Вячеслав Миронов - День курсанта
— Чего?
— Спирт будешь?
— Буду!
Отец достал с балкона обычную армейскую фляжку. То, что там спирт я знал. У каждого военного связиста есть дома запас спирта. Для дома, для семьи.
Еще будучи подростком я у отца, порой, понемногу отливал спирт, потом с товарищами мы его употребляли. Старшие нас научили, что необходимо после смешивания с водой закрывать рукой, чтобы кислород не поступал. Кто-то рассказывал, что необходимо на пол-литра добавлять кусочек рафинада. Бытовала байка, что если смешать три четверти спирта и одну треть воды, то объем смеси не увеличится. Потому что вода проникнет в свободное пространство молекул спирта и заполнит их. И объем не увеличится. Масса жидкости увеличится, а объем — нет. Но в это верилось с трудом, да, и зачем этим голову себе забивать?
Отец разлил спирт по стопкам, мама собрала нехитрый ужин. Нехитрый ужин по меркам нормальной семьи, по меркам училища — роскошнейший! Жареная картошка с мясом!!!! Сало соленое и копченое!!! Грибочки соленые!!! Капустка квашеная с ароматнейшим рыжиковым маслом!!! Царская трапеза! Пища богов!!! Все остальное перед этим — жалкое подобие чего-то там!
Отец разбавил водой спирт. Не закрывая рукой, ждал, когда пройдет реакция. Жидкость мутнеет, идет реакция, выделяется тепло.
Я, по привычке, закрыл стопку рукой, наблюдал, когда в стопке станет все прозрачным.
Чокнулись без тоста. Отец был немногословен, не тот случай, было видно, что тяжко у офицера на душе.
Закусили. Отец также молча налил по новой стопке. Разбавили, выпили. Закусили.
Батя закурил, я следом.
— Пришел к нам полгода назад новый НачПО (начальник политотдела) дивизии, чмо — редкостнейшее. Сумел в раз поссориться со всеми командирами частей. Кто под него не лег — на парткомиссию, и выговора лепил по партийной линии, как пирожки в булочной. Я тоже член этой парткомиссии, постоянно голосовал против, отстаивал командиров. Но из строевых я один. Остальные — чмо, в зад начпо глядят, какашки выковыривают с завидным усердием. Они бы так служили на своих должностях!
Снова налили, разбавили, выпили, закусили. Отец продолжал.
— Я напрямую подчиняюсь начальнику штаба дивизии, в его отсутствие — только командиру дивизии. Это замполитовская шушера для меня, как тля тараканья! Но вот встречаемся перед разводом с этим пидарасом, он мне: «Николай Владимирович! Нужно чтобы вы со своими связистами провели в каждую казарму кабельное телевидение. Чтобы можно было занятия по политподготовке проводить со всеми солдатами одновременно». «Ладно», — говорю я. Только вот нужно кабеля РК-75 купить, у меня денег нет, да усилители, УАР (универсальный антенный распределитель), много чего еще. Денег нет, личный состав задействован на дежурстве, плюс вводит новый ЛАЗ (линейный аппаратный зал) в действие, а он — сердце узла связи. Так что, я его культурно посылаю на известные каждому русскому три буквы. Но, чувствую, не идет он. У вас, говорит, есть своя смета, вот на нее и закупите. Я ему культурно так отвечаю (зная отца, его «культурный ответ» включает тираду из семидесяти слитно произнесенных матов на одном дыхании), что я не хочу из-за замполитовской прихоти садиться в тюрьму за воровство. И пусть даст своих толстозадых и толстомясых замполитиков на работу. Потому что на дворе зима, и загонять на обледенелую крышу солдат не буду. Разобьются на хрен! Он отвечает, что у его подчиненных иные задачи и цели. Ага! Сидят, стенгазетки рисуют, да на строевых говно собирают, чтобы потом начпо — чмо поганое на парткомиссии выговора объявлял. А выговор по партийной линии — ни продвижения тебе по службе, ни академии, короче, — задвигают тебя по карьере подальше. Это в Великую Отечественную политруки бойцов в атаку поднимали, а в мирное время — враги хуже немцев. Ну, короче, поругались мы. Каждый при своем мнении остался. Каждый в душе друг друга долбоебом считает. Через неделю вызывает меня начальник штаба, у меня с ним нормальные отношения. И журит так, мол, что же ты нового начпо на хуй посылаешь, товарищ подполковник? Не хорошо это. Надо помочь ему. Так мягко мне намекает. Я говорю, без проблем, товарищ полковник, давайте мне письменный приказ, что я могу использовать казеные деньги, заложенные мне по смете для улучшения боевых связей на замполитовские хотелки. Они — замполиты не могут всех солдат собрать в актовом зале и пудрить им мозги своим ППР (партполитработа, а в армии командиры говорили «посидели, попиздели, разошлись»), подавай им кабельное телевидение. А также, товарищ полковник, не забудьте указать в приказе, чтобы я снял людей с боевого дежурства, перенес запуск нового ЛАЗа на неопределенный срок. И гори синим пламенем постановка на БД нового комплекса. Он без связи будет, как большая, но мертвая игрушка. Выйдет на дежурство много машин с ракетами, в лесу развернутся, так и будут стоять, слепые и глухие. А за это Генеральный Штаб по голове не погладит, могут и расстрелять, при случае, если СБУ (сигнал боевого управления) не пройдет. Так, массово, начиная с начальника штаба, начальника связи, начальника узла связи, командира полка, начальника боевого расчета, КДС (командир дежурных сил) и еще человек десять. И ни одного замполита. Они в стороне останутся, будут строчить доносы, что все мы — враги Родины и американские лазутчики, завербованные за две шоколадки и кроссовки фирмы «Adidas» во время отдыха в Крыму или в местном кафе «Бабьи слезы». Поругались мы крепко. Давно так не гавкались. Один мудак двух офицеров поссорил. Через три дня после совещания командир дивизии меня оставляет у себя в кабинете. И генерал тоном не терпящим отказа, сообщает мне, что я ОБЯЗАН сделать эту херню и при этом не в ущерб основной службе.
Налили, развели, выпили, закусили, закурили.
— Так вот, собираю я своих офицеров, прапорщиков, довожу до их сведения задачу. Посидели, обкурили. Прапорщик Романов мне говорит, что у него друзья служат в полку ПВО, что недалеко от нас. У них есть этот кабель. Надо поговорить. Кто-то сказал, что пообщается с начальником КЭЧ (квартирно-эксплутационная часть, по типу гражданского ЖЭКа), кто-то пообщается с городскими ЖЭК и связистами, и «антенщиками». Через три дня докладывают, что ПВОшники за пять литров спирта согласны подарить нам огромную катушку кабеля РК-75, только потом надо будет катушку пустую им вернуть, и машина наша, в КЭЧ дают УАРы за фляжку спирта, штатские дают несколько усилителей за три литра спирта и пару ОЗК. Тросик, на который подвешивать кабель тоже нашли за литр спирта. Один черт, получается, что идет расхищение спирта. Не этим же идиотам из полиотдела отвечать, а мне и моим подчиненным. Начали работать. Сняли офицеров, прапорщиков с основной службы, бойцов тоже. Офицеры, прапорщики по крышам ползают, чуть не падают. Я несколько раз наблюдал, как они по шиферу ползают. Сам чуть от страха не обосрался. А люди там. И ни одной замполитовской сволочи рядом! Сидят по кабинетикам, бумажки пишут, суки! На улице снег, ветер, крыши во льду!!! Бляди тыловые! Запустили мы эту фигню. Месяц назад приезжала комиссия из штаба армии, ЧВС (член военного совета — то есть замполит армии), важные такие. Наши бесы замполитовские мелким бисером перед ними рассыпались, единственное, что не делали — сапоги не целовали. Показали им, как телевидение работает. А вчера ко мне два прапорщика подходят, говорят, им замполиты вручили по ценному подарку за этот подвиг — по два набора ручек, цена каждому подарку — по рубль пять копеек!!! Я пошел и узнал, что чмошники из политотдела и парткомиссии получили и благодарности от командующего армией, пару золотых именных часов, и много еще чего. Нам за учения и половины такого не давали, а тут… Сегодня парткомиссия была. Я перед началом смотрю, что у начальника этой комиссии новые часы золотом горят. Он их так покрутит и этак, сам любуется и другим показывает, хвастается, гордится, значит. Не выдержал я, мол, откуда такие часы красивые, золотые? А, вот, говорит, за подготовку дали, да за рационализаторство по телевидению тоже. Ну, тут меня и взорвало, как сто тонн тротила! Морды, вы жидовские! Упыри! Ни копейки не дали! Офицеры и прапорщики, жизнью рискуя, обмораживая руки, тащили кабель, распаивали его, а вы по кабинетам тепленьким сиживали, задницу свою не могли оторвать от кресла замполитовского! Ну, понесло меня, короче, кое-как успокоили другие офицеры. Председатель комиссии срывает часы, на, мол, забери. Я ему, в жопу себе засунь! Прапорщикам два набора ручек по рубь пять, себе — подарки! Бессовестные вы люди, а не офицеры! Идите — застрелитесь! Ни чести у вас, ни совести! Через час после комиссии, а это сегодня было, звонок, начпо говорит, мол, зайдите ко мне. Захожу. Он мне, что вы себе позволяете! Ну, тут меня снова подорвало! С глазу на глаз, без свидетелей, я ему уже матом выложил все, что думаю о нем лично и о его подчиненных, и об их сучьем образе мыслей и поведении. Он тоже на меня попер, мол, я не понимаю политику партии и правительства. Какая политика! Если вы так себя ведете, как козлы последние! Короче, поругались так, что при выходе я увидел за дверью нескольких офицеров из замполитовских, которые стояли раскрыв рот. Хоть и двойная дверь, обитая дерматином, а все равно, видать, слышно было, как мы на хуях таскали друг друга. Слух сразу штаб дивизии облетел. Вот такие дела, сынок! Выпьем?
