Пэт Конрой - Пляжная музыка
— Ли, Люси, идите в приемную, — скомандовал он. — Я с вами встречусь внизу позднее. Господь вас не оставит.
Санитары тащили меня по длинному коридору, а отец Джордан бежал рядом, осенял меня крестным знамением и отпускал грехи в той форме, что используется лишь в экстренных случаях. Отпущение он производил на латыни, поскольку знал, что я из тех отщепенцев-католиков, кто ностальгирует по службе на латинском языке.
— Ego te absolve ab omniubus censuris, et peccatis, in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen[107].
Это последнее причастие стало главной темой вечернего выпуска новостей в Италии. Джордан осенил крестным знамением две мои серьезные раны и, взяв мою руку, сказал:
— Джек, если ты сожалеешь о своих грехах, пожалуйста, сожми мою руку. Если, конечно, слышишь меня. — Почувствовав, как ему казалось, легкое движение моей руки, Джордан продолжил: — Я отпускаю тебе все твои грехи, Джек. Отправляйся на операционный стол и не бойся за свою душу. Но помни, кто ты такой. Ты Джек Макколл из Уотерфорда, Южная Каролина, самый сильный мужчина или мальчик из всех, кого я знал. Так собери сейчас всю свою силу в кулак, Джек. Всю, до последней капли. Борись. Ли, твоя мама и я ждем тебя. Соберись с силами ради нас. Мы любим тебя, ты нам нужен.
Дверь в ярко освещенную операционную распахнулась, но прежде чем меня туда увезли, как он потом говорил, я сжал ему руку еще раз, причем немного сильнее.
— В руки Господа нашего вручаю тебя, Джек Макколл, — произнес Джордан и осенил крестным знамением дверь, за которой хирурги принялись извлекать из меня две пули.
Гораздо позднее, когда я начал собирать воедино обрывки воспоминаний, сохранившихся у меня о том инциденте, то припомнил моменты дикой езды из аэропорта. Ли плакала и все повторяла: «Папочка, папочка!», а я пытался дотянуться до нее, но меня охватило оцепенение, словно после снотворного, и потом наступило черное безмолвие. Следующее, что я помнил, — это как машина резко повернула за угол, Люси закричала водителю: «Осторожнее!», душераздирающий крик Ли, а еще свое отчаяние от неспособности ее утешить.
В операционной я пробыл шесть часов. Хирургам удалось спасти мой левый глаз. Пуля, что попала в плечо, засела возле легкого: она-то чуть было и не убила меня. Я потерял много крови, прежде чем попал на операционный стол, и во время операции мое сердце дважды останавливалось. Но сила, о которой говорил Джордан, взяла верх, и благодаря судьбе, везению и, возможно, благодаря молитвам тех, кто меня любил, мне удалось пережить римское побоище.
Так же как и мать, я шесть дней пролежал в коме. Позже я не смог восстановить сны, которые являлись мне во время забытья. Хотя мне казалось, что я вижу цветные меняющиеся сны, однако ухватиться за нечто определенное я так и не смог, и в результате осталась только фантасмагория ярких цветов. И пока тело мое сосредоточилось на задаче выживания, в моем путешествии в безвременье меня окружало лишь буйство красок.
В конце концов я медленно пробудился под звон колоколов. Я чувствовал себя словно птица, поднимающаяся из пещеры в центре земли. Первой осознанной мыслью после ранения было ощущение собственного «я». Я слушал, как Вечный город выкрикивает мое имя. В течение часа я прислушивался, не понимая, где я и почему ничего не вижу, но при этом оставался абсолютно спокойным. Затем я услышал подле себя тихие голоса. Я напрягся, стараясь узнать их, но голоса были еле слышными, так как говорившие явно боялись меня побеспокоить. И тут я узнал один голос, и он заставил меня постараться вытащить собственное «я» из укрытия. Еще целый час я изо всех сил стремился выбраться на поверхность, к свету, к миру колоколов и голосов, к миру, в котором мог смеяться и говорить. Я долго думал, каким будет первое сказанное мною слово, я мучительно выдавливал его из себя, преодолевая слепоту и боль, которую вдруг почувствовал. И наконец это слово родилось в моей груди, словно драгоценный камень:
— Ли!
— Папочка! — услышал я крик Ли, почувствовав, как мой ребенок целует мне щеку, свободную от бинтов. — Папочка, слава Богу, папочка, слава Богу! Папочка, папочка, папочка! — бормотала Ли снова и снова. — Папочка, я так боялась, что ты умрешь!
— Не дождетесь, — медленно произнес я, в полной мере ощутив, насколько я дезориентирован.
— Привет, Джек, — сказала мне Люси. — С возвращением тебя. Давненько тебя не видели.
— Мы успели на самолет? — спросил я и услышал дружный смех.
— Ты что, не помнишь, папа? — удивилась Ли.
— Помоги мне, — попросил я. — Во-первых, почему я никого не вижу?
— У тебя забинтованы глаза, — объяснила Ли.
— Я ослеп? — поинтересовался я.
— Едва не ослеп, — отозвалась мать.
— Хорошее слово «едва», — заметил я. — У меня такое чувство, будто по мне прошло стадо носорогов.
— В тебя дважды стреляли, — услышал я голос кого-то третьего.
— Кто здесь еще? Ледар, это ты? — спросил я, протянув вперед руку.
— Привет, Джек, я приехала, как только услышала, — проронила Ледар и, взяв мою ладонь в свою, присела рядом.
— Ледар, как это мило с твоей стороны, — прошептал я.
— Ли ни на минуту не отходила от твоей постели, — сообщила Ледар. — Мы с твоей мамой дежурили по очереди, ездили на твою квартиру — отдохнуть и помыться, а Ли пробыла здесь все это время. Какого удивительного ребенка ты вырастил, Джек!
При этих словах Ли не выдержала и разрыдалась так громко, как может плакать только ребенок. Ледар отошла от кровати, и Ли прижалась ко мне. Она рыдала минут десять, не меньше, и я решил дать ей выплакаться. Не останавливал, лишь прижимал к себе. Ничего не говорил, пока рыдания не утихли, а слезы не высохли.
— Хочешь, расскажу тебе историю? — предложил я.
— Да, папочка. Расскажи мне прекрасную историю, — согласилась Ли, которая все еще продолжала хлюпать носом.
— Я знаю только одну прекрасную историю, — сказал я.
— О Великой Собаке Чиппи, — обрадовалась Ли. — А ты, Ледар, знала Великую Собаку Чиппи?
— Да, — рассмеялась Ледар. — Я знала Чиппи.
— Бога ради, она же была беспородной, — бросила Люси, и я предупреждающе поднял палец.
— Папа, я хочу услышать рассказ о Великой Собаке Чиппи, — попросила Ли.
— Тогда выбери тему, — предложил я.
— Хорошо, — серьезно и задумчиво произнесла Ли. — Я знаю, какую историю хочу услышать.
— Ну так скажи.
— Папочка, может, тебе и не захочется ее рассказывать, — засомневалась Ли.
— Я расскажу все, что угодно. Это всего лишь история.
Ли снова заплакала, но потом взяла себя в руки и сказала:
— Я хочу услышать о приключениях Великой Собаки Чиппи в римском аэропорту.
— В жизни не слышала большей глупости, — прокомментировала Люси.
Ли опять залилась слезами, а я твердо сказал:
— Нет, мама. Я знаю, что имеет в виду Ли.
— Я просто подумала, что глупо ворошить плохие воспоминания, — попыталась оправдаться Люси. — Нам и так досталось. Я до того расстроилась, что даже о лейкемии забыла.
— Люси, давайте не будем мешать Джеку, — перебила ее Ледар, и я начал рассказ:
— Двадцать седьмого декабря тысяча девятьсот восемьдесят пятого года Джек Макколл и его прелестная дочурка Ли готовились к путешествию в Южную Каролину. Злая мать Джека, Люси, устроила выволочку служанке Марии, хотя та ни слова не понимала по-английски.
— Не было такого, — пробормотала Люси.
— Это всего лишь история, мама, — отрезал я и продолжил: — Все школьные друзья Ли пришли пожелать ей buon viaggio[108]. Они выстроились в шеренгу на площади и запели, когда такси с их по-другой Ли отъехало от дома. И вдруг я услышал то, чего не слышал много-много лет. Это был знакомый лай. Я оглянулся и увидел маленькую черную собачку с белым пятном, напоминающим крест, на груди. Она бежала за нашим такси.
— Это же Великая Собака Чиппи! — обрадовалась Ли.
— Я думал, что Чиппи уже давно нет в живых, потому что много лет назад она пропала в Уотерфорде, а моя мать, жестокосердная Люси, сказала мне, что Чиппи ушла в лес умирать.
— А кто, по-твоему, кормил эту глупую собаку?! — возмутилась Люси.
— В каждой истории должен быть злодей, — объяснил я.
— Да уж, в этой истории злодеи точно появятся, — заметила Люси.
— Я попросил шофера остановиться и открыл заднюю дверь. Великая Собака Чиппи прыгнула в машину и лизала мне лицо добрых пять минут. Тогда я представил Великую Собаку Чиппи Великой Девочке Ли, и Чиппи лизала ей лицо еще пять минут. Потом Чиппи увидела Люси, и шерсть у нее на спине встала дыбом. Великая Собака сказала: «Грррр…»
— Признаюсь, эта паршивая собачонка меня недолюбливала, — сказала Люси, — но, когда я ее кормила, меняла гнев на милость.
— Бабуля, а почему она тебя не любила? — поинтересовалась Ли.
