Салман Рушди - Флорентийская чародейка
Мужчина и женщина плывут в тумане и теряются в Новом Свете, где их не знает ни одна душа. Весь мир для них — они сами да еще служанка. Мужчина тоже слуга, его госпожа — сама Красота, а его путешествие именуется Любовью. Они поселяются в каком-то месте, название которого, как и их собственные имена, не имеет для них никакого значения. Проходят годы, и их надежды на возвращение угасают. Вокруг них кипит жизнь. К северу от них и к югу нецивилизованный мир постепенно отступает перед завоевателями. Победы чередуются с поражениями — то большими, то малыми, но медленно и неуклонно процесс колонизации движется вперед. Никто не задается вопросом, хорошо это или плохо. Вопрос этот неуместен и, следовательно, незаконен. Люди действуют во славу Его, да еще и золото роют. Но чем больше оборотов набирает жизнь вокруг, чем грандиознее победы и горше поражения, чем большей кровью мстит Старый Свет Новому, тем тише, незаметнее течет жизнь этих трех никому не интересных людей — женщины, ее мужчины и той, что служит обоим. День за днем, год за годом все более замкнутым становится их маленький мир. Затем свой удар наносит болезнь, и женщина умирает. Но после нее остается младенец. Девочка.
Теперь у мужчины есть только двое — служанка и ребенок — копия умершей. Они растят дитя вместе — мужчина и служанка. Чудо-ребенка назвали Анджеликой. Также он зовет и служанку. Девочка взрослеет, мужчина узнаёт в ней точную копию, еще одно Зеркальце, умершей. Старая служанка тоже видит это поразительное сходство, оно тревожит ее и возрождает в ее памяти прошлое. Она замечает и другое — жадные взгляды, которые бросает на девушку отец. О, как им одиноко в этом, еще не до конца сложившемся, мире, где старые слова утратили прежние значения и им можно придать иной смысл, тот, который тебе удобен. Это относится не только к словам, но и к деяниям. Здесь каждый начинает жизнь заново. Мужчина и служанка входят в молчаливый сговор. В былые времена они делили ложе втроем, и они горюют по ушедшей. А меж тем вместо той, что умерла, является ее новое воплощение и, естественно, заполняет пустоту, оставшуюся после первой.
Анджелика. Она — Анджелика. В их жизни наступает момент когда их отношения меняются. Меняется и язык общения. Они больше не пользуются такими словами, как «отец» или «мое дитя». Они словно в Эдеме до грехопадения — не ведают ни добра, ни зла. С мужчиной и служанкой юная Анджелика чувствует себя вполне довольной и счастливой, и то, что происходит между ними, кажется ей вполне естественным, она не видит в этом ничего дурного. Анджелика знает, что она принцесса и принадлежит к царственному дому Тимура и Темучина. Знает, что скоро найдут водный проход посреди суши и она вместе с любимым супругом возвратится в свои владения. А пока… Пока у них есть неприметное жилище, где они ведут неприметную жизнь под чужими именами, и общее ложе, где им бывает так сладко, всем троим — мужчине, их служанке и ей, Анджелике. Потом рождается ребенок, их общее дитя — мальчик, с желтыми, как у ее супруга, волосами.
Мужчина называет его в честь двух самых близких своих друзей. Когда-то они трое были неразлучны. У него такое чувство, что, дав мальчику их имена, он перенес через океан их самих. Через его сына они обрели второе рождение. Время летит, и молодая Анджелика ни с того ни с сего начинает чахнуть. Что-то неладное творится с ней. Она бредит и уже не знает, кто она. Перед смертью она говорит сыну, чтобы он непременно отыскал свою семью, помирился с нею и никогда, ни под каким предлогом — будь то любовь или жажда приключений — не смел ее покидать. Он — принц из рода Великих Моголов. Ему надлежит вернуть себя им и поведать обо всем. Тут в окно влетает сокол и уносит с собой ее душу, а юноша с желтыми волосами направляется в порт в поисках подходящего судна. Старик и служанка остаются одни. О них можно забыть. Они свою миссию выполнили.
— Все было не так, — сказал Могор. — Моя мать Кара-Кёз — сестра вашего деда. Она была чародейкой, она умела останавливать время.
— Неправда, — решительно проговорил Акбар. — Этого она не умела.
***В том же году, сообразно расчетам астрологов, в пятнадцатый день месяца исфандар по новому, солнечному, календарю Акбара и тринадцатого февраля по европейскому, состоялось бракосочетание племянницы Мириам уз-Замани, принцессы Ман-баи, и ее давнего возлюбленного принца Селима. Церемония проходила в родном городе принцессы, в крепости Амбер, в присутствии Его Величества падишаха Акбара. В брачную ночь, после обычной процедуры нанесения возбуждающих желание мазей и массажа детородного органа своего, теперь уже законного, супруга, но прежде чем допустить его до себя, Ман-баи изволила поставить ему два условия. «Во-первых, — сказала она, — если посмеешь хоть раз посетить эту шлюху Скелетину, то приготовься на ночь упаковывать свой член в железный колчан, потому что моя месть может настигнуть тебя в любое время. И второе: немедля займись этим желтоволосым чужаком, сифилитиком, который спит со Скелетиной, потому что, пока он в Сикри, с твоего папаши станется отдать ему то, что по праву принадлежит тебе».
После двух бесед возле водоема император отказался от мысли сделать Никколо Веспуччи фарзандом, то есть возвести в ранг почетного сына. Твердо убежденный в правильности своей версии, хотя и несколько этим раздосадованный, Акбар пришел к выводу, что отпрыск подобного безнравственного союза не может стать членом царского семейства. Несмотря на очевидную невиновность в этом деянии самого Веспуччи, невзирая на его явную неосведомленность о своем происхождении, он, при всех своих достоинствах и талантах, не подходил на роль фарзанда, ибо слишком взрывоопасным было само это слово — инцест. Разумеется, для такого человека, как он, занятие в Сикри всегда найдется — император уже отдал соответствующие распоряжения на этот счет, — однако дружбе с ним придется положить конец. Как бы в подтверждение мудрости подобных решений воды Ануп-Талао наконец успокоились. Умар Айяр известил Никколо Веспуччи, что ему разрешается остаться в Сикри, но строго запрещено именовать себя Могором дель Аморе. Ему следует учесть также, что доступ к особе императора для него теперь закрыт. «С сегодняшнего дня, — объявил Айяр, — ты переходишь в разряд простых людей».
Мстительность особ царских кровей не знает границ. Стремительное падение Веспуччи ничуть не удовлетворило Ман-баи. «Коль император в мгновение ока сменил милость на гнев, — заявила она, — то с такою же быстротой может случиться и обратное». Она упрямо повторяла, что, покуда в Сикри этот человек, положение Селима как наследника трона остается шатким. Однако, к великой ее досаде, принц отказался добивать своего впавшего в немилость соперника. Меж тем Веспуччи отклонил все предложенные ему официальные должности. Он поселился в Доме Сканды и посвятил все свое время устройству развлечений для гостей. Ман-баи была вне себя. «Ты, не поперхнувшись, уничтожил такого могущественного человека, как Абул-Фазл, так что же тебя удерживает от того, чтобы покончить раз и навсегда с проходимцем?» — презрительно бросила она. Однако Селим побоялся отцовского гнева и удержался от искушения. Когда же Ман-баи родила ему сына, которого назвали Хусро, это все изменило. «Теперь ты в ответе не только перед собой, но и перед наследником», — сказала Ман-баи, и на сей раз Селиму крыть было нечем.
И тут умер Тансен. Умолкла музыка жизни. Император велел отвезти тело друга на родину, в Гвалиор. Его похоронили рядом с гробницей его учителя, шейха Мухаммеда Гхауса. Акбар возвращался в Сикри мрачнее тучи. Яркие огни, озарявшие его царствование, гасли один за другим. Он думал о том, что, возможно, смерть Тансена — это наказание, ниспосланное ему за несправедливость по отношению к Могору. Человек не может отвечать за поступки своих родителей. К тому же Веспуччи доказал свою преданность ему тем, что после всего не уехал, а остался. Он не бродяга, ищущий, где посытнее. Он решил, что его место здесь, в Сикри. После его выдворения из дворца прошло два года, и, может, пришла пора его вернуть. Процессия миновала Слоновью башню и двигалась вверх по холму, приближаясь к городу дворцов, когда Акбар принял окончательное решение. Он без промедления направил гонца в Дом Сканды с повелением для иноземца рано поутру прибыть в Шахматный дворик.
Именно на такой случай у Ман-баи имелась в городе своя сеть информаторов, и уже через час после прибытия гонца в Дом Сканды супруге принца донесли о «перемене ветра». Она тотчас отправилась на половину мужа и принялась бранить его, словно мать нашкодившего мальчишку. Ее заключительные слова были: «Сегодня ночью прояви себя, наконец, как мужчина».
Поистине мстительность владык не знает границ.
В полночь император сидел один на самой верхней террасе Панч-Махала и вспоминал тот знаменитый вечер, когда Тансен исполнил рагу двипака в Доме Сканды и от его пения вспыхнули не только все светильники, но и одежда певца. Как раз в этот момент он увидел, как далеко внизу, у самого берега озера, внезапно расцвел цветок яркого пламени, и после недолгого замешательства понял, что горит какой-то дом. Когда Акбару сообщили, что сгорел дотла Дом Сканды, его на какой-то миг объял страх: уж не его ли пламенный взор стал причиной этого пожара?! От мысли, что Веспуччи, должно быть, погиб, у него сжалось сердце. Однако при осмотре дымившихся руин тело чужеземца найдено не было. Не обнаружили также останков Скелетины и Матраски. Более того, вскоре выяснилось, что все женщины и их клиенты успели покинуть дом целые и невредимые. Очевидно, госпожа Ман-баи была не единственной, у кого в городе имелись осведомители, — Скелетина прекрасно знала, с кем имеет дело.
