Когда порвется нить - Эрлик Никки

— Кто-то звонил мне… ах, — слова Леа утонули в стонах.

— Вся твоя семья уже в пути, — ответила Мора, потирая руку Леа с побелевшими костяшками пальцев, которая, казалось, навсегда прикипела к ремню безопасности.

— Все это забудется, зато они появятся на свет, — стонала Леа, положив руки на живот. — И мы будем их очень любить.

Мору на удивление тронула уверенность девушки, любовь, которая уже струилась из нее. Ничто в нынешних страданиях Леа нельзя было назвать привлекательным, но странная мысль все же мелькнула в голове Моры. Что, если они с Ниной кое-что упустили?

В редкую минуту передышки от боли Леа прошептала:

— Я так счастлива, что могу сделать это для своего брата. Он всегда был так добр ко мне и… из него получится отличный отец. Они оба такие. И несмотря ни на что… — Леа наклонила голову к животу, — я навсегда останусь в их семье.

Но красоту момента разрушила новая схватка, во время которой Леа сжала руку Моры.

— Мы почти приехали, — сказала Мора. — Тебе скоро дадут обезболивающие.

Леа энергично покачала головой.

— Никаких обезболивающих.

— Ты с ума сошла?

— Я хочу почувствовать его, — задыхаясь, сказала Леа.

— Но ты собираешься вытолкнуть из своего тела двух младенцев!

— Я просто хочу знать, правда ли это.

— Правда ли, что это больно? — спросила Мора. — Думаю, ты уже получила ответ.

Леа наконец-то улыбнулась, ее губы потрескались.

— Правда, что я слышала, — сказала она, — что это чертовски больно, когда все происходит, но, когда все закончится, боль мгновенно забывается.

К тому времени, когда Леа и Мора приехали в больницу, родные Леа, к счастью, уже были там, освободив руку Моры от дальнейшего сдавливания. Пройдя в приемную, массируя ожившие пальцы, Мора в ошеломлении увидела всю группу поддержки в сборе. Челси сидела рядом с Шоном, ее тушь слегка размазалась. Терреллу каким-то образом удалось пронести бутылку шампанского, и теперь он хвастался перед Нихалом своими подвигами. Появился даже ворчливый Карл.

И Мора присоединилась к своей супруге, стоя теперь рядом с Беном и Эми, все трое все еще трепетали от восторга после утреннего события.

— День превращается в настоящий праздник, — сказала Нина.

— Как дела у Леа? — спросил Бен.

— Самое главное ей еще предстоит, — ответила Мора, — но она сильнее, чем ты думаешь.

В последующие часы они колебались между кофеиновым возбуждением и странной смесью тревоги и утомления.

Когда в приемной наконец раздались вопли, Мора возвращалась из кафе с двумя чашками кофе и остановилась, увидев происходящее: Террелл наливал шампанское в бумажные стаканчики. Шон и Нихал поздравляли друг друга. Челси прыгала вверх-вниз, ее сапожки на каблуках громко цокали по полу.

Именно тогда Мора поняла, что группа незнакомцев удивительным образом превратилась в семью. Они вместе оплакивали смерть Хэнка и вместе радовались, когда Леа принесла в мир две жизни.

Мора поставила кофе на соседний столик и подкралась к Нине сзади, обняла ее и поцеловала в шею, радуясь родному теплу.

— Вот ты где! — Нина улыбнулась. — Ты чуть не пропустила самое главное.

Но Мора ничего не пропустила. То, чему она была свидетелем в такси, то, что Леа чувствовала к своим детям, было самой чистой и прекрасной любовью. И Мора не упустила этого. Ее руки, все еще наполненные энергией, были далеко не пустыми, так как обвивали Нину.

Через несколько минут двери распахнулись, и вышел брат Леа.

— Мальчик и девочка! — объявил он, потрясенный этим фактом.

«Как удачно, — думала Мора, — родиться в этот день, когда весь мир собрался вместе на одно короткое светлое мгновение».

И группа людей в зале ожидания, захмелевшая от восторга и легкой выпивки, приветствовала новорожденных близнецов в своем кругу, радовалась появлению новых жителей Земли, новейших членов в мире невообразимой боли и непостижимой радости, два полюса которого никогда не были так далеки друг от друга.

Когда Мора смогла зайти в палату Леа, та подняла на нее глаза, в которых светилась радость.

— Спасибо, что была рядом, — сказала она.

— Рада помочь, — ответила Мора, наблюдая за тем, как один из близнецов отдыхает на руке Леа; оба они были одинаково измучены и одинаково спокойны. Мора могла бы прочитать ответ в изгибах тела Леа, склонившейся к ребенку, но все же ей было любопытно.

— Это правда? — спросила Мора.

А Леа только хитро улыбнулась, как будто была посвящена в величайшую тайну.

Весна

ЭМИ

Эми всю жизнь читала романтические романы, фантазируя о любви. Но встреча с Беном на свадебном торжестве Нины и Моры напомнила ей, что жизнь никогда не бывает такой простой, как в книгах или в мечтах. И она просто не могла отвернуться от Бена, не задаваясь вопросом, что могло бы произойти.

Даже сейчас, спустя несколько месяцев, она помнила их встречу до мелочей. Бен снова пригласил ее на свидание всего через несколько дней после свадьбы, и Эми согласилась. Они встретились на юго-восточном углу Центрального парка, где еще не выпал первый снег, и пошли на север мимо пруда и зоопарка, постепенно поворачивая на запад к озеру. Это был один из тех редких дней в начале зимы, солнечных и безветренных, и Эми с Беном почти не чувствовали холода, сидя на скамейке у воды и глядя на возвышающиеся над голыми деревьями двойные башни Сан-Ремо, которые Эми назвала одним из самых красивых зданий в городе.

— Коринфские храмы на вершине башен на самом деле были вдохновлены памятником в Афинах, — объяснял Бен.

— У тебя на все случаи жизни есть интересный факт, — улыбнулась Эми.

— В основном из области архитектуры, — сказал Бен. Подавшись вперед, он по-профессорски поднял указательный палец и произнес с британским акцентом: — Знаете ли вы, что в Центральном парке около десяти тысяч скамеек? И примерно половина из них усыновлена.

— Я полагаю, что «усыновление» скамейки требует значительного пожертвования в пользу парка? — спросила Эми.

— Около десяти тысяч долларов. — Бен засмеялся. — Но за этот взнос ты сможешь повесить на скамейку табличку с любой надписью, что довольно круто.

Эми обернулась, чтобы посмотреть, украшена ли их скамейка мемориальной доской.

— О, эти скамейки у озера были одними из самых популярных, — заметил Бен. — Они были распроданы много лет назад.

И действительно, Эми нашла слова Э. Б. Уайта, выгравированные на тонком листе металла, прикрученного к деревянной панели позади нее: «Я встаю по утрам, разрываясь между желанием спасти мир и желанием наслаждаться миром. С таким настроением трудно строить планы на день».

В течение нескольких недель после свидания в парке Эми и Бен стали проводить много времени вместе. Бен водил ее на экскурсию по своим любимым зданиям и достопримечательностям, Эми приглашала его во все свои любимые книжные магазины. Она присоединилась к нему на мероприятии #СплетенныхВместе на Таймс-сквер, а он посетил ее класс в День карьеры, и Эми восхитилась его легкостью в общении с учениками.

Благодаря письмам они уже сблизились на расстоянии, поэтому, оказавшись рядом по-настоящему, почти сразу почувствовали себя удобно и спокойно, не испытывая типичной напряженности раннего ухаживания. Они оба знали, что ставки в их зарождающихся отношениях выше, чем у других, но Эми чувствовала, что ее переполняет то же острое желание, которое одолевало ее на свадьбе Нины. Ее будущее с Беном — будь то кратковременный роман или что-то более продолжительное — в то время было еще неясно. Она лишь знала, что хочет воспользоваться этим шансом и посмотреть, к чему это может привести.

Конечно, Эми не забыла ни своего первоначального малодушия, ни мучивших ее страхов. Она беспокоилась, что может оказаться недостаточно сильной для Бена, что она не всегда будет той женщиной из ее писем, порой погружаясь в тревоги, боясь будущего и сердечной боли, которую оно принесет.