Почтовая открытка - Берест Анна
— Лучше не нашлось, — говорит Жанин.
— Пеняйте на себя, — отвечает проводник.
— Изначально я планировала ехать через Страну Басков.
— Так было бы лучше. Переправа надежней.
— Но после оккупации южной зоны там стало небезопасно.
— Да, я слышал.
— Поэтому мне посоветовали идти через массив Мон-Валье. Вроде бы немецкие солдаты туда не суются — слишком опасное место.
Проводник смотрит на Жанин и сухо приказывает:
— Приберегите силы для ходьбы.
Жанин не болтушка, просто ей нужно словами заговорить свой страх. Она знает, что некоторые, до нее, обрели на этом пути не свободу, а смерть. И она делает шаг за шагом, смотрит в сторону границы и старается не думать о страхе высоты.
Она бредет по снегу, карабкается по снежным уступам. Проводник отмечает, что его спутница крепче, чем кажется на первый взгляд. Вместе они переходят скованные льдом реки.
— А если нога подвернется? — спрашивает Жанин.
— Не буду врать, — отвечает проводник. — Получите пулю в лоб — все лучше, чем смерть от холода.
Жанин поднимает глаза: Испания совсем близко, кажется, протяни руку — и дотронешься до гребней, где в ночи мигают огни. Но чем дольше она идет, тем дальше они кажутся. Она знает, что нельзя падать духом. Она вспоминает философа Вальтера Беньямина, который покончил с собой, едва перейдя границу, потому что решил, что испанцы вернут его обратно. «В безвыходной ситуации, — писал он в своем последнем письме на французском языке, — у меня один выход: покончить со всем этим». А ведь не утрать он надежду, выбрался бы на свободу.
Через три дня проводник машет перчаткой вдаль и говорит Жанин:
— Держитесь этого направления, я дальше не пойду.
— Как это? — спрашивает она. — Вы не доведете меня до места?
— Проводники не переходят границу. Вы доберетесь одна, просто идите все время прямо, пока не увидите часовню, где принимают беглецов. Удачи! — бросает он и поворачивается к ней спиной.
Жанин вспоминает, как однажды в детстве мать сказала ей то, что она запомнила навсегда. Габриэль перечислила дочери все варианты смерти.
Сгореть,
отравиться,
заколоть себя,
утопиться,
повеситься.
— Если придется выбирать смерть, дочь моя, выбирай холод. Замерзнуть совсем не страшно. Ничего не почувствуешь, просто уснешь.
Глава 12
Мириам просыпается среди ночи: кто-то стучит в окно кухни дома повешенного. Это наверняка Висенте. Она сует босые ноги в большие холодные шлепанцы, набрасывает кофту поверх ночной рубашки. Но силуэт, едва видимый в темноте, не похож на мужа. Это человек крупный, широкоплечий, и в руках у него велосипед.
— Я к вам от месье Пикабиа, — говорит он с местным акцентом.
Мириам открывает дверь и впускает его, ищет спички, чтобы зажечь свечу, но Жан Сидуан жестом останавливает ее: лучше остаться в темноте. Он снимает шляпу и, стоя с непокрытой головой, говорит:
— Ваш муж арестован, он в Дижонской тюрьме. Он послал меня за вами. Надо выехать первым поездом. Быстро собирайтесь.
Мириам унаследовала от матери способность принимать решения быстро и хладнокровно. Она мысленно диктует себе, что надо сделать до отъезда: погасить угли, спрятать все съестное, прибрать в доме, оставить записку мадам Шабо.
— Нам предстоит ехать сначала на поезде с пересадкой, а потом на автобусе, — говорит Жан. — В Дижоне будем незадолго до полуночи.
На рассвете они молча добираются до станции Сеньон железнодорожной линии Кавайон — Апт. На пустынной платформе Жан протягивает Мириам удостоверение личности:
— Вы моя жена.
«Я не такая красивая>, — думает Мириам, заглядывая в поддельные документы.
Путешествие длится долго. Автобусы, местные поезда, каждую минуту грозит опасность. Холодно, Мириам плохо одета. В Монтелимаре Жан снимает с себя толстую шерстяную фуфайку и накидывает ей на плечи.
В Балансе молодожены ждут, затаив дыхание, пока приближаются немецкие мундиры для проверки документов. Протягивают фальшивые документы. Жана восхищает невозмутимость спутницы, не теряющей духа перед лицом врага.
В последнем поезде, который везет их в Дижон, они остаются в вагоне одни, и Мириам чувствует, что опасность миновала. Она любит ночные поезда, когда соседи спят, а в воздухе разлит приглушенный покой — мозг отдыхает, не нужно ничего решать.
Они знают, что это запрещено, что им нельзя рассказывать друг другу о себе, что в такое время нужно держать язык за зубами. Но темнота, окутавшая все вокруг, и вязкая тишина вагона толкают Жана и Мириам излить душу.
— В первый раз я ехала на поезде, — заговаривает Мириам, прерывая молчание, — который шел через всю Польшу в Румынию. Там была толстая проводница, которая распоряжалась самоваром, я боялась ее до смерти. Как сейчас помню ее лицо…
— Зачем вам надо было в Румынию?
— Чтобы сесть на корабль. Плыть в Палестину, где мы с родителями прожили несколько лет.
— Выходит, вы полячка?
— Нет! Моя мать родом из Польши, но я родилась в Москве, в России, — говорит Мириам, глядя в окно на деревья, чернильными пятнами плывущие мимо. — А вы?
— Родился в Сереете. Это недалеко от Бюу. Два часа на велосипеде, если ехать по дороге на Маноск. Отец — колесный мастер. Играет на трубе в деревенском духовом оркестре. А мать у меня — брюч-ница, — говорит он, с гордостью шлепая себя по бедрам, чтобы продемонстрировать брюки.
— Отличная работа, — улыбается Мириам. — А вы кто по профессии?
— Учитель. К сожалению, давненько не бывал в школе… Тоже довелось сидеть в тюрьме. Я сказал как-то раз в нашем деревенском бистро, что мне не нравится война. Меня вызвали к следователю военной разведки в нижний форт Святого Николая в Марселе за «пораженческие высказывания». Я провел год в тюрьме… Так что немного понимаю, о чем говорю. Больше всего вашему мужу понадобится мужество. Он будет сражаться за стульчак, добывать курево, узнает карцер, издевки охранников, стрижку под ноль, научится ходить в деревянных башмаках, пройдет унизительные обыски, торговлю окурками, научится пить спирт и выносить тычки охраны… Но главное — однажды ваш муж выйдет на свободу.
— Вы когда сели?
— Двадцать первого января сорок первого года. За год я так изменился, так исхудал, что родители не узнали. Внутри я тоже изменился. Я разуверился в пацифизме и решил помогать Сопротивлению.
— Вы храбрый человек.
— Это не храбрость. Я действую на свой лад. Как могу. К нам в деревню, в Сереет, приехал один парень. Зовут Рене. Мы к нему ходим, а он говорит нам, что делать, дает небольшие задания. Я даже еду приношу, — говорит Жан, доставая из сумки два аккуратно завернутых кусочка хлеба.
Мириам улыбается и с удовольствием ест вместе с Жаном.
— Скоро будем на месте, — говорит он. — Здесь наше путешествие кончается. Я отведу вас к жене одного заключенного, он сидит в камере вместе с вашим мужем. Завтра она пойдет с вами на свидание.
Прежде чем уйти, Мириам благодарит Жана Си-дуана и, взяв его за руку, произносит:
— Я тоже хочу выполнять задания.
— Хорошо. Я поговорю с Рене.
Глава 13
У себя на родине, в Лиль-сюр-Сорге, Рене Шар жил под постоянным наблюдением. Поэтому в 1941 году он взял жену и чемодан и переехал к друзьям в Сереет — более тихое место, расположенное в пятидесяти километрах от дома.
Там он обнаружил маленькую площадь, усаженную каштанами, где дома вытянулись в ряд напротив церкви и застыли, как певчие перед кюре. В центре площади — источник, и здесь его внезапно как громом поразила красота одной деревенской девушки. Ее звали Марсель Сидуан.
Ради того, чтобы увидеть ее, Рене каждый день ходил к источнику. За ним наблюдали старухи — со скамеек, из-за занавесок, с церковной паперти, — их было не спихнуть со стула, они ждали, когда Рене придет на площадь посмотреть, как Марсель набирает воду.
