свет, и Гея воскликнула:
— Он остановил солнечную колесницу! Беги скорей, дорогой мой, иначе все пропало!
Тогда Прометей взмыл в воздух. Как все титаны, он мог летать и всегда с охотой испытывал эту свою способность. Однако на сей раз он чувствовал себя как никогда легко и свободно. Грудь его расширилась, и он, торжествуя, запел.
«Что со мной случилось? — думал он. — Я испытываю радость еще большую, нежели когда обгоняю ветер или созерцаю золото Небесного чертога».
Птицы вокруг него оглашали воздух ликующим пеньем, и Прометею вдруг показалось, что они радуются спасению ребенка и одушевлены тем же невыразимым чувством, что и он сам.
— Что хотите вы мне сказать, милые, пестрые вы мои? — обратился он к ним. — Что вы разделяете мою радость? Счастлив, счастлив — вот что вы щебечете, и это как нельзя лучше выражает мое настроение. Новое чувство, наполняющее мою грудь, я назову по-вашему — счастьем!
Зевс у Амалфеи
Мальчуган Зевс рос в зеленом Критском лесу, а добрая коза Амалфея его кормила. День-деньской малыш играл с ягнятами, козлятами, а также с полосатыми детенышами диких свиней, разговаривал с ними на их языке, а ночью, укачиваемый ветром, спал в своей висячей кроватке на ясеневом суку. Так прошло много лет. Однако Кронос был по-прежнему полон подозрений.
«Тут что-то не так, что-то не так, — напряженно размышлял он во время своих полетов. — Правда, по видимости все свершилось, как должно: Рея отдала мне новорожденного, и я отправил его к остальным, я даже слышу, как они к нему обращаются. В том, что Зевс заключен во мне, сомнений нет, но что, если Рея родила близнецов и одного из них от меня скрыла? Тогда он должен где-то находиться, а ни в Небесном чертоге, ни в пещерах Млечного Пути, ни где-либо на звездах никаких новорожденных нет, это мне подтвердили мои братья и сестры, а уж они основательно все обыскали! Атлант и Феба осветили каждый уголок лунным фонарем, да и Гиперион глядел во все глаза. На земле же, в море или в облаках мальчика не было тоже, в этом мне поклялся Прометей, и, наверное, сказал правду, иначе он провалился бы к Сторуким. Так что беспокоиться как будто бы нечего. Но что-то все-таки неладно! Что-то переменилось! Но что же переменилось?» — размышлял он.
Вдруг лицо его просияло.
«Я понял теперь, что переменилось, — сказал он про себя, — теперь я понял. Я перестал просыпаться по ночам. А почему? Потому что Рея перестала плакать. Со дня последних родов она больше не плачет. Ее перестали мучить страшные сны, или она больше не беспокоится обо мне? Это весьма странно. Я должен в этом разобраться!»
— Ты больше не плачешь по ночам, Рея? — спросил он на другой день, когда они сидели за столом в Небесном чертоге и пили нектар из золотых кубков.
— Я выплакалась у матери Геи, супруг мой, — отвечала Рея, — и слез у меня не осталось.
— И ты больше не тревожишься за меня в своих снах? — продолжал допытываться Кронос.
— Чего же мне тревожиться, повелитель? Ведь я знаю, что могущественнее тебя никого нет.
Подобный ответ должен был бы понравиться властелину, однако его подозрений отнюдь не усыпил. «Я хочу окончательно удостовериться, — думал он. — Чтобы меня не узнали, я превращусь в одно из созданий Геи. Хотя эти волосатые мясистые существа внушают мне отвращение и такая штука противоречит порядку, все же ее проделаю. Какой же я властелин, если не могу, когда мне вздумается, отменить порядок?»
Сказано — сделано. В ближайшую же ночь он спустился на Землю и обернулся медведем.
Урча, ломился он сквозь чащу Критского леса. Атланта и Фебу он попросил пониже опустить над островом диск луны, чтобы ему было лучше видно. Непривычное обличье стесняло его, но он терпел. «Ну, скоро я смогу удостовериться, — думал он, — ведь ребенок титанов не жук или червяк, его должно быть видно!» Он взбирался на каждое дерево, поднимал мох над каждым корнем. Так он приблизился к ясеню с подвешенной на нем колыбелью. А надо сказать, что, когда Кронос принял обличье медведя, дети, заключенные в камере его сердца, почувствовали себя ужасно стесненно. Они сразу догадались, что их отец и тюремщик, должно быть, изменил свой облик, а из разговора властелина с носителями луны Атлантом и Фебой узнали, что это превращение совершено с целью разыскать их брата. Но с того дня, как Рее удалась ее хитрость, Зевс стал их единственной надеждой. Правда, заточенные не знали, как ему живется, но они были уверены, что матерь Гея будет прятать его до тех пор, пока он не наберется сил, чтобы освободить своих братьев и сестер. И вот теперь властелин пробирался по спящему лесу, чтобы разыскать и проглотить их будущего спасителя! Отчаянно ломали они головы в поисках выхода. Боясь себя выдать, они были вынуждены хранить молчание, и все-таки каждый знал, что думает и о чем беспокоится другой.
Вдруг у Геры явилась мысль.
— Аид! — закричала она во весь голос. — Чего ты так расселся — чуть не задавил нашего братца Зевса! — Имя «Зевс» она выкрикнула особенно громко, подмигнув при этом Аиду. Тот сразу понял, что Гера хочет предупредить брата, находящегося на воле.
— Здесь стало так тесно, — воскликнул он, — остерегайся, Зевс, не то тебе придется плохо!
В тот же миг Посейдон принялся хныкать детским голоском, и тогда в игру включились еще Деметра и Гестия. «Осторожно, Зевс!» — крикнула Деметра, а Гестия: «Прочь с дороги, Зевс!» «Берегись, Зевс!» — проворчал Аид, Посейдон же непрерывно хныкал. Шум был ужасный, но Зевс крепко спал в своей колыбели. А вот матерь Гея насторожилась.
— Что это за медведь, чье сердце разговаривает пятиголосным хором, — бормотала она, — такого существа среди моих созданий нет.
Месяц низко нависал над лесом, и тени Атланта и Фебы блекло обрисовывались на небе. Матерь Гея поняла, что замышляет Кронос. Она прокралась к своему приемышу, дохнула на него и прошептала:
— Стань змеей!
Зевс тотчас же превратился в змею. Тело его стало узким и длинным и высунулось наружу из плетеной зыбки. От ночной прохлады он проснулся. Тут он услыхал, как кричат его братья и сестры. «Кто это зовет меня по имени? — подумал он. — Так не говорят ни козлята, ни ягнята. Почему эти голоса меня предостерегают? Надо мне быть начеку!» Он скользнул вниз по стволу и свернулся позади него кольцом.
