Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Кармелине было девятнадцать лет, столько же, сколько Маргарите, но они были очень разные. Маргарита была застенчивой и худенькой, с белой и тонкой кожей. Кармелина – хохотушка весьма плотного сложения; её бедра были похожи на «ведра, танцующие на плите», как однажды пошутил Кинтин. Маргарита заплетала волосы в толстую косу и перекидывала ее на спину. У Кармелины была короткая стрижка, и ее вьющиеся волосы весело закручивались в спиральки, обрамлявшие лицо. Маргарита каждое утро умывалась водой с мылом; Кармелине очень нравились кремы, духи, пудра, и она таскала их с моего туалетного столика. Маргарита носила костюмы из набивного хлопка в цветочек, а Кармелине нравились яркие майки и джинсы, которые туго обтягивали ее ноги.

– Ты – нежная голубка, а я – черный лебедь, – как-то сказала Кармелина Маргарите. – Нас обеих случайно занесло в это утиное болото, и однажды мы вместе улетим отсюда.

Кармелина была плохо воспитана и дерзка, она частенько была непочтительна и к Кинтину, и ко мне. Петра умоляла нас не обращать на это внимания: ее плохой характер – следствие того, что много лет назад рядом с колыбелью ее бабушки ударила молния. Петра боготворила свою правнучку; она восхищалась ее независимым характером, гордостью, с которой та вела себя «как настоящая негритянка», а не «как настоящая белая». Когда я слышала подобные речи, то спрашивала себя: разве Кармелина не позволила когда-то, в угоду шалостям Родины и Свободы, выкрасить себя в белый цвет, отчего едва не умерла, отравившись свинцом?

Кармелина терпеть не могла все то, что она называла «переработанной едой»: котлеты, жареного цыпленка, спагетти. Ей нравились вареные овощи, сычуг, требуха – все то, что происходило, разумеется, из Африки. Она обожала крабов, ловить которых было одним из ее излюбленных занятий. Она сама мастерила ловушки: маленький деревянный ящичек с подвижной дверцей, которая держалась открытой с помощью проволоки. Проволока просовывалась внутрь ящика через заднюю стенку, и на нее насаживался маленький кусочек ветчины, обмазанной медом. Кармелина знала, что крабы обожают мед и что они необычайно плотоядны, впрочем, как все ракообразные. Она следила, как краб медленно приближался к ловушке, хватал кусочек ветчины клешней, и тут дверца захлопывалась – краб оказывался в плену.

Кармелина и Маргарита очень подружились, несмотря на то, что были такие разные. Кармелине были не в диковинку люди с физическими недостатками. Она часто наведывалась со своими дедушками и бабушками в пригород Лас-Минаса, где жили ветераны Вьетнамской войны – кто без руки, кто без ноги. И потому волосатая родинка Маргариты не казалась ей чем-то особенным. По воскресеньям девушки вместе ходили в парк аттракционов или катались на катере «Катаньо», который ходил по лагуне Сан-Хуан каждые полчаса. За десять сентаво они весело качались на волнах, глядя с палубы на город в пятнах огней, и мечтали о том, как однажды обязательно покинут Остров. Маргарита рассказывала Кармелине о кофейной плантации, где она родилась, а Кармелина рассказала, как однажды черный моряк изнасиловал ее мать и как Альвильда выудила ее из болота, в котором она чуть не утонула. С ней, однако, никогда не произойдет того, что с Альвильдой. Она не собирается ни выходить замуж, ни иметь детей. Как закончит школу, сразу уедет в Нью-Йорк – будет работать моделью в одном из престижных журналов для черных, например в «Эбони» или в «Джет», которые ей так нравится листать в магазине Вулвортса.

Маргарита слушала с восторгом и во всем с ней соглашалась. Она тоже не собиралась выходить замуж. Кто захочет назвать невестой девушку с волосатой бородавкой на лбу? Еще когда она и не собиралась жить в доме на берегу лагуны, отец советовал ей привыкать к мысли, что она останется старой девой, потому что кому-то ведь надо и о нем позаботиться. Но Маргарита не была уверена, что ей этого хочется. Ей совсем не страшно было переезжать в Нью-Йорк, если вместе с ней поедет Кармелина. Они могут снять одно жилье на двоих и жить каждая своей жизнью.

Однажды вечером, когда мы лежали в кровати и уже хотели было погасить свет, Кинтин повернулся ко мне и сказал:

– Маргарита прекрасно ухаживает за Мануэлем, но хорошее всегда должно выглядеть красиво. Не уверен, что это полезно для ребенка – все время видеть перед глазами ужасное пятно на лбу Маргариты. Тебе не кажется, что ей надо сделать операцию? Конечно, она твоя родственница. И тебе решать, что делать.

Доводы Кинтина показались мне абсурдными, но, подумав, я решила, что операция – не такая уж плохая идея. Я была обеспокоена будущим Маргариты. Ее мечты переехать в Нью-Йорк, о чем она мне рассказала во время одной из наших бесед, показались мне не только несбыточными, но и опасными. Маргарита вела очень замкнутый образ жизни; она понятия не имела, как надо вести себя в нью-йоркских джунглях. Кармелина была общительна, в ней силен был инстинкт улицы, и она умела защищаться зубами и когтями. Но Маргарите был чужд подобный образ жизни. Она будет куда счастливее, если выйдет замуж и построит свой домашний очаг.

Чем больше я думала, тем больше убеждалась в том, что предпочтительнее было бы найти для Маргариты мужа. Без ужасной бородавки на лбу сделать это будет гораздо легче. Через несколько недель я заговорила с Маргаритой об операции. Поначалу она наотрез отказалась меня слушать.

– Эта родинка всегда приносила мне удачу, – сказала она. – Мне она не мешает, а если кто полюбит меня по-настоящему, тому она тоже мешать не будет.

– А что ты будешь делать, когда приедешь в Нью-Йорк? Кармелина сможет найти место официантки или няньки, но тебе нигде не получить работу с таким пятном. Оно отпугивает людей.

Маргарита молчала, и я увидела, что глаза у нее на мокром месте.

– С другой стороны, если ты сделаешь операцию, тебе легче будет найти жениха, – продолжала я. – Мы познакомим тебя с сыновьями наших друзей, в Сан-Хуане много неженатых молодых людей твоего возраста, которые с удовольствием познакомятся с тобой. Тебе просто нужно будет немного набраться терпения, в один прекрасный день ты найдешь свою половинку апельсина.

Маргарита задумалась.

– Мама говорила мне то же самое, – сказала она. – Она тоже считала, что если я избавлюсь от пятна, то скорее найду себе друга. Но у нас никогда не было денег на операцию. – И тут она шепотом спросила меня: – Ты правда думаешь, что это возможно? Что я найду кого-то, кто меня полюбит?

Вместо ответа я крепко обняла ее.

Когда Петра узнала о том, что Маргарита едет на операцию, она схватилась за голову. Всю свою жизнь и до сих пор она исцеляла людей, и здоровье Маргариты было ей не безразлично. Она заперлась У себя в комнате и опустилась на колени перед изображением Элеггуа.

– Олорун, како бей кебе! Всем святым святой, – стала она молиться. – Сжалься над бедной девочкой. Родинка, что у нее на лбу, хранит ее от сглаза, и в тот день, когда ее уберут, с ней случится то, что случилось с человеком, убившим дракона и выкупавшимся в его крови. Лист манго прилип к его спине, и как раз туда поразило его копье врага.

Услышав все это, я встревожилась, но все к операции было уже готово. Мы с Кинтином привезли Маргариту в больницу; она вошла в операционную, и ей сделали общую анестезию. Не успели хирурги удалить родинку, как с Маргаритой сделались конвульсии, и через три часа она таинственным образом угасла. Официально в истории болезни хирурги написали, что Маргарита умерла от биларции – микроба, который водится в речной воде Острова и который сначала вызывает грибок, а потом проникает в печень. По какой-то причине удаление родимого пятна ускорило процесс. Но у нас в доме никто этому не верил.

Дядя Эустакио приехал в Сан-Хуан и настоял на том, чтобы увезти тело Маргариты в Рио-Негро. Мы с Кинтином оплатили все расходы, связанные с похоронами. Я была безутешна. Дядя Эустакио доверил мне любимое существо, а я не смогла уберечь его дочь от смерти.

Все последние дни Исабель была очень ласкова с Кинтином. За ужином она стала говорить с ним о романе, который читала в те дни: «Опасные связи» Пьера Шодерло де Лакло. Она находила его необыкновенно интересным. Такой литературный прием, как переписка между мсье Вальмоном и мадам де Мертей, казался ей особенно эффектным. Персонажи общаются не напрямую, а через письма друг другу, через отголоски уже произошедших событий.

– Между процессом написания и процессом чтения создается текст, мир крутится, люди меняются, браки заключаются и распадаются. Человек, который дописывает последнюю страницу своей книги, совсем не тот, каким он был, когда начинал ее писать. Разве не в этом состоит природа писательства? – спросила Исабель Кинтина, чокаясь с ним бокалом. – Каждая строка есть послание, обращенное к читателю; значение написанного слова не полно до тех пор, пока кто-нибудь не прочтет его.