Маргарет Этвуд - Год потопа
Должно быть, у меня опять глюки, думает Тоби. Потому что на такое даже генные инженеры не способны. Мужчины и женщина-птица выглядят вполне настоящими, но с галлюцинациями всегда так.
Один мужчина что-то несет, перекинув через плечо. Сначала Тоби кажется, что это мешок, но нет, это чей-то окорок. Покрытый кудрявыми завитками. Золотыми. Неужели львагнец? Дрожь ужаса пробегает по телу Тоби: святотатство! Они убили Животное из списка Тысячелетнего Царства.
Думай как следует, одергивает себя Тоби. Во-первых, с каких это пор ты заделалась фанатичной исаианкой, сторонницей доктрины Тысячелетнего Царства? Во-вторых, если эти мужчины настоящие, а не продукт воспаленного мозга, они убивают. Убивают и расчленяют крупных Созданий, а это значит, что у них есть смертоносное оружие и они начинают с самого верха пищевой цепочки. Они опасны, они ни перед чем не остановятся, и я должна застрелить их, прежде чем они доберутся до меня. Тогда я смогу освободить эту птицу, или что она там такое, пока они и ее не убили.
Тем более если они — мираж, то не страшно, что я буду в них стрелять. Они просто рассеются, как дым.
Тут мужчина, ведущий женщину-птицу, поднимает голову. Он, должно быть, видит Тоби, потому что начинает кричать и размахивать свободной рукой. Другие двое смотрят, куда он указывает, переходят на бег трусцой и сворачивают по направлению к салону красоты. Птицеобразному созданию приходится бежать за ними, из-за веревки, и теперь Тоби видит, что перья — какой-то костюм. Это женщина. Крыльев нет. На шее петля.
Значит, это не галлюцинация. Они настоящие. Настоящее зло.
Тоби находит мужчину с ножом в прицеле карабина и стреляет. Мужчина, шатаясь, отступает назад, кричит и падает. Но у Тоби не очень хорошая реакция — она стреляет еще пару раз, но в других двух мужчин не попадает.
Раненый уже поднялся на ноги, и все трое бегут к лесу. Птица-женщина бежит с ними. Не по своей воле, а из-за веревки. Потом падает и скрывается в сорняках.
Перед остальными вздымается зеленый полог леса, проглатывает их. Исчезли. Все. Тоби не может определить, где упала та женщина: сорняки слишком высокие. Может, выйти и поискать ее? Нет. Вдруг это засада. Тогда их будет трое против нее одной.
Тоби долго смотрит с крыши. Вороны, должно быть, летят за ними — за мужчинами и существом в хаки. «Кар! Кар! Кар! Кар!» — звуковой след истончается вдали.
Вернутся ли они? Вернутся, думает Тоби. Они знают, что я здесь, и догадаются, что у меня есть еда, иначе я бы не протянула так долго. Кроме того, я подстрелила одного из них; они захотят отомстить, это свойственно людям. Они, должно быть, мстительны, как свиньи. Но они не скоро вернутся: знают, что у меня есть ружье. Им придется составлять план.
63
Тоби. День святого Уэн Бо
Год двадцать пятый
Никаких мужчин. Ни свиней. Ни львагнцев. Ни птицы-женщины. Может, я потеряла рассудок, думает Тоби. Оставила где-нибудь и забыла где.
Сейчас время водных процедур. Тоби на крыше. Она выливает дождевую воду из разномастных мисок и кастрюль в один большой таз и намыливается: только лицо и шею; она не рискует мыться полностью, чтобы не поставить себя в уязвимое положение — мало ли кто может подглядывать? Тоби как раз смывает мыльную пену, когда слышит вороний базар, где-то рядом. «Карр! Карр! Карр!» На этот раз они как будто смеются.
«Тоби! Тоби! Помоги!»
Кто-то меня звал? — думает Тоби. Она перегибается через ограждение и ничего не видит. Но голос слышится снова, совсем рядом со зданием. Может, это ловушка? Женщина ее зовет, а на горле женщины рука мужчины, нож приставлен к артерии? «Тоби! Это я! Помоги!»
Тоби вытирается полотенцем, надевает накидку, вешает на плечо карабин и спускается по лестнице. Открывает дверь: никого. Но голос слышится снова, очень близко. «Помоги! Пожалуйста!»
За левым углом: никого. За правым: опять никого. Тоби подходит к калитке огорода, когда женщина появляется из-за угла. Она хромает, худая, избитая; длинные волосы, свалявшиеся от грязи и запекшейся крови, закрывают лицо. На женщине биопленка с блестками и мокрыми, свалявшимися голубыми перьями.
Птица-женщина. Какая-то уродка из секс-цирка для извращенцев. Наверняка заразна, ходячая чума. Тоби думает: стоит ей меня коснуться, и я покойница.
— Пошла вон! — кричит она. Пятится, прижимаясь спиной к забору огорода. — Иди нахуй отсюда!
Женщина шатается. У нее на ноге глубокий порез, а голые руки исцарапаны и кровоточат: должно быть, бежала через колючие кусты. Тоби не может думать ни о чем, кроме этой свежей крови: как она кишит микробами и вирусами.
— Пошла прочь! Вали отсюда!
— Я не больна, — говорит женщина.
Она плачет. Но все они, все отчаявшиеся люди так говорили. Умоляя, протягивая руки за помощью, за утешением. А потом превращались в розовую кашу. Тоби видела с крыши.
«Это будут утопающие. Не позволяйте им вцепиться в вас. Вы не должны стать для них последней соломинкой», — учил Адам Первый.
Ружье. Тоби возится с ремнем: он запутался в накидке. Как отогнать это ходячее гноище? Крик без оружия бесполезен. Может, пристукнуть ее камнем по башке, думает Тоби. Но камня под рукой нет. Хорошенько заехать ногой в солнечное сплетение, потом помыть ноги.
«Ты — немилосердный человек, — произносит голос Нуэлы. — Ты презрела Божье Создание, ибо разве Люди — не Божьи Создания?»
Из-под войлока свалявшихся волос женщина умоляет:
— Тоби! Это я!
Она теряет силы и падает на колени. Тут Тоби видит, что это Рен. Под всей этой грязью и загаженными блестками — всего лишь малютка Рен.
64
Тоби втаскивает Рен в здание и укладывает на пол, чтобы запереть дверь. Рен все еще истерически плачет, задыхаясь и давясь рыданиями.
— Ничего, ничего, — говорит Тоби.
Она подхватывает Рен под мышки, поднимает, и они тащатся по коридору к одному из косметических кабинетов. Рен висит мертвым грузом, но она не очень тяжелая, и Тоби удается втащить ее на массажный стол. Рен пахнет потом, и землей, и немного запекшейся кровью, и еще — разложением.
— Лежи, не двигайся, — говорит Тоби.
Предостережение напрасно: Рен никуда не думает идти.
Она лежит с закрытыми глазами, откинувшись на розовую подушку. Вокруг одного глаза синяк. Надо приложить «НоваТы — успокаивающие подушечки для глаз с алоэ и двойной арникой», думает Тоби. Она разрывает пакет и накладывает подушечки, потом накрывает Рен розовой простыней и подтыкает по краям, чтобы Рен не свалилась со стола. У нее порез на лбу и другой на щеке: ничего серьезного, с этим можно разобраться потом.
Тоби идет на кухню, кипятит воду в чайнике Келли.[21] Наверняка у Рен обезвоживание. Тоби наливает в чашку горячей воды, добавляет немного драгоценного меда и щепотку соли. Чуточку сухого зеленого лука из тающих запасов. Тоби несет чашку в кабинет, где лежит Рен, снимает с ее глаз подушечки и помогает сесть.
Глаза Рен кажутся огромными на худом, избитом лице.
— Я не больна, — говорит она, но это неправда: она горит в лихорадке.
Но болезни бывают разные. Тоби проверяет, нет ли симптомов: нет, ни крови, сочащейся из пор, ни пены. Но все же Рен может быть носительницей, ходячим инкубатором: в этом случае Тоби уже заразилась.
— Постарайся выпить, — говорит Тоби.
— Не могу, — отвечает Рен. Но ей все же удается проглотить немного воды. — Где Аманда? Мне нужно одеться.
— Все в порядке, — говорит Тоби. — Аманда тут недалеко. А сейчас постарайся поспать.
Тоби помогает Рен снова опуститься на подушку. Значит, Аманда и в этом как-то замешана, думает Тоби. Всегда так было: где эта девчонка, там жди беды.
— Я ничего не вижу, — говорит Рен. Она вся дрожит.
Тоби возвращается на кухню и выливает остатки теплой воды в тазик: нужно снять измочаленные перья и блестки. Тоби несет тазик, ножницы, мыло и стопку розовых полотенец в комнату Рен, отгибает край простыни и начинает срезать запачканный наряд. Под перьями оказывается не ткань, а что-то другое. Оно растягивается. Почти как кожа. Там, где наряд прилип, Тоби его отмачивает, чтоб легче отделялся. В паху вырван кусок. Ужас, думает Тоби, жуткое зрелище. Надо будет сделать компресс.
На шее потертости — несомненно, следы веревки. Гноится, как оказалось, глубокий порез на левой ноге. Тоби очень осторожна, но Рен морщится и кричит.
— Больно, как еб твою мать! — говорит она. Потом ее тошнит выпитой водой.
Смыв с тела грязь, Тоби начинает промывать рану.
— Как это случилось? — спрашивает она.
— Не знаю, — шепчет Рен. — Я упала.
Тоби промывает порез и мажет его медом. В меде — природные антибиотики, говаривала Пилар. Где-то в салоне красоты должна быть аптечка.
— Лежи спокойно. Ты же не хочешь, чтоб у тебя началась гангрена.
