Дорис Лессинг - Великие мечты
В этот момент реальность вновь поймала Фрэнсис в свои цепкие объятия — так ей казалось. За те месяцы — нет, уже годы, что она провела с Рупертом, она превратилась в другого человека, медленно привыкающего к мысли, что счастье в жизни бывает. Господи, если бы не Руперт, то она так бы и жила в скучной, натужной рутине долга и без любви, секса, близости.
Руперт повез детей обратно к матери и обнаружил там то, чего боялся. Давным-давно, после рождения Маргарет, у Мэриел случилась депрессия, настоящая. Он пробыл тогда с женой все время болезни, ей стало лучше, но она жила в постоянном страхе, что болезнь вернется. Она вернулась. Мэриел сидела в углу дивана, свернувшись в клубок, и смотрела в никуда — в грязном халате, с немытой нечесаной головой. Дети стояли по обе стороны отца, глядя на мать, затем прижались к нему, чтобы он обнял их.
— Где Джаспер? — спросил Руперт молчащую женщину, и она ответила, донельзя раздраженная:
— Ушел.
— Он вернется?
— Нет.
Казалось, что большего от Мэриел не добиться, но потом она сказала безразличной скороговоркой:
— Лучше забери детей. Здесь им нечего делать.
Под руководством Маргарет и Уильяма Руперт собрал книги, игрушки, одежду, школьные вещи и затем вернулся к Мэриел.
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
Долгое молчание. Она затрясла головой, что означало: «Оставь меня в покое». Но когда все трое были уже у двери, она произнесла тем же монотонным голосом:
— Отвези меня в больницу. В любую. Мне все равно.
Детей, притихших и перепуганных, обустроили в их старых детских, и сразу же их вещи заполонили всю квартиру.
Руперт позвонил врачу, чтобы договориться насчет помещения Мэриел в психиатрическую клинику. Он пытался дозвониться Джасперу, но безуспешно.
Фрэнсис посещали холодные, жесткие мысли. Она знала, что Джаспер вряд ли вернется к Мэриел, раз бросил ее при первом же наступлении депрессии. Он был гораздо младше ее и являлся звездой в мире моды — зарабатывал большие деньги дизайном спортивной одежды. Его имя часто мелькало в газетах. Зачем он связал свою жизнь с женщиной старше себя да еще с двумя маленькими детьми? Руперт говорил, что молодому человеку нравилось воображать себя зрелым и ответственным мужчиной, так он самоутверждался. До этого у него была репутация человека, чрезмерно увлеченного излишествами гламурного общества — наркотики, безумные вечеринки, все такое. Похоже, он снова с головой окунулся в тот образ жизни. И это значит, что Мэриел осталась без мужчины и захочет вернуть мужа обратно. Плюс еще двое детей в состоянии эмоционального шока на руках у нее, выполняющей функции матери. И да, она испытывала то пугающее и неприятное чувство, которое возникает, когда события жизни повторяются. Фрэнсис думала: «На меня вот-вот повесят этих детей… нет, их уже на меня повесили. Хочу ли я этого?»
Маргарет было двенадцать лет, Уильяму — десять. Вскоре они станут подростками. Фрэнсис боялась не того, что Руперт может подвести ее, скинуть всю ответственность на нее, нет, но их близость не только будет страдать (от этого никуда не денешься), она может вовсе исчезнуть, вытесненная неуемными требованиями тинейджеров. Но Руперт ей нравится, он так сильно ей нравится… она любит его. Фрэнсис могла бы сказать со всей серьезностью, что не любила до сих пор — то есть она скажет «да» всему, что возникнет на их общем пути. И в конце концов, депрессии же заканчиваются когда-нибудь, и тогда дети захотят воссоединиться с матерью.
Из больницы, куда положили Мэриел, приходили неразборчивые каракули — назвать письмами их было нельзя. «Руперт, не приводи сюда детей. Им это будет вредно. Фрэнсис, у Маргарет астма, ей нужен новый рецепт для лекарств».
Врачи, которым звонил Руперт, говорили, что Мэриел очень больна, но поправится. Предыдущий приступ длился два года.
Фрэнсис и Руперт лежали в темноте бок о бок, ее голова на его правом плече, его правая рука на ее правой груди. Ее рука лежит на его бедре, костяшки прижаты к яичкам, к этим нежным, но полным достоинства органам, которые и ей придавали уверенности. Независимо от того, имело место занятие любовью или нет, эта супружеская, освященная временем сцена повторялась каждый вечер перед тем, как они погружались в сон. Настал момент обсудить то, о чем оба избегали говорить уже столько дней.
— Где была Мэриел, когда болела в прошлый раз, все те два года?
— По большей части дома, лежала в постели. Она практически ничего не могла делать.
— В больнице ее не будут держать два года.
— Нет, но ей потребуется уход.
— Вряд ли можно рассчитывать на то, что этим займется Джаспер.
— Да уж.
Руперт говорил спокойно, почти шутливо, но Фрэнсис слышала в его голосе одинокую смелость, и у нее таяло сердце.
— Послушай, Фрэнсис, для тебя тоже все обернулось хуже некуда. Не думай, будто я не понимаю. — Она не собиралась разуверять Руперта, поэтому помедлила с ответом, и он быстро добавил: — Я не буду винить тебя, если ты уйдешь… — У него сорвался голос.
— Я не собираюсь тебя бросать. Я просто думаю.
Руперт поцеловал Фрэнсис в щеку: и лицо у него было мокрое от слез.
— Если ты продашь эту квартиру и мы сложим наши деньги вместе и купим квартиру побольше, то даже в таком случае останется проблема — первая жена и вторая будут проживать в соседних комнатах, как в каком-то африканском полигамном племени.
Они засмеялись. Они еще могли смеяться.
— У нас достаточно денег на дом? — спросила Фрэнсис.
— Если только на небольшой и не в престижном районе.
— Полагаю, Мэриел не будет зарабатывать?
— Карьера никогда не привлекала ее. — Слова зазвучали сухо — тут была своя история, поняла Фрэнсис. — Мэриел, она весьма старомодна. Или напротив, последнее слово феминизма. И конечно же, она не работала, пока была с Джаспером, наслаждалась светской жизнью. Так что да, можно принять как данность, что ее придется взять на содержание. — Пауза. — Они еще сказали… врачи сказали, что нужно ожидать рецидивов.
— Я тут подумала, Руперт. Если у нас будет дом, то две жены хотя бы не будут жить на одном и том же этаже.
— Ну да, ты ведь это уже проходила?
— Ага. Собаку на этом съела.
— Ты планируешь выйти за меня замуж, Фрэнсис?
— Для детей это определенно будет лучше. Сам подумай — жена или любовница. Консерватизм детей нельзя недооценивать.
Фрэнсис позвонила Колину, спросила, могут ли они поговорить, и он предложил, чтобы она пришла в старый дом, а он что-нибудь приготовит. И вот Фрэнсис снова оказалась в доме Юлии, на кухне, за столом, который она никогда не видела сложенным до такого маленького размера. Рядом стояли два стула. Колин встретил ее, источая энергичное гостеприимство.
Они обнялись.
Фрэнсис спросила:
— Где же твоя любимая псина?
Колин замялся, отвернулся от матери, доставая из холодильника блюда — так же и она делала (часто), когда хотела избежать ответа или обдумать свои слова. Он поставил перед Фрэнсис тарелку супа, сел напротив.
— Злюка с Софи. В нижней квартире.
Фрэнсис — в шоке — отложила ложку.
— Вы с Софи теперь вместе?
— Она больна. У нее что-то вроде нервного срыва. Тот мужчина после Эндрю — ничего хорошего у них не вышло. Она попросила меня о помощи.
Фрэнсис попыталась воспринять всю эту информацию и приступила к супу. Колин умел готовить.
— Тогда все меняется, — сказала она.
— Что?
Фрэнсис рассказала, с чем пришла, и сын сразу ухватил суть, как было ясно из его замечания:
— Ma, ты не умеешь жить не мучаясь.
— Дело в том, что мне на самом деле… — Фрэнсис хотела сказать «мне нравится», но сказала: — Я на самом деле люблю этого человека. По-настоящему.
— Он хороший мужик, — кивнул сын.
— Ты уже занимался комнатами Юлии?
— Там такая удивительная обстановка, что у меня рука не поднимается что-то трогать. Но да, конечно, мы будем их использовать.
— А что, если мы поселим в цоколе жену Руперта?
— Совсем как бедную Филлиду.
— Но я надеюсь, что это будет не навсегда. Руперт говорит, что Мэриел терпеть его не может. Как глупо с ее стороны.
— Значит, договорились: Мэриел в цоколе; мы с Софи на верхнем этаже; и еще мы будем пользоваться старой комнатой Сильвии, а я буду по-прежнему работать в гостиной. Тогда вам с Рупертом и двумя детьми останется шесть комнат на нашем с Эндрю этаже и все твои комнаты. И разумеется, у нас есть еще старая добрая кухня.
— Я бы никогда не предложила этого, если бы не знала, что дом практически пустует. И мы смогли бы немного перевести дух после всего…
— Мысль неплохая.
С энергией, которую он прилагал ко всему, что делал, Колин убрал суповые тарелки и выставил обжаренную в гриле рыбу. Он налил вина, отпил из своего стакана, снова долил доверху.
