Икар из Пичугино тож - Хилимов Юрий Викторович
Елена Федоровна улыбнулась и погладила внука по голове.
— Ты сам-то кем хочешь стать? — спросила она. — Давно мы на эту тему не говорили. В прошлый раз ты сказал, что хочешь быть ветеринарным врачом.
— Да когда это было… Уже в прошлом, — деловито махнул рукой Алеша.
— А что теперь?
— Наверное, я хотел бы стать путешественником, чтобы увидеть разных интересных людей, красивые города, природу.
— Как папа и дедушка?
— Что-то вроде того.
— Так, мне нужна картошка. У тебя все готово?
Алеша радовался тому, что удалось вычленить для себя из этого разговора. Очень важно, что нас окружает, потому что это каким-то образом оказывает влияние, — так считала Елена Федоровна. И оно должно нас радовать и делать счастливыми. А еще Алеша подумал, что бабушке нравится заботиться о близких и что даже не к близким она все равно добра и всегда готова помочь.
С этими мыслями он залез в свою палатку. Тут было мягко — два матраса и куча одеял на полу. Можно было валяться вдоль и поперек, как на огромной кровати. Сквозь маленькое окошко внутрь проникал луч света, отчего, по мнению Алеши, делалось особенно таинственно. Для этой атмосферы непременно должен быть полумрак, а снаружи яркий свет. Это было самым лучшим для того, чтобы мечтать и прерываться лишь на атлас мира или книжку про приключения, да еще на вырезки.
Внезапно все залилось светом. Это была Лиза.
— Чем занят? — спросила она, показавшись в «дверях» с коробкой игры «Лабиринт». Не дожидаясь ответа, девочка влезла вовнутрь, поджав ноги уселась напротив брата и сняла с коробки крышку.
Вдруг Алеше пришла в голову идея.
— Слушай, Лиз, нам на лето дали сочинение писать про то, чему стоит посвятить свою жизнь. Ты бы про что написала?
— Какая странная тема! А мы ничего такого не писали… Вообще, я хотела тебе предложить поиграть…
— Подожди. Ответь на мой вопрос.
Но Лизе явно не хотелось вести разговор про сочинение и про школу.
— Лето только началось. Ты еще успеешь написать свое сочинение, — сказала она.
— А мне надо сейчас. Очень надо. Ответь, и будем играть.
Лиза пожала плечами:
— Откуда я знаю? Наверное, жизнь нужно посвятить чему-то красивому, а главное — интересному. Чтобы она увлекала, как эта игра. Понимаешь?
— Понимаю, — задумчиво согласился Алеша, понимая и то, что большего сестра не скажет. — Давай, раскладывай карточки.
От идеи позвонить отцу и матери Алеша отказался. В самом деле, разве это телефонный разговор? Он и так знал, что для них главное. Если бы он был постарше, то сформулировал бы примерно так: семья и профессиональная творческая деятельность. Семья, конечно, была очень важным для них делом, но лишь как часть чего-то более общего. Отец и мать ему напоминали родителей Малыша из советского мультика про Карлсона — вечно на работе. Они хотя и очень любят своего сына, но повседневная забота о нем на фрекен Бок и смешном человечке, который живет то ли на крыше, то ли только в голове Малыша.
Осталось найти Геру. Его нигде не было — наверное, куда-то убежал с Костяном и Славкой. Алеша подумал, как бы брат ответил на его вопрос, и потерялся в догадках. Уж точно в этом ответе не было бы ничего мечтательного. Брат не церемонится, все делает порывисто и быстро, и никогда особо не рассуждает, что да как могло бы быть. Для него все есть как есть, и не более того. «Где же Герка?» Алеше не терпелось задать ему вопрос.
Гера вернулся вечером весь грязный и потный. Ему не влетело только потому, что он позвонил Елене Федоровне и предупредил, что поедет рыбачить с Логиновыми на лодке. В нужный момент Гера передал трубку Яну, и тот клятвенно заверил бабушку, что все трое пацанов будут находиться под его пристальным вниманием.
— Что же ты такой чумазый? — спросила Елена Федоровна.
— Мы изучали береговую линию, причалили к берегу, а там глина…
— А где же рыба?
— Понимаешь, ба, Славка такой неуклюжий. Он опрокинул ведро в реку. И все — нет у нас улова.
— Ладно, я не очень-то и рассчитывала на твой улов. Иди мыться. И оставь футболку и шорты в бане. Я брошу их в стирку.
Алеша уже лежал на своем раскладном кресле, готовясь ко сну, когда на соседний диван завалился Герман.
— Гера, — позвал Алеша брата.
— Что?
— Помнишь, ты мечтал о лодке?
— Я и сейчас о ней мечтаю. А что, ты мне хотел ее подарить?
— Скажи, если бы у тебя была лодка… Или когда она появится, какой девиз ты бы написал на ее носу?
— Я хочу спать.
— Ответь мне, пожалуйста, — не отставал Алеша.
— «Любознательность уму не помешает» — что-то типа этого, — буркнул Гера.
Алеша узнал в этой фразе перевернутое изречение древнего философа, о котором им как-то рассказал дед. Ну что ж, неплохо. Алеша подумал, что Герман весьма достойно справился с его вопросом.
Глава 40
МАЛЕНЬКАЯ ЖЕНЩИНА В ОКОШКЕ
У Веры Афанасьевны была одна давняя мечта. Она свилась вокруг образа, который ей однажды то ли приснился, то ли пригрезился наяву. Он так сильно запал в душу, что с тех пор не отпускал; несмотря на горечь своей несбыточности, всегда оставался с ней. И невозможно было прогнать его прочь. Оставалось лишь свыкнуться, поэтому Вера Афанасьевна, как женщина прагматичного склада ума, решила извлечь максимальную выгоду от присутствия оного в своей жизни. Так, она полюбила думать об этом образе, когда в одиночестве принимала пищу, и тогда еда становилась вдруг потрясающе вкусной, но особенно она любила засыпать с мыслями об этом чуде, чтобы во снах увидеть, как оно оживает.
Много лет Вера Афанасьевна мечтала о маленьком белом домике на берегу океана. Ей представлялось, что сидит она у распахнутого оконца и под песни босоногой певицы провожает взглядом уходящее за бескрайний горизонт солнце. И ветер доносит до нее соленые брызги и крики летающих над побережьем птиц, а ей хорошо-хорошо. Когда она думала об этом, в ее организме случалась моментальная химия, и если до этого на сердце была черная тоска, то теперь она тут же превращалась в светлую sodade[1], где, как известно, всегда остается место надежде. Тогда хотя в глазах Веры Афанасьевны все же и могла читаться тихая грусть, но губ уже касалась задумчивая улыбка. Ее взор обращался куда-то вглубь себя, и она ощущала, как наполняется светом. Никогда больше она не чувствовала такого покоя и умиротворения, как в эти минуты. Тихое счастье. Вера Афанасьевна удивлялась себе: куда-то разом исчезала ее вечная суетливость и непоседливость, проваливался в небытие страх остаться наедине с собой. Ей нравилась эта метаморфоза. Она ощущала в ней себя, несомненно, лучшей, более правильной своей версией.
Однажды Вера Афанасьевна поняла, что дача в Пичугино тож — это такой компромисс на пути к мечте. «Цветущие клематисы», безусловно, не могли заменить собой маленький белый домик на берегу океана — здесь было совсем другое. Однако дача тоже делала ее счастливей, причем заражала такой беспричинной радостью, нерасщепимой на какие-то отдельные элементы. Это чувство невозможно препарировать — вскрытие ничего не покажет.
Вера Афанасьевна читала книгу, когда к ней подсела Аллочка:
— Бабушка, а что ты читаешь?
Не дожидаясь ответа, Аллочка наклонилась вниз, чтобы увидеть название на обложке.
— «Антуанетта», — прочитала она вслух. — Про что это?
Вера Афанасьевна сняла очки.
— Про несчастную судьбу одной женщины из девятнадцатого века.
— Интересно?
— Чужие несчастья всегда интересны, — философски заметила Вера Афанасьевна, но затем быстро перевела тему: — Ты мне лучше скажи: чем ты собираешься заниматься?
— Не знаю… К Лизе хотела сходить.
— Сходи, вы сегодня с ней еще не виделись. Кстати, как пойдешь, позови Елену Федоровну к нам на кофе. Я буду ее ждать.
