Назим Ракха - Плакучее дерево
— Прости меня, что ты долго был здесь один. Но теперь все будет по-другому, Шэп. Тебе никогда не будет одиноко, никогда, обещаю тебе.
Она посидела рядом с могилой еще какое-то время, в тени других надгробий, чьи тени указывали на восток, к горам. Затем взяла шляпу, которую ей подарила Дорис, сделала из нее подушку, прислонила ее к надгробию Шэпа, прильнула к ней щекой и закрыла глаза.
Они ехали дальше. Вскоре скалы сменились невысокими деревьями и кустарниками. Мейсон указал на кряж, на котором тут и там виднелись бревенчатые домики.
— Летние домики, — пояснил он. — Много людей из долины покупают их тут. Я и сам думал приобрести такой же. Не здесь, правда, а где-нибудь возле реки Метолиус.
Блисс нахмурилась. Жизнь начальника тюрьмы была распланированной и размеренной. Работа, дом, мечты. Она попыталась извиниться за то, что они с матерью внесли во все это беспорядок, но он и слышать ничего не хотел. Поэтому она решила компенсировать это помощью. У нее есть пара знакомых в Техасе, которые могли бы найти ему работу. Но и от этого он отказался, заверив ее, что рад возможности самому двигаться дальше.
Ландшафт сменился заборами из колючей проволоки, за которыми паслись тощие черно-белые коровы. В этот момент он поведал ей о Роббине и птице, которую тот увидел, в тот день, когда Мейсон вручил ему смертный приговор.
— Я повернулся, чтобы тоже ее увидеть. До сих пор не могу поверить, что сделал это. Мне еще тогда стоило догадаться, что пришло время оставить эту работу.
— Не понимаю.
— Это было глупо. Не стоило поворачиваться. По крайней мере, в моем деле этого делать не стоит. В вашем, думаю, тоже.
Блисс пожала плечами:
— Вы доверяли ему, и что с того? В этом нет ничего странного.
— Для меня странно.
Мейсон ступил на траву и прошел мимо трейлера с флоридским номерным знаком. Он обернулся и посмотрел на Блисс:
— Помните, что сказали в первый день, придя в мой офис?
— Ну, я точно была не слишком учтива.
Он посмотрел на нее, и этот взгляд, казалось, поглотил ее, хотя их разделяло несколько метров. С того момента, когда, исполненная праведного гнева и уверенности в себе, она вошла в его офис, прошла всего лишь неделя. Сейчас она уже не была уверена ни в чем, кроме усиливающегося чувства защищенности, охватывающего ее рядом с этим человеком. Ее губы расплылись в улыбке, и он кивнул.
— Ты была как пистолет, который целится предельно точно. — Он положил руку на рычаг коробки передач и крепко сжал пальцы, словно в его ладони лежал мяч. — Ты сказала, что у нас всех есть причины поступить именно так, а не иначе. У нас у каждого своя история.
Блисс кивнула и посмотрела в окно. Он же тем временем рассказал ей свою историю. Где-то в середине рассказа, когда стало ясно, что Мейсону никогда не победить брата, она положила на его руку свою. Он рассказал ей, как брат его избивал, как столкнул в озеро, как полоснул по шее самодельным ножом.
— Я бы убил собственного брата. Честное слово, я бы прикончил его и был бы там, где он сейчас. Он просто оказался проворней.
Мейсон рассказал Блисс, как Тьюлейн отнял у него нож, что он сделал с родным братом в темноте классной комнаты, а потом поведал ей о матери.
— Я винил ее. Винил ее, говорил, что никогда не прощу… кстати, это были мои последние слова, какие я ей сказал.
Блисс попросила его остановиться.
«У нас всех есть причины поступить именно так, а не иначе», — сказала она тогда у него в офисе. Тогда ей показалось, что она может легко представить себе историю Тэба Мейсона. Наверное, так оно и было бы. Потому что она слышала истории и пострашнее. Всегда найдется история пострашнее.
Однако редко кто-то имел в себе мужество вернуться и посмотреть собственной истории в лицо, во всей ее неприглядной правде. Неожиданно она представила себе Дэниэла, свою мать, Шэпа, Тэба Мейсона и даже собственного отца как побеги плюща, которые тянутся вверх, рано или поздно обреченные переплестись между собой. Она увидела вещи, которые Тэб Мейсон совершил по отношению к своей матери и Роббину, не как дар, а как удивительные эволюционные шаги, предначертанные всем ходом жизни и которые невозможно отрицать.
Нэт привалился к окну междугородного автобуса, который катил на юг по 96-й автостраде мимо желтоватых гор, мимо пастбищ, вдоль которых протянулись ирригационные трубы. В этот район страны пришли деньги, подумал он, когда они проскочили щит с рекламой какого-то бара в Блейне, а потом другой, рекламирующий казино на территории индейской резервации.
— Терпеть не могу эти заведения, — произнес мужчина впереди него своей соседке.
— Я знаю.
— Всякие там казино…
— Угу…
Мужчина громко фыркнул.
— Знаешь, — сказала женщина, — почитай лучше книжку или газету, если ты захватил их с собой, так время пройдет незаметнее.
— Незаметнее оно пройдет тогда, если мы не будем через день шастать по этим заведениям, — фыркнул мужчина.
Женщина вздохнула, а вслед за ней и Нэт. Он без особого труда представил себя стариком, одиноким и усталым от жизни. Он рукавом вытер нос и посмотрел себе на колени. Там, сложенная пополам и весившая, как ему казалось, минимум тысячу фунтов, лежала утренняя газета. Он купил ее в аэропорту, развернул и начал читать, пока сидел в ожидании автобуса. Впрочем, долго читать не смог. Он поднялся, вышел на холод и сырость промозглого дня и прислонился к стене аэровокзала, чувствуя, как все его тело сотрясает дрожь.
Сейчас, уже в автобусе, он попытался унять дрожь, развернул газету, пробежал глазами заготовки — «Роббин скончался от летальной инъекции», затем откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
Тогда в сарае он лишь в самый последний момент удержался от того, чтобы не свести счеты с жизнью. Вернее, помешали обстоятельства. В сарай вошел Джефф и велел ему опустить пистолет.
Нэт поднял взгляд и вновь посмотрел в окно. До Блейна еще восемьдесят миль. К тому времени, когда он туда приедет, будет совсем темно. Впрочем, это не важно. Он может пройти и по темной дороге. Собственно, он только тем и занимался, что ходил по темным дорогам уже долгие годы. Главное — дойти до того хребта, а там он решит, что ему делать дальше.
Мейсон насчитал пять вершин — они, подобно морской пене, парили над сочной зеленью поросших лесом гор. Он подъехал к обочине и остановился рядом с грузовичком миссис Стенли, мысленно терзаясь сомнениями, идти ему на кладбище или нет. В конце концов, это такая мелочь, но, с другой стороны, сколь многое значат мелочи в нашей жизни. Протянутая рука. Письмо. Птица, выпорхнувшая там, где по идее не должно быть никаких птиц.
Они с Блисс вышли из джипа и двинулись по тропе вверх, аккуратно направляя друг друга мимо коровьих лепешек и каменистых выступов. У ворот они увидели Ирен. Она лежала рядом с деревом, и ее пальто в лучах заходящего солнца отливало рыжеватым оттенком. Блисс оставила Мейсона и бросилась туда, где лежала ее мать.
Когда Мейсон сказал Дэниэлу, как они решили поступить после его смерти, тот посмотрел на него отсутствующим взглядом.
— С тобой все в порядке? — спросил Мейсон, когда Роббин опустился на койку в новой, сверкающей чистотой камере смертника.
Это было утром накануне казни, и все до мельчайших подробностей было улажено и с миссис Стенли, и с похоронным бюро, и даже с соседом Мейсона, который был страшно доволен, что его дочь получит такого чудного кота, как Гораций.
— Я спросил, как ты к этому отнесешься?
Дэниэл Роббин вытер лицо и покачал головой:
— Вы уже все свершили, Генерал. Вы уже все свершили.
— Не понял? Что я свершил?
— Боль и благодать, сэр. Боль и благодать.
Ирен вытащила из волос кусочек мха, поднялась, отряхнула одежду и обняла дочь. Солнце быстро клонилось за горизонт. Сначала шар, затем полумесяц, затем тонкая полоска света.
Она поговорили о том, как добрались сюда, упомянули горы, деревья, холмы.
— Здесь гораздо красивее, чем я помнила, — сказала Ирен. — Даже Блейн и тот мне показался куда симпатичнее. Ты заметила, что мельница еще работает?
— Заметила, — отозвалась Блисс.
— Я проехала мимо нашего дома. Теперь он выкрашен голубой краской, а во дворе стоит батут. И знаешь, ты не поверишь…
— Что такое?
— Там по-прежнему растут наши розы.
— Те, которые мы посадили? Быть того не может!
Ирен пожала плечами:
— Они оказались куда сильнее, чем мы о них думали.
— Наверно, да. — Блисс опустилась на колени рядом с надгробием брата и провела пальцами по буквам его имени. — Это ты положила здесь эти камни?
— Только один.
— Кто же тогда?
— Не знаю. Наверно, тот самый юноша, который играл на похоронах на трубе Шэпа.