Ирина Велембовская - Дела семейные (сборник)
Он не ответил. Она села, тяжело дыша, как загнанная.
– Восемнадцать лет я в Москве не была…
– Могла бы и еще восемнадцать не приезжать, – не поворачиваясь к ней, отозвался Орест Иванович.
– У нас там медицинская помощь очень плохая…
Орест Иванович упорно молчал. Через некоторое время Люся опять спросила:
– Игорь-то уж работает, наверное?
– Ты забудь, что есть Игорь! – резко сказал Орест Иванович.
Люся достала большой ситцевый, явно мужской платок и заплакала в него шумно, не стесняясь.
– Рада бы забыть!.. Если бы я его тебе не отдала, тот подлец его бы заколотил!..
Орест Иванович вздрогнул. Он вспомнил, что ведь у Люси была еще и девочка.
– Выросла, – пояснила Люся. – Эта сама кого хочешь заколотит.
Она снова заплакала и призналась:
– У меня их двое еще… Замучили они меня!
Оресту Ивановичу хотелось сказать: что посеешь, то и пожнешь. Но он удержался, думая лишь о том, как бы скорее избавиться от Люси, выпроводить ее. Решил, что если она попросится передневать или переночевать, то нужно будет найти любой предлог. Он заставил себя приглядеться к Люсе, и у него явилась мысль, что она пьет: отеки, какая-то желто-черная полнота, вода в глазах, дрожащие пальцы. Он вспомнил, какая она красивая и бойкая была перед самой войной. Что же так ошарашило, сломило эту красивую, бездумную, такую нахальную прежде бабу!..
– Сколько примерно у вас частные врачи за прием берут? – вытерев слезы большим нечистым платком, спросила Люся.
– Не знаю. Я вообще ни у каких врачей не лечусь.
– Счастье твое. А я от уколов вся синяя.
Оресту Ивановичу стало почти тошно. И он спросил глухо:
– Ты чего от меня хочешь?
– Ничего не хочу. Зайти-то надо было… узнать. Как Игорь-то? Наверное, уже институт закончил?
Орест Иванович ничего не ответил: не хватало, чтобы он еще и объяснил ей, что Игорь института не кончил. Интересно, что она-то сама из своих детей сделала? Постепенно гнев Ореста Ивановича стихал. Если бы еще не было так жарко. Непонятно, как это Люся не растает в своем шерстяном платье? Ему хотелось раздеться до пояса, но при ней он не мог себе этого позволить. Он пошел в кухню, открыл кран с холодной водой.
– Чаю бы попить, – попросила из комнаты Люся. – Два дня на вокзале живу.
Орест Иванович согрел для нее чайник. Люся, видимо, догадывалась, что он ничем потчевать ее не собирается, поэтому достала из своей сумки хлеб и сахар.
– Недавно мебель купил?
– Недавно.
– Хорошая… Помоги мне, пожалуйста, в гостиницу устроиться. У меня справка есть, что я на лечение.
Он хотел отказать, но достал записную книжку и вышел в коридор к телефону. Дверь он за собой прикрыл, чтобы Люсе не все было слышно. Связался с бывшим сослуживцем, человеком мощных возможностей, и тот дал ему телефон директора ресторана при одной из гостиниц комплекса ВДНХ.
– Вот поезжай, – вернувшись в комнату, сказал Орест Иванович и подал Люсе адрес.
Она поспешно допила чай и стала собираться.
– Мне бы еще только на лечение устроиться…
Он сурово промолчал: она, видно, думает, что устроиться на лечение – это такое легкое дело. Орест Иванович уверен был, что сейчас Люся попросит еще и денег. По всему было видно, что они ей очень нужны. У него тут же родилось опасение, что если он откажет ей и в деньгах, то она тогда может попытаться разыскать Игоря.
– Я ведь не работаю, – как бы в подтверждение его мыслей сказала Люся. – Полностью от детей завишу.
О муже она не помянула ни слова: наверное, уже давно сидела без всякого мужа.
Орест Иванович достал двадцать рублей. Люся взяла и спрятала их в кошелек, очень истертый и грязный.
– Спасибо тебе большое!
Она опять долго ворочалась в передней. Дыхание ее было тяжелым, оно как будто не вмещалось в большую пустую переднюю.
– Высоко у вас спускаться…
– Можно вызвать лифт.
– Нет, я вниз ехать боюсь, мне плохо делается.
Орест Иванович уже растерянно посмотрел на бывшую свою жену и вдруг сказал тихо:
– До чего ты себя довела, Люся!..
У нее покривились губы, тяжко задышал живот. Она взялась за ручку английского замка, но не смогла с ним управиться, пока Орест Иванович ей не помог. Уже не прощаясь, Люся тяжело пошла вниз по лестнице. И пока она не миновала седьмой и шестой этажи, он слышал, как она дышит.
С минуту Орест Иванович постоял на лестничной клетке. Он подумал о том, что вот сейчас Люся дойдет до первого этажа и там, под лестницей, чего доброго, начнет объяснять лифтерше… Фактически он ее выгнал. Выгнал явно больного человека. Черт с ней, что она когда-то изменила ему, подбросила ему сына. Слава богу, что подбросила: чем бы он теперь жил?
Орест Иванович резко нажал кнопку лифта. Люсю он опередил.
Когда она, держась одной рукой за перила, а другой волоча сумку, одолевала последний лестничный марш, он уже ждал ее внизу.
– Подожди, – сказал он, – вернемся…
На другой день ему удалось положить ее в ведомственную клинику. Он вызвал такси и помог Люсе собраться. Ехать пришлось через Красную Пресню. Люся посмотрела в окно и заплакала. Орест Иванович сидел рядом с водителем и видел в зеркале плачущую Люсю. Он думал о том, сколько раз он за эти двадцать лет проходил и проезжал Пресней, но почти всегда оставался совершенно спокоен, а вот сейчас ему стало тяжело.
Вечером он позвонил в клинику, чтобы узнать, как Люсины дела. Дела были неважные…
Через пять дней Оресту Ивановичу пришлось телеграммой вызывать двух Люсиных дочерей, потому что мать их скончалась от инфаркта. Он рассчитывал, что они увезут тело матери и похоронят там у себя, в Любиме. Но те, как говорится, не мычали не телились. Младшая, по крайней мере, хоть очень горько плакала, а старшая, та, которую Орест Иванович видел трехлетней девочкой, стала крупной и развязной бабой, как в былые годы Люся, и теперь как будто имела какие-то претензии к Оресту Ивановичу, словно он был в чем-то виноват и не оказал их матери достаточно помощи и содействия.
Таким образом, Оресту Ивановичу пришлось взять похороны на себя. Да еще и дать приют двум осиротевшим девицам, которые не упустили случая и сбегали в ГУМ.
Не сразу решился Орест Иванович сообщить о случившемся своему сыну. Он не знал даже, посвящена ли Лена в их семейную историю. У него был ее служебный телефон, и он после некоторых колебаний набрал номер.
Стараясь не уронить себя в глазах невестки, он стал объяснять Лене, кем была в его жизни Люся. Но Лена тактично перебила его:
– Орест Иванович, Игорь мне обо всем рассказывал. Когда похороны? Мы придем.
Вот как!.. Оказывается, Игорь, ни одним словом не обмолвившийся при нем о матери, «все» рассказал Лене. Но Орест Иванович не хотел сердиться. Была у него мысль попросить, чтобы невестка и сын оделись на похороны как-нибудь посолиднее, чтобы не ударить лицом в грязь перед любимскими сестрами. Но что-то удержало его. Пусть приходят в чем хотят. Он уже благодарил судьбу за то, что у него хватило мужества известить сына и невестку о смерти Люси. Могло быть так, что они никогда бы не простили ему. Лена, во всяком случае.
Это был тяжелый день… В первый раз Орест Иванович сам побывал на Востряковском кладбище. Гроб пришлось нести ему с Игорем, да еще наняли двух кладбищенских рабочих. Сзади, ступая уже без прежней легкости, осторожно шла Лена с букетиком белых нарциссов, и две дочки покойной Люси несли купленный тут же у кладбища венок. Одна из них совершенно некстати нацепила на себя какой-то яркий полосатый жакет, добытый накануне в ГУМе.
Но больше всего удивлен был Орест Иванович, увидев на кладбище Зою Васильевну: ведь ей пришлось ехать через всю Москву, и ради чего?.. Или она за Лену тревожилась, а может быть, думала, что этим она окажет моральную поддержку ему самому?
– С кем же осталась Аллочка? – благодарно спросил он.
– Одна. Она у нас уже большая.
Потом Орест Иванович увидел, что явно уставшая Лена о чем-то тихо разговаривает с осиротевшими «родственницами». Те вытирают слезы и с доверием слушают ее, даже старшая, в полосатом жакете, не внушающая самому Оресту Ивановичу никаких симпатий.
На сына он в этот день избегал смотреть: Игорь был растерян и мрачен. Когда сестры в последний раз прикладывались к покойнице и попробовали заголосить, он сделал знак Лене, чтобы она как-нибудь успокоила их, а сам отвернулся. Когда все закончилось, он посадил отца, тещу и жену в такси, а сам повез сестер на вокзал. Самое тяжелое было, пожалуй, в том, что старшая, в полосатом жакете, была очень похожа на Игоря. Конечно, он не мог не вспомнить ту девочку, с которой вместе мерз в нетопленой комнате, спал на одной кровати, которую потом, наверное, во сне видел. Орест Иванович уже корил себя, что возложил на сына такую миссию, лучше бы уж он сам посадил этих девиц в поезд.
На следующее утро после похорон Орест Иванович позвонил по месту своей прежней работы и сказал, что от поездки на прибалтийский курорт он вынужден отказаться по семейным причинам. Пусть путевки передадут кому-нибудь другому.
