Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
Утренняя прогулка в тесном сопровождении заботливого «форда» со счастливым номером не выходила из головы. И пока читал лекции второму и третьему курсам, пока разбирал статью для сборника с аспиранткой, молодой религиозной женщиной (царственный разлет соболиных бровей, полуопущенный взгляд из-под хитроумной цветастой чалмы и очень высокая прямая шея в тесном воротничке), пока ждал запаздывающего Илана у дверей университетской библиотеки, – он продолжал обдумывать последовательные ходы, которые должен предпринять.
– Что ж ты запыхался, гевер[37], зарядку не делаешь?
– Гевер, вот когда у тебя родится третий и ты всю ночь с ним проколбасишься, тогда я наутро погляжу на твою дыхалку.
Первые минуты встречи они всегда отдавали общеармейскому тону своей молодости.
– Не возражаешь, если мы посидим не тут, а в приличном месте? – спросил Кордовин. – Хороший стейк гарантирую.
– Да уж, пожалуйста. Иначе я отожру половину твоей задницы, у меня с утра ни крошки во рту.
Они оставили тачку Илана на университетской стоянке и сели в машину Кордовина. И буквально на второй минуте после поворота он увидел за собой белый «форд». Сидит, круглоголовый, стриженный бобриком, в темных очках… Выходит, они знают его расписание в университете. Ну, это нетрудно сделать через секретариат – так же, как они отыскали его в Толедо.
И поскольку некоторый план на поздний вечер уже был им составлен, воскресший белый «форд» не только не испортил, а скорее, улучшил его настроение.
* * *Нет, положительно здешний водила должен иметь железное терпение! Ползущая впереди «ауди» остановилась рядом с пешеходом на тротуаре, и над приспущенным стеклом замелькали руки. Руки здесь необходимы даже для короткого «ах!». Пожилой господин на тротуаре принялся обстоятельно объяснять дорогу, тоже, само собой, пустив в ход руки и лицо. Забавно: по его жестам можно понять маршрут следования «ауди»: автобусная станция. Плавное закругление ладони вело дорогу влево… затем меж двумя приподнятыми предплечьями родилась водонапорная башня, завершив движение в круглых взлетевших бровях; взмыла вверх «лестница Якова» – дурацкий памятник, косо торчащая лестница в никуда: ребро ладони пересчитало все ступени… и затем уже отсыпающим, благословляющим посылом обеих рук: все прямо, и прямо, и прямо…
Илан рядом с ним наблюдал эту сценку с меланхолическим удовольствием.
– Ты не находишь, – заметил он, – что родиться глухонемым здесь гораздо милосерднее – по судьбе, – чем в любой северной стране?
Кордовин удачно припарковал машину недалеко от Кошачьей площади, на платной стоянке, замечательной своей теснотой и требованием сторожа отдавать ключи, дабы перегонять машину с места на места. Всегда терпеть этого не мог, а тут даже обрадовался: вот уж сейчас тачка будет под строгим приглядом.
Все время пути Илан совершенно серьезно рассказывал о гениальности своего младшего, пятимесячного сына. Он все понимает, все, говорю тебе – он глазами следит за каждым называемым предметом! Двое старших тоже умницы, но этот – просто гений!
Поднялись по высоким каменным ступеням в «Иерусалимские дворы», узкую щель-проулочек, где, в тесноте да не в обиде утрамбованы были несколько баров и ресторанов, в том числе этот, ресторан Эльдада – две комнаты, забитые по углам и вдоль стен сентиментальным старым барахлом: патефонами, кувшинами для воды, допотопными ламповыми радиоприемниками и швейными машинками «Зингер». Под потолком висела корзинка с яйцами, что, вероятно, должно было означать: вот только из-под курицы… Давно покойный Эльдад, дед нынешнего владельца ресторана, дал жизнь своему детищу в тридцать шестом году Не такая уж седая старина, но приятно думать, что это заведение пережило Британский мандат и все здешние войны. Здесь готовили мясо под благоуханными, чуть островатыми соусами. Ресторан назывался «Эльдад, и всё». Точка, мол. Все, мол, этим и сказано.
Он дал Илану сесть лицом к окну – не только потому, что так лучше видел, о чем тот говорит, но и потому, что с удовольствием всегда наблюдал за живой мимикой его неправильной, со слишком крупным носом и скошенным подбородком, слишком густыми бровями, слишком близко посаженными зелеными глазами, все-таки обаятельной физиономии, всегда жалея, что должен зарисовывать ее по памяти, дома, и что не может сейчас вытащить блокнот и на протяжении обеда набросать ряд мгновенных изменений удивленного, смеющегося, нахмуренного лица своего друга.
– Детка, прежде всего, – попросил Кордовин официантку, – тащи этому страдальцу булочки с маслом, а потом мы сделаем заказ.
Девочки здесь были, как на подбор – тонкие, в черных брючках и черных тесных свитерках, – немного, некоторой порывистостью, что ли, – в данном случае, служебной, – похожие на Пилар. Как все же его задела эта девушка, подумал он в сотый раз. Моя сирота… Завтра вышлю денег.
—.. понимаешь, она ни черта не успевает, – он рассеянно слушал голос Илана, – обеда нет никогда. Зато диссертацию пишет. Я говорю: отлично, разводиться с тобой я не стану, просто возьму в дом вторую жену. А что? Это в нашей национальной и религиозной традиции. Все наши праотцы имели по нескольку жен.
– Ицхак, – вставил Кордовин, – довольствовался одной Ривкой.
– Ну, Ицхак! Тот просто был травмирован.
– Чем же это?
– Ну, как! Его же папа хотел зарезать!
Илан набросился на булочки и некоторое время с набитым ртом обсуждал с официанткой и другом – что заказать. Синта шла под чесночным соусом, зато антрекот подавали с грибами. Непростой выбор. Официантка предупредительно выжидала рядом, иногда вставляя замечания.
– Да, я люблю пожрать! – заявил Илан. – Так и знай, красавица, настоящий мужчина должен быть обжорой.
– И соней, – вставил Кордовин. – Однажды этот тип заснул на посту, и не где-нибудь, а в Дженине. И наш славный сержант Цахи…
– …полное имя которого было «ебаный-сержант-Цахи-вынувший-душу»…
– …да, застукал его. После чего неделю гонял еженощно всю роту, как зайцев.
– А вот этот предусмотрительный тип, – перебил Илан, тыча в Кордовина пальцем, как пистолетом, – вот этот наглец, что сидит сейчас напротив и строит из себя святошу, однажды явился на ночное построение с кроватью на спине.
– Как?! – ахнула официантка.
– Ну, как. Наш славный «ебаный-сержант-Цахи», оттачивая нашу воинскую бдительность, повадился красть по ночам наши ружья, которые, как известно, ты обязан обнимать даже в момент оргазма. И тогда вот этот тип…
– Этот мудрец, хотел ты сказать…
– Этот гнусный тип, который считает себя умнее других, замкнул ружье на замок и пристегнул к кровати. А ночью грянула тревога и в темноте он не смог отыскать ключ, взвалил кровать на закорки, и с ружьем в руке…
– …как и полагается по уставу, болван!
– …с ружьем в руке и с кроватью на горбу встал в строй пред очи «ебанного-сержанта-Цахи».
Отсмеявшись, девушка проговорила:
– У нас тоже был такой сержант. Мы называли его «ебаный сержант Миха».
– В каких войсках служила, малышка? – строго спросил Илан.
Она обыденным тоном произнесла название элитной разведчасти и звание: лейтенант. Оба клиента, не сговариваясь, прекратили жевать и молча встали, уронив с колен салфетки.
– То-то же, – довольно проговорила девушка. – Вольно. Так я, значит, принесу и синту и антрекот, чтоб попробовали друг у друга…
Минуты через две она принесла салаты и разложила приборы для мяса. Когда ушла, Кордовин, провожая ее взглядом, заметил: наши официантки имеют самый высокий в мире «айкью», ты согласен? И его друг восторженно согласился: да, самый высокий «айкью», и в данном случае самую симпатичную среди разведчиков попку.
– Ну, так что тебя интересует в уделе моих высокородных предков? – наконец, спросил Илан, набирая в тарелку зелень.
– Откуда ты знаешь, может, и моих – тоже?
– Нет уж, не примазывайся к нам, сиди в своих хазарских степях.
– По крайней мере, мы, хазары, отлично воевали, – весело возразил он, – и несколько сотен лет держали в страхе окрестные народы, в том числе, славян, в то время как вы…
– Ачто – мы?! – взвился Илан. Смешно, как он всегда воспламеняется, даже в шутливом разговоре, с какой любовью и страстью готов сражаться за честь своих сефардов, как досконально знает предмет – неутомимо перебирая имена, факты, цепочки событий… – Ты знаешь, поц[38] хазарский, убогий кочевник, – какое положение занимали сефарды в средневековой Испании? Еврейские деньги питали королевскую казну – в Кастилии, например, – на 82 процента! Еврейские военачальники, такие, как Иегуда ибн Эзра, возглавляли кастильские армии, сражавшиеся с альмохадами… Они были учеными, военными, архитекторами, врачами, строителями, финансистами королевских дворов, одевались, как испанские гранды, и носили оружие.
