Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана
Рейджена сильно злило, когда Стив имитировал его акцент, а Артура он изводил британским акцентом низов.
– Я не так разговариваю, – твердил ему Артур, – не на кокни.
– Он доведет нас до беды, – предупреждал Аллен.
Однажды Стив стоял в коридоре за спиной капитана Лича, сложив на груди руки, покачиваясь на пятках так же, как он. А Лич повернулся и его застукал.
– Ладно, Миллиган, продолжишь свои репетиции в «яме». Может, за десять дней в одиночке научишься уму-разуму.
– Аллен нас предупреждал, – сказал Артур Рейджену. – Стив бесполезен. У него ни амбиций, ни таланта. Он лишь смеется над окружающими, и хотя наблюдатели тоже хохочут над его ужимками, те, кого он высмеивает, становятся нам врагами. Ты, конечно, тут главный, но я хотел бы донести до тебя, что новые враги нам едва ли нужны.
Рейджен согласился, что Стива лучше причислить к нежелательным, и погнал его из пятна. Но Стив отказался выходить и принялся передразнивать Рейджена.
– Ты об чем? – заревел тот. – Ты же не существовать. Все не существовать. Я вас просто выдумать. Кроме меня, тут никто нет. Только я настоящий. А остальные – глюки.
Рейджен ударил его о стену, по лбу потекла кровь. И тогда Стив вышел из пятна.
По настоянию Артура Аллен подал заявку на тюремные курсы, которые вели преподаватели из филиала общественного колледжа Шейкер-вэлли. Он записался на английский, промышленный дизайн, базовый курс математики и рекламу в сфере промышленности. На творческих курсах у него были только отличные оценки, а по английскому и математике – «очень хорошо». В области графики его оценивали очень высоко – «исключительный», «высокая производительность», «быстро учится», «крайне надежный», «отличное взаимодействие с другими», «высокая мотивация».
5 апреля 1977 года Аллен предстал перед комиссией по условно-досрочному освобождению; ему объявили, что отпустят через три недели.
Когда наконец Аллен получил уведомление о досрочном освобождении, он так радовался, что просто не мог усидеть на месте, а ходил по камере из угла в угол. Наконец он сделал из уведомления бумажный самолетик. За день до запланированного выхода он, проходя мимо кабинета капитана Лича, присвистнул, и когда тот поднял на него взгляд, пустил самолетик и улыбаясь отправился дальше.
Последний день в тюрьме, 25 апреля, казался просто бесконечным. Накануне Аллен не мог уснуть до трех ночи, все расхаживал по камере. Он сказал Артуру, что когда их выпустят, ему хотелось бы получить больше прав в принятии решений в том, кого пускать в пятно, а кого нет.
– Мне ведь приходится общаться с внешним миром и выпутываться из ситуаций, в которые мы попадаем из-за разных людей.
– Рейджену и так будет трудно сложить власть, – ответил Артур, – ведь он два года правил единолично. Вряд ли он захочет наделить ею еще и третьего. Полагаю, Рейджен даже думает о том, как заполучить ее снова.
– Когда мы отсюда выйдем, боссом станешь ты. А мне придется искать работу и приспосабливаться к жизни в обществе. Я хочу, чтобы мое мнение имело больший вес.
Артур поджал губы.
– Аллен, не могу сказать, что просьба неразумная. За Рейджена я говорить не в состоянии, но сам готов тебя поддержать.
Охранник принес новый костюм, и Аллен поразился, насколько тот высокого качества и хорошо сидит.
– Это твоя мать прислала, он же твой.
– А, точно, – Аллен сделал вид, будто вспомнил.
Подошел еще один охранник с бумажкой, на которой требовалось поставить подпись. Перед уходом Билли должен был заплатить тридцать центов за пластмассовый стаканчик, которого недосчитались в его камере.
– Стакан забрали, когда переводили меня в изолятор, и так и не вернули, – объяснил Аллен.
– Мне об этом ничего не известно. Надо заплатить.
– Ну, я в эту игру тоже играть умею, – закричал Аллен. – Не буду платить!
Его отвели в кабинет администратора, мистера Данна, который поинтересовался, что за проблемы в последний день.
– Меня заставляют платить за пластмассовый стакан, который сами же и забрали. Я не виноват, что он потерялся.
– Но надо заплатить тридцать центов, – ответил Данн.
– Да ни за что.
– Без этого мы вас не отпустим.
– Тогда я окопаюсь здесь, – сказал Аллен и сел. – За то, чего я не делал, я платить не буду. Из принципа.
Наконец, Данн отпустил Миллигана, и по пути в приемную, где его ждали мать, Марлен и Кэти, Артур спросил:
– Обязательно было это делать?
– Как я уже сказал Данну, это дело принципа.
Проводить Миллигана собрался Боб Рейнерт; пришел и доктор Стейнберг, сунувший ему последний платеж за купленную картину.
Аллену не терпелось выйти за дверь, так что пока мать Билли разговаривала со Стейнбергом, он нервничал.
– Ну же, – наконец обратился к ней Аллен, – идем.
– Билли, подожди минутку, – сказала она, – я разговариваю.
Он стоял и беспокойно смотрел на нее, а Дороти все говорила и говорила.
– Пойдем?
– Подожди минутку.
Он начал ходить из стороны в сторону, бурча себе под нос, а она все не замолкала. Наконец он закричал:
– Мама, я ухожу! Оставайся, если хочешь.
– Ну ладно, доктор Стейнберг, до свидания. Спасибо вам за все то, что вы сделали для моего Билли.
Он направился к двери, и Дороти последовала за ним. Когда стальная дверь со свистом закрылась у них за спиной, Аллен вдруг вспомнил, что когда его вводили, второй двери он не слышал.
Подъехала Кэти на машине, а Аллен все еще сердился. Когда человека выпускают из тюрьмы, думал он, надо поскорее открыть перед ним дверь, и пусть бежит. Нечего стоять и задерживать всех трепом. Хватит того, что пришлось отсидеть там по закону, а когда твоя болтливая мамочка продлевает срок, это уже слишком. В машине он тоже сидел с мрачным видомм.
– Остановись у банка, пока мы в Лебаноне, – наконец сказал он. – Мне лучше сразу обналичить тюремный чек. Чтобы в Ланкастере не поняли, что я только-только отсидел.
Билли вошел, подписал чек, подал кассиру. Когда ему вручили пятьдесят долларов, он убрал их в кошелек, к деньгам, полученным от доктора Стейнберга. Аллен все еще злился, а к этому времени уже начинал злиться за свою злость еще и на самого себя, ему не хотелось со всем этим разбираться…
Томми осмотрелся, пытаясь понять, какого хрена он делает в банке. Он только пришел или уже выходит? Открыв кошелек, он обнаружил там около двух сотен и сунул его в карман, решив, что все-таки выходит. Глянув в большое окно, он увидел, что в машине его ждет мама, Марлен и Кэти за рулем, и понял, что сегодня за день. Томми посмотрел на календарь в банке.
Он выбежал из двери, делая вид, будто сжимает что-то в руках.
– Быстрее, сматываемся отсюда. Спрячьте меня. Спрячьте, – он стиснул Марлен в объятиях, рассмеялся, и ему стало хорошо.
– Господи, Билли, – сказала она, – ты такой же переменчивый, как и раньше.
Они попытались рассказать ему обо всех событиях, случившихся в Ланкастере за последние два года, но это Томми особо не интересовало. Он лишь предвкушал, как останется с Марлен наедине. После многочисленных встреч в тюрьме ему ужасно этого хотелось.
Но когда они доехали до Ланкастера, Марлен сказала Кэти:
– Высади меня у торгового центра «Плаза». Мне надо на работу.
Томми изумленно уставился на нее.
– На работу?
– Да, я отпросилась, но должна вернуться.
Томми удивился и обиделся. Он-то думал, что Марлен захочет побыть с ним в первый день на свободе. Он промолчал, лишь заморгал, чтобы отогнать слезы, но внутри стало так пусто и больно, что он вышел из пятна…
Оказавшись в своей комнате, Аллен произнес вслух:
– Я всегда знал, что она ему не подходит. Если бы ей было не наср… на Томми, она бы отпросилась на целый день. Мое мнение: больше с ней не общаться.
– Я, – ответил Артур, – придерживался этой точки зрения с самого начала.
Глава восемнадцатая
1
За несколько недель до освобождения брата Кэти вернулась домой в Ланкастер и снова устроилась в «Энкор Хокинг». Мириться с условиями на фабрике ей помогала лишь ее новая подруга Бев Томас. Они вместе работали в отделе контроля качества и упаковки, просматривая посуду, сходящую с конвейера, болтали, стараясь перекричать рев оборудования. Когда Кэти ушла оттуда и поступила в Афинах в колледж от Университета штата Огайо, они продолжили дружить.
Бев была молодая, примерно ровесница Билли, и симпатичная, светло-русая, с зелеными глазами. Она была разведена, и Кэти считала ее независимой, терпимой и прямолинейной. Бев интересовалась психологией и пыталась понять, почему люди злые и как жизнь толкает их на дурные поступки.
Кэти рассказала ей, что в ее семье все – в особенности Билли – подвергались насилию со стороны Челмера. Она пригласила Бев в мамин дом, показала картины брата и рассказала о его преступлениях, из-за которых он угодил в тюрьму. Бев захотела познакомиться с братом подруги.
