Ирина Потанина - Русская красавица. Антология смерти
«А что, собственно, они мне могут сделать? А по какому, спрашивается, праву?» — казённым формулировочкам я обучена, и прячусь сейчас за них, как паспортистка в нашем районном ЖЭКе.
После акта моего своеволия, трансляцию прервали. Сослались на рану гостьи. Гостья, то есть я, пыталась настоять на продолжении передачи. Я столько ещё не сказала! Сейчас, когда тайна Черубины раскрыта, когда никто больше не может повелевать мною, я хочу говорить людям правду… Но меня не слушали. Артур спешно удалился, Лиличка утащила меня в гримёрку, где набросилась на мою кровотачащую ссадину с неестественной заботливостью. Порез действительно получился глубокий. Я всплакнула.
Шрам через всю скулу не слишком радовал…
— Что же ты наделала, глупая! — кошке-Лиличке жаль было терять такую забавную мышку. Игры со мной позволяли ей чувствовать себя живой. Пальчики-льдинки заботливо бегают по моему лицу. Не отталкиваю, потому что приятно и бесполезно, — Теперь, наверное, придётся тебя убить… — она говорила совсем без агрессии, с искренним сожалением и сочувствием. Я ощущала вполне достоверно, что её больное воображение вполне допускало подобный исход и, спроси Рыбка его совета, порекомендовала бы именно убийство. Не от злобы, в угоду красоте сюжета, которую и я когда-то ставила превыше всего. Она всё-таки была совсем сумасшедшей, эта бедная стареющая Лиличка. Сейчас она больше походила на Дункан, чем на Брик. Безумная страсть к собственной уходящей свежести и мучительные попытки остаться блестящей. Не дай вам Бог дожить до сорока лет с сознанием двадцатилетней соблазнительницы… Впрочем, по ласковым заверениям Лилички выходило, будто лично мне в принципе не придётся дожить до сорока лет …
С момента выхода из студии, у дверей всех комнат, в которых мне довелось побывать, непрестанно маячили два роботообразных силуэта. Я арестована и имею полное право возмущаться по этому поводу. Мобильник отобрали… Всё вежливо, всё корректно… Всё, кроме сути. На каком основании свободного человека почти сутки уже держат под присмотром и не отпускают домой?! В глубине души я надеюсь, что кто-нибудь станет искать … Речь не о посторонних, что вы… Свои, свои должны были видеть вчерашний эфир! Мне не дали объясниться с широкой публикой, не дали рассказать о том, что Черубина врала так долго о себе попросту из-под палки… Но ведь кто-то из знакомых должен был увидеть, должен был понять, в какую переделку я попала, должен был начать поиски… Я не верю во всесилие церберов и рыбное время… Я верю в вас, друзья, и призываю на помощь! Златоглавая Марина, отзовись! Ты ведь знаешь, как здесь, в резиденции Черубины, могут держать взаперти. Милый, смешной, плюгавый балетмейстер… Ты ведь знаешь, где я и у кого в лапах! Свинтус, не будь свиньёй, не дай им сгноить меня… За окном безразличная красотища погрузилась в самолюбование и я, не способная сейчас восхищаться пейзажами, совсем не интересна ей… Люди! Те, кто помнил наизусть мои тексты, и орал их в отключившемся от энергии зале, на кого вы бросили меня?!
— Пойдёмте, — охранник бесцеремонно заглядывает в мои непокои и призывает к ответу. И я, как матёрая Миледи, обворожительно улыбаюсь, моргаю набухшими сочащимися слезами веками, прошу о сострадании.
— Вытащите меня отсюда, мальчик, — наспех облизываю пересохшие губы, — Ты ведь не можешь быть с ними заодно… У тебя такие добрые глаза… — призывно скольжу рукой по бедру, по-лиличковски щурюсь…
«Мальчик» молча показывает глазами на дверь. То ли я не достаточно миледична, то ли ко мне приставили евнухов.
* * *Все в сборе. Кабинет Рыбки распахивает передо мной однобокую дверь. Угол рабочего стола сервирован, как на праздник. Никто не притрагивается. Должно быть, ждут меня. Понимаю, вдруг, как проголодалась… Вообще, я сама виновата. Ничего не ела это время, демонстрируя вредность и несогласие с политикой церберов. Это я зря. Ничего, сейчас наверстаю. Приглашающий жест Рыбки мигом водружает меня за стол. Легко пробегаюсь вилкой по тарелкам с нарезкой. Ем, удивляясь, откуда во мне берётся столько бесшабашного озорства. Остальные молчат. Артур всосал внутрь и без того впалые щеки, ноздри его мелко дрожат, глаза опущены, Рыбка холодно улыбается, не сводя с меня зрачков-пуговок, Лиличка разгребла перед собой место, опрокинула голову на распластанные по столику руки и отрешённо смотрит прямо перед собой — понятно, разговор будет тяжёлый. Радует, что нас четверо. Значит, не поставят перед фактом, а примутся засыпать объяснениями и аргументами в пользу принятого решения. Не от щедрости, а из выпендрёжа — друг перед другом-то хочется покрасоваться собственной гуманностью…
— Что ж, — Рыбка поднимает бокал, — Предлагаю выпить за завершение проекта. Вас, Марина, это касается вдвойне. Завершение проекта, и начало новой жизни… Звучит красиво!
Выпиваю нолитое, тут же подставляю бокал ещё раз. Улыбаюсь, чтобы улучшить себе настроение.
— Чему, позволь узнать, ты так мило улыбаешься? Мы ж не слоны с улитками, чтобы нуждаться в подобном освещении… — этой неудачной шуткой Рыбка начинает избиение.
Держусь победительницей, как и задумала с самого начала.
— Рада встрече с вами, друзья. Согласна простить преступное желание убить Черубину, списать на ваше переутомление и оставить вас в команде… Предлагаю тост за новый этап проекта!
— Она бредит! — восторгается Лиличка, мгновенно оживает и выпивает, несмотря на несогласие с тостом.
— Она издевается, — опровергает Артур, скептически хмыкая, — Сорвала мероприятие, исковеркала план действий, на кучу бабок нас подставила, а теперь издевается… Говорю вам, она зловредная, а не сумасшедшая… Предлагаю тост, за избавление от нежелательных членов команды.
— Сомневаюсь, что человек в своём уме мог сознательно причинить столько вреда тем, кто ему покровительствовал. Мы ведь не причинили ей не малейшего…
— Хватит! — этого цирка не выдерживают мои нервы, — Плести паутину собственных оправданий будете без меня. Черубина не умерла. Проект продолжается. Сейчас нужно мобилизоваться и дать ряд интервью с рассказом о создании группы. Отрывки из книги, опять же, опубликовать. И писать новый альбом, с нормальными текстами. Это будет альбом в поддрежку одного поэтического сборника. Сборник готов, композитора я найду! И ещё… Черубина возьмёт на подпевки нормальных вокалистов, хватит ширпотреба…Это будет работа с настоящей музыкой… Теперь, когда зрители меня видели, вряд ли кому-то из вас придёт в голову угрожать моей легкозаменимостью?
— То есть, если я правильно понимаю, — Рыбка нелепо разводит руками, демонстрируя, видимо, безграничие моей наглости, — Ты собираешься использовать имя, раскрученное на моих деньгах, дабы популяризировать какие-то свои идеи и задумки? А тебе не кажется, что это не порядочно?
— Власть открывает возможность вершить добро, но, чтобы получить и удержать её, приходится делать много зла, — констатирую я, — И потом, я не в долгу. Раскрутка имени отняла у меня много сил, а все прибыли отошли вам…
— Мы не договоримся, — прерывает Артур, — Я же говорил.
— Ладно, — Рыбка щёлкает кнопками пульта, плоский экран оживает и показывает Черубину. Кусок ветчины рвётся наружу из глотки. Доигралась…
— Зачем же так долго мучить публику? Вот! — говорю я из телевизора. Лихим, бесспорно моим движением сбрасываю маску… Лицо Марины массажистки мгновенно заливается кровью из глубокого пореза на скуле. Марина очень натурально корчится, закрывает лицо ладонями (моими ладонями! Что я, руки свои не узнаю, что ли?) и обработанным под Черубиновский голосом несёт какой-то бред о страхе и сексе в виде взаимной диффузии… Мари-и-ина!
— Простите, ввиду травмы гостьи программа прерывается, — горбун выглядит не на шутку взволнованным, — Как только появятся какие-то новости о состоянии здоровья Черубины, наш канал обязательно сообщит вам. Не переключайте программу!
Так вот по какому делу Артур спешно смылся сразу после эфира… Автоматически чокаюсь, не отрываясь от телевизора…
— Ещё один гадкий подлог, — говорю шепотом, — Но ведь люди — не тупое стадо. Эфир-то был прямой. Кто поверит вашей подделке? Подумаешь, стрижки одинаковые… Ей, кстати, поразительно не идёт моя стрижка!
— Уже поверили, — смеётся Артур, — Люди действительно не тупы, поэтому разбираться не полезут. Кто запомнит один, мульком показанный план? Кому вообще есть до него дело? В сознании широкой публики останется то, что я туда положил. Уже второй день кладу.
Рыбка не тратит времени на разговоры. Он снова щёлкает пультом.
— Итак, вы победитель? — девочка-репортёр большими наивными глазами смотрит на моего балетмейстера. Он сияет. Так, будто только что я чётко отработала синхрон, ни на секунду не сбившись… Палы-ыч!!!
