Время Волка - Волкодав Юлия

Наконец-то она выскажется. Предложение от известного журнала поступило неожиданно. Обычно журналисты звонили её знаменитому мужу, а Наталья Волк интересовала всё больше папарацци, охотников за редкими кадрами. Каждый считал своим долгом найти изъян в одежде, подкараулить с фотоаппаратом в самый неожиданный момент, а потом опубликовать в модном издании особенно неудачный снимок, где она застёгивает сапог или отправляет в рот какую-нибудь закуску на светском рауте. В последнее время таких ситуаций становилось всё больше, и Натали подозревала, что дело в её «вечной молодости», не дающей покоя труженикам пера. Журналисты словно задались целью продемонстрировать читателям, что она не так уж молода и красива, как пытается показать.

И вот про неё вдруг вспомнили совсем в ином контексте. Популярный журнал, из которого ей позвонили, специализировался на историях несчастных женщин с громкими фамилиями, написанных от первого лица. Как Натали поняла сегодня из разговора с редактором, за многих барышень писали штатные журналисты издания, такой же вариант предложили и ей: она расскажет свою печальную историю любви девушке с диктофоном, а та изложит всё художественно. Но Натали такой вариант категорически отвергла. Ей было интересно написать самой. Не зря же она с детства проявляла литературные таланты и, может быть, даже стала бы писательницей, если бы не Волк.

Если бы не Волк… Сколько женщин могли бы начать роман с этой фразы? Но сие почётное право принадлежит его законной жене. Первой леди при звёздном муже.

Натали прекрасно пользовалась компьютером и в Петербург привезла миниатюрный ноутбук. Но почему-то ещё утром на Московском вокзале купила несколько тетрадей и красивую позолоченную ручку со скрипичным ключом. Китай, конечно, и позолота облезет через пару исписанных страниц. Но вдруг захотелось. Она любила красивые вещи.

Вид из окна её номера и впрямь открывался шикарный – Исаакиевская площадь, сейчас освещённая сотнями огней. Как она и хотела, письменный стол стоял возле окна. Натали прошлась по номеру: две комнаты, гостиная и спальня, огромная ванная. Она тщательно пересчитала полотенца, проверила чистоту постельного белья, заглянула во все шкафы, проверила, нет ли пыли, и осталась относительно довольна. Свои пять звёзд гостиница пока оправдывала. Ну а что? У неё была любимая поговорка: «Претендуешь – соответствуй». Наталья Сергеевна никогда не экономила на себе, но тщательно следила, чтобы каждый заплаченный ею рубль был обоснован. Хотя сама деньги никогда не зарабатывала. Нет, она могла бы, с её-то образованием. Если бы не Волк…

Ну что ж, пожалуй, пора приступать. Натали села за стол, открыла первую тетрадь. Идеально белая бумага, чуть видная сиреневатая разметка клеточек. Писательство – замечательный способ упорядочить мысли, разобраться в себе. Вот только как определить степень откровенности? Ей очень хотелось написать всю правду об их отношениях. Как тем журналистам, которые за ней охотились, хотелось развенчать образ вечно молодой светской леди, так и она испытывала непреодолимое желание ткнуть в лицо многочисленным поклонникам мужа горькую правду. Кто бы знал, как ей надоели дифирамбы в его адрес, полные патоки статьи об идеальной семье, идиотские вопросы из серии «Как вы сохранили счастливый брак?» и его такие же идиотские ответы! Ей надоело его враньё, надоело самой притворяться перед окружающими, что у них всё хорошо. И она не хотела обманывать снова.

Нет, она напишет всю правду, как есть. А потом подумает, что из написанного можно публиковать, а что останется только в её тетрадках.

* * *

Из воспоминаний Натали Волк:

Я росла типичной папиной дочкой. Папа занимал ответственный пост, был настоящим коммунистом, очень идейным и принципиальным человеком, которого боялись подчинённые. Но для меня он оставался просто любимым папкой, который набивал для меня конфетами карманы, с которым можно было ходить по воскресным дням на Чистые пруды или в Кремль. Я очень любила ходить в Кремль, а потом, после экскурсии, сидеть с отцом в кафе-мороженом, пить молочный коктейль и есть пломбир с орехами из металлической вазочки. Почему-то мороженое в вазочке казалось особенно вкусным.

Мама работала судьёй. И папа, и мама получили юридическое образование, так что, когда я заканчивала школу, ни у кого даже вопросов не возникло, куда мне идти учиться – только в юридический. Меня никто не спросил, да я и не задумывалась. Какая разница? С начальной школы я твёрдо знала, что нужно много учиться, чтобы чего-то в жизни достичь. Дома с меня требовали только пятёрок. Увидев четвёрку в моём дневнике, мама начинала кричать, что больше никогда не станет покупать мне ни игрушки, ни красивую одежду.

– Зачем? – восклицала она, заламывая руки. – Не нужно привыкать к хорошему! Ты ведь всё равно станешь дворником!

И я очень боялась стать дворником, и старалась исправить четвёрку на пятёрку, вызывая удивление даже у учителей.

Папа так вообще воспринимал мои четвёрки как личное оскорбление. Он делал трагическое лицо и поникшим голосом говорил:

– Вот, значит, как ты меня любишь. Вот цена твоей благодарности…

И, понурив голову, уходил в другую комнату. В такие моменты мне хотелось, чтобы он меня побил. Уж лучше ремень!

Так что, когда мне сказали, что я должна поступить на юридический, я просто кивнула и пошла подавать документы в МГУ на юрфак. Экзамены сдала на отлично, кто бы сомневался.

Учиться в университете оказалось куда интереснее, чем в школе. После занятий мы часто всей группой шли гулять на Воробьёвы горы или в Сокольники, по выходным у нас проводились танцы. Иногда к нам на танцы заглядывали ребята из Бауманки. Считалось большим шиком завести парня из Бауманского университета. Но у меня с парнями как-то не складывалось.

Наверное, дело в том, что в детстве и юности я не считала себя красивой. Дурочка, сейчас-то, глядя на свои фотографии тех лет, я понимаю, как заблуждалась. Огромные карие глаза, длинные каштановые волосы, такие густые, что коса получалась толщиной в две руки. Тоненькая талия, хотя я всегда обожала пирожные, а у нас в университетской столовой продавались такие чудесные эклеры с заварным кремом! Папа часто ездил в командировки за границу и привозил мне модные вещи: джинсы с вышивкой, белоснежные кроссовки с пальмами, куртки-косухи. Так что я выгодно отличалась от многих сверстниц. Но когда я спрашивала у мамы:

– Мама, а я красивая?

Она почему-то неизменно отвечала:

– Ты умная. Учись, доченька.

Я училась, но мне хотелось, как любой девочке, найти подтверждение своей привлекательности. Потом мама призналась, что просто боялась меня испортить. Боялась, что я решу, будто могу всего добиться красотой, а не интеллектом. Бедная моя мама даже не предполагала, какую ошибку совершает.

К пятому курсу почти все девчонки в нашей группе уже вышли замуж, а я училась. Меня приглашали остаться на кафедре после защиты диплома, дома уже прозвучало слово «аспирантура». И тут появился Волк.

Я проходила преддипломную практику в прокуратуре, в отделе экономических преступлений. Тогда это, кажется, как-то иначе называлось, но суть та же. Студентам, даже выпускникам, ничего важного не доверяли, поручали работу обыкновенных секретарей – я вела протоколы допросов подозреваемых и свидетелей. Скучно и однообразно, сидишь целый день в душном кабинете следователя, чаи с ним гоняешь, а когда кто-то из вызванных является, стенографируешь беседу. И вот однажды иду по коридору в туалет с чайником – воды набрать, а навстречу мне Машка, однокурсница, которая там же практику проходила. Вдруг она кинулась ко мне.

– Наташка, ты знаешь, кто к твоему Нестеренко сегодня на допрос придёт? Волк!

Машке поручили выписывать повестки, поэтому она была всегда в курсе, кто и когда должен появиться в прокуратуре.

– Какой ещё волк? – удивилась я.

– Леонид Волк! Наташ, ты чего? Ты Волка не знаешь?

А я правда не знала. Вот совершенно меня советская эстрада не интересовала. Меломаном я не была, время от времени могла послушать «ABBA» или Джо Дассена, чьи пластинки привозил папа. Но в целом всё это было от меня очень далеко. Телевизор я не смотрела, в нашей семье ему всегда предпочитали книги, изредка папа включал хоккей, а мама фигурное катание.