Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА
Вождь племени… последний вождь… Но не правомернее ли назвать вождями племени Кедра, вождями тайги Илью Кучумова или страстно влюбленного в науку Костю Волнорезова.
Совсем неодинок он, Андрей Шаманов, среди тех, кого можно взять в племя Кедра, в племя Добра, с кем смело можно выйти на большую трону сегодняшней жизни…
Но как это все объяснить Югане?.. Как заставить ее понять, что урманы отныне не принадлежат только прошлому… У юганской тайги такое будущее, что даже пылкое воображение художника не сможет его изобразить на полотне…
Так думал Андрей на закате того дня, когда должен был прийти за советом к чистому огню Тугэта…
И снова больно кольнуло в сердце. Душа его раздвоилась в эти минуты. Андрей с непреклонной волей, молодой, сильный. И Андрей осунувшийся, ослабевший, постаревший, безразличный ко всему вокруг…
На миг показалось, что в нем снова возродился тот, хорошо ему знакомый человек, которого всегда манили трудные дороги, трудные кочевые тропы.
Тот человек воспевал красоту жизни, красоту добра и мир первобытной сказочной природы Томского Севера.
На миг показалось Андрею, что он прикоснулся к чистому огню: не может быть, чтобы этот чистый огонь сохранился только в старинных легендах, в сказаниях далеких времен и в словах Юганы. Нет, чистый огонь должен быть рядом, должен быть всегда рядом с человеком… Только отыщи его…
Память услужливо подсказала Андрею, как бушевала пурга в тундре… Ему пришлось испытать это…
Тогда погибли летчик с радистом. Смерть была и рядом с Андреем, но обошла бортмеханика стороной…
Он выбивался из сил. Полз. Падал. Увязал в снегу. Задыхался от бьющего в лицо ветра…
Как он заметил дымок ненецкого чума, и сам не может до сих пор понять…
Виделась ему ночная стоянка, яркозвездное северное небо, слышался голодный вой волков. И тот заметенный снегом чум, где он лежал на оленьей шкуре у притухшего огня. Возле сидела древняя старуха, чем-то похожая на Югану. Старуха готовила ему настой из трав и уговаривала мечущегося в бреду Андрея собрать волю к жизни…
И вот снова Андрей спорил с собой. Молодой Андрей возражал уставшему.
– Моя песенка спета. Я начинаю слепнуть, – говорил отчаявшийся голос души.
– Ложь! У Шамана могучий мозг! Он найдет лучший выход, чем тот, который предлагает ему старый обычай. Это просто минутная слабость. Не унывай, отдохни, поверь в свои силы. Перебори недуг, – отвечал постаревшему Андрею далекий молодой голос.
– Шаман трус. Он просто боится умереть… – пробормотал Андрей, прикрывая усталые веки.
И тут же услышал:
– Ерунда. Только трус пытается увильнуть от трудной жизни. Встань, Шаман, вынь нож из ножен и брось в огонь. И это будет означать, что ты победил смерть…
Гасли неяркие лучи закатного солнца.
Андрей пристально посмотрел на непроницаемое лицо Юганы, вытащил из берестяных ножен стальное острое лезвие и подошел к огнедышащей яме…
– Шаман, небо посылает слезы потушить чистый огонь. Небо против. Оно просит вождя племени Кедра остаться на земле, – сказала Югана тихим голосом, снимая с головы алый прощальный платок, расшитый черным бисером. Этим платком должна была она закрыть глаза, чтобы не видеть крылатого Тугэта, который понесет душу вождя в небесный урман. – Слезы неба сильнее Тугэта, – бормотала старуха, указывая рукой на распластанную тучу. – Но грех обманывать небо…
Андрей окинул взглядом небесный простор. Из растрепанной тучи полосой шел дождь. Крупный редкий дождь. Вождь племени Кедра глубоко вздохнул, улыбнулся и обнял старуху за плечи.
– Ты верно сказала, Югана. Мы с тобой сильнее смерти, потому что мы люди. Мы сильнее всех, потому что и богам без людей было бы скучно на земле…
Но старуха словно не слышала его.
– Дай, Шаман, мне свой нож, – попросила она. – Слезы неба сильнее Тугэта, но обманывать смерть грех…
Она сняла висевший на жердине комбинезон Андрея, набила его сеном и поднесла к пылающему костру.
– Подойди сюда, – сурово сказала Югана, – и дай мне свою руку…
Он покорно выполнил просьбу старой эвенкийки, протянул раскрытую ладонь. Скользнуло лезвие ножа по руке Андрея. Югана вымазала в крови нож и вонзила его в грудь чучела.
– Прощай, Шаман. Иди на крыльях Тугэта в небо! – сбросив чучело в огонь, произнесла Югана.
Отныне Шаман умер. Прожил трудную свою жизнь и умер. С этого часа станет носить Андрей имя родного отца. Нет больше последнего вождя племени Кедра. Другое имя и другой человек отныне существуют на свете…
Туча всклоченной однокрылой птицей плыла над Юганом… Из ее седого крыла сеялись говорливые капли – крупные говорливые капли стелились по реке, решетили прибрежный песок.
9И снова встало над тайгой утро. Снова поднялось счастливое солнце. Вечное, бессмертное солнце.
Сгинула еле видная луна, но к вечеру она снова воскреснет на небе, засияет ровным манящим светом.
Югана вышла на крыльцо бакенской избушки.
Поздоровалась с солнцем, посмотрела в сторону ямы, еще дышащей жарким маревом. Сильга ласкалась к хозяйке. Лизала руку, повизгивала.
– Не плачь, Сильга. Черный ушел в небесный урман. Там хорошая охота. Они будут вместе с Шаманом…
К полудню Югана сложила в берестяную коробку прах Черного, пепел и золу, унесла все это к тому самому кедру, который облюбовала накануне. Она сыпала пепел под корни и шептала древнюю молитву:
– Живи вечно, кедр. Пей вкусное солнце, пей земной сок. Весенними днями и тихими ночами прославляй Шамана. И пусть ветер далеко унесет твой голос…
10Андрей проспал больше суток. И все это время Югана не сомкнула глаз. Она заботливо поправляла одеяло, подталкивала под голову спящего сына подушку. Она гладила Андрея по голове и приговаривала:
– Спи, человек со снежными висками. Племя Кедра сильнее смерти.
11Сухая болотная круговнна медленно, но неуклонно сужалась.
Тлел торф.
Двое оставшихся здесь мужественно боролись за свою жизнь. Они сбивали огонь с одежды, закапывались со всех сторон. Силы начинали покидать людей. Задыхаясь в едком дыму, люди теряли контроль над собой, и уже в силу этого обречены были на смерть значительно раньше, чем до них доберется огонь.
Мироныч кашлял, захлебываясь дымом. Колька сидел рядом. У обоих окровавлены руки, содраны ногти о крепкие корни в торфянистой земле.
– Ты не серчай на меня, – сказал Мироныч, откашлявшись. – Не серчай, говорю, на меня, что от вертолета тебя отдернул… Те были послабее… душонка не выдержала бы у них, – подбадривал старик Кольку и смотрел в мглистое небо воспаленными глазами. Он уже сам сомневался, что придет по этому дымному ночному небу спасение…
И вдруг он вскочил на ноги, поднял руки к небу.
Колька так ослабел, что и гул вертолета его уже не мог поднять на ноги.
12Два человека на земле были обречены. А третий держал в руке послушный штурвал машины, понимая, что если сейчас не решится сесть в горящее болото, то люди погибнут, и он навсегда проклянет себя… Но было еще одно, что удерживало Костю от необходимости направить машину вниз, в полыхающее, затянутое дымом море огня. Ему хотелось услышать, что к буровой тоже летят спасатели, что там тоже встречают огонь в готовности, как встречают опасного врага…
– «Улан»… «Улан»… Что ответила область? Прием…
Сквозь треск помех донесся из наушников голос:
– «Соболь»… «Соболь»… Вас слышу… Меры приняты… Можете отдыхать…
Костя щелкнул тумблером, усмехнулся и на мгновение подумал, что надо было попросить радиста передать несколько слов жене… На всякий случай… Но времени не оставалось. Хорошо еще, что удалось сейчас услышать Улангай…
Костя ни о чем больше не думал. Он стал внимательно разглядывать пелену дыма внизу, под собой, чтобы как можно точнее выбрать место для посадки машины.
Все уже были в кабине, когда почти рядом с вертолетом рухнула громадная сосна, выбросив из-под лопнувших корней огненные глыбы, ударилась обгоревшим стволом и сучьями в мягкую перину, и взметнувшиеся куски горящего торфа тлеющим пухом разбросались сильной воздушной струей от винта вертолета… Огонь лизнул и живот машины. Взрыв разворотил стройную конструкцию, изуродовал вертолет, превратив его в груду горящего металла.
Огненный шар, постепенно уменьшаясь, оставлял после себя пепел и расплавленную обшивку.
Костя лежал вниз лицом. Сапоги обтягивало жаром. Тонкая змейка огня лизнула штанину.
Он был еще жив.
13Если бы сердце Юганы могло слышать стон великого охотника Орла-Кости… Если бы добрые духи урмана не опалили крыльев в борьбе с диким огнем…
Гордый лебедь из легенды, наверное, уже сидит на коленях старой эвенкийки и рассказывает о гибели Кости Волнорезова, рассказывает и просит сложить песню, напеть ее тихим вечером Вас-Югану… Волны унесут эту песню в полноводную Обь. Кедры без слез перескажут ее ветру. А ветер, вольный и голосистый, разнесет печальную и красивую песню по всему белому свету.
