Роберт Хелленга - 16 наслаждений

Глава 18

Античные скульптуры Элджина[163]

Было две вещи, которые я намеревалась сделать сразу же после торгов: первое – позвонить папе, второе – поехать посмотреть скульптуры Элджина, мамино любимое искусство. Но я не сделала ни того, ни другого. По крайней мере сразу. Вместо этого я ходила по магазинам в поисках свадебного подарка для Молли. Свадьба не выходила у меня из головы – не просто потому, что это была очередная важная веха в истории нашей семьи, а потому что это маячило мне чувство направления; это находилось на горизонте, как буй, отмечающий знакомый фарватер. Точка приземления.

Но это было совсем не просто. Если бы папа жил в большом доме на улице Чемберс, тогда бы была такая точка. Но папа его продал, единственное место, которое я когда-либо называла домом. Очаг не был сохранен. И если я не отвечала на папины письма, с тех пор как он в марте переехал в Техас, если не звонила ему, если не могла заставить себя позвонить теперь, возможно, это потому, что я хотела наказать его. За то что продал «единственное место, которое я когда-либо называла домом». Мне нравилась эта фраза, и я позволяла ей крутиться у себя на языке: «единственное место, которое я когда-либо называла домом».

Вы когда-нибудь шли вниз по улице Нью-Бонд от офиса «Сотби» к аркаде Берлингтон с четвертью миллиона долларов с кошельке? Двести тридцать шесть тысяч сто восемьдесят долларов, если быть точной, после уплаты комиссионного сбора и кредита в наличной денежной форме в размере двухсот фунтов. Это довольно опьяняющее чувства. Я была как пьяная, у меня кружилась голова. Такая сумма меняет отношение к вещам в витринах магазинов. И какие это магазины! Продавцы драгоценностей и антиквариата зазывают тебя зайти к ним… «Чез Буланжер», сквозь окна которого видны официанты во фраках, лавирующие между столиками, держа серебряные подносы на уровне плеч, – здесь останавливалась на ланч королева, когда ходила делать покупки… Кутюрье и торговцы роскошными товарами: «Эспрей», «Картье», «Вуиттон», «Гермес», «Шанель», «Карден», «У. Билл», «Леве», «Фрэнк Смитсон», «Баленсиага», «Ланвэн»… Можно было заплатить пятьдесят или сто фунтов за пару туфель в «Феррагамо» напротив Королевской аркады; двадцать или тридцать за перчатки; рядом с «Феррагамо» находился магазин «Сак Фререс», – кажется, так он назывался, – в котором продавался только янтарь: расчески и туалетные принадлежности любого оттенка от соломенного-желтого до кроваво-красного. Рядом с «Сак Фререо было брачное бюро, обещавшее продуманные услуги.

Я, конечно же, несколько раз до этого уже гуляла вверх и вниз по улице Бонд, но она всегда казалась мне музеем, где ни до чего нельзя дотрагиваться. Теперь она преобразилась в галерею, где все продавалось. Не просто было выставлено напоказ, чтобы смотреть и восхищаться, а чтобы купить, иметь, владеть.

Я решила, позволить себе десять процентов комиссионных за то, что я устроила продажу. И хотя на двадцать четыре тысячи долларов (почти) на улице Нью-Бонд особо не разгуляешься, мне это казалось довольно большой суммой, и я надеялась найти что-то особенное для свадьбы Молли, что-то неординарное, что-то, что свяжет нас через пространство и время (не только Молли и меня, а всю нашу семью), какую-то вещь, достаточно мощную, чтобы противодействовать центробежным силам, которые развели нас врозь.

Однако я не заходила ни в какие магазины, я просто смотрела на витрины. Я была немного не в себе – не то чтобы действительно нервничала, но испытывала приятное волнение, как будто выручка от торгов была маленьким зверьком, царапающимся в моей сумке, заставляя крепко прижимать ее к себе, или птицей, которая могла улететь, если я не буду осторожна. При данных обстоятельствах было так легко дать ей улететь, начав тратить, но, сказать по правде, я не могла найти того, что искала.

Мама очень хотела съездить в Англию, но папа всегда был слишком занят, и денег никогда не хватало. Но хотя она и не попала в Лондон. У нее было полно книг по искусству, слайдов, музейных проспектов, и она рассказывала о галерее Тейт, и Национальной галерее, и Британском музее, и даже о небольшом Музее водяных работ в Волтамстоне так, как будто они находились на расстоянии короткой автобусной поездки, как Музей науки и техники, или Полевой музей, или Институт искусств в Чикаго. Я хотела посетить все эти музеи, но все откладывала. Вместо того, чтобы пойти смотреть работы Тернера в галерее Тейт, Рембрандта в Национальной галерее и англосаксонские монеты в Музее водяных работ в Волтамстоне и – особенно и прежде всего – мраморные скульптуры Элджина в Британском музее (который я видела с переднего крыльца моей комнаты в отеле), я болталась в «Сотби», наблюдая за рекой вещей (более мощной, чем могучая Миссисипи), протекающей по аукционному залу. На этой неделе больше не было книжных торгов, но Тони и я наблюдали из боковой галереи, как сам Питер Уилсон – человек, который сделал Лондон в большей степени, чем Париж или Нью-Йорк, центом международного рынка искусств, – продал «Обожание» Тинторетто Константину Ниарчосу за семьсот пятьдесят тысяч фунтов (почти столько же Метрополитен-музей заплатил за «Аристотеля у бюста Гомера» Рембрандта).

Я смогу забрать деньги за Аретино только через три недели, но «Сотби» были рады открыть для меня кредитную линию наличными, и я стала прокладывать свои курс в реке вещей, делая ставки – сначала ради эксперимента, а потом более уверенно – на потенциальные свадебные подарки. Я не потянула ставку на греческую вазу с изображением свадьбы, и это меня испугало. Я чуть не потратила пять тысяч долларов на кусок керамики! Но вместо того чтобы разумно остановиться, я надула паруса и вступила в соперничество с Британским музеем за этрусскую бронзовую статуэтку, найденную при раскопках близ Сульмоны в Абруцци. Я заплатила сорок пять тысяч фунтов, но она была такая красивая, что у меня не было никаких сомнений. Я бы продолжила торг до предела, который я не очень четко определила, и, может быть, даже дальше.

Представьте нагую молодую девушку, которая сидит, одну ногу поджав под себя, а другую вытянув. В руке она держит птицу. Статуэтка двадцать шесть сантиметров высотой и весом чуть больше килограмма. Согласно каталогу, она полая внутри, шликерного литья из семи частей «из сплава 60 % Cu, 2 % Sn, 1 % Zn». На ее вытянутой ноге глубоко вырезанная надпись: «fleres* tec* sanslcver» – «богу Тек Санс, подарок». (Тек Санс – защитник детей.) Как ребенок, пускающий модель самолета, она держит птицу перед собой.

– Ты будешь богатой женщиной, – сказал мне Тони, когда увидел, что я приобрела.

– Это моей сестре на свадьбу, – ответила я.

– Тогда твоя сестра будет богатой женщиной.

Я отнесла ее в упаковочную сразу же после того, как показала Тони, чтобы не подвергать себя соблазну оставить статуэтку себе, уподобившись леди Бостон с ее драгоценностями.

Утром в свой последний день в Лондоне – я провела там неделю – я позвонила папе с почты на площади Рассел.

Как обычно, я неправильно подсчитала время. В Техасе было четыре часа утра, а не шесть вечера. Но папа привык вставать рано. Он всегда уходил на работу в четыре утра, когда я была ребенком.

– Марго? Это ты? У тебя все в порядке?

– У меня все хорошо. Не волнуйся. Я только что продала книгу, о которой я тебе говорила, за восемьдесят девять тысяч фунтов. Эго двести сорок девять тысяч долларов.

Я дала ему немного времени, чтобы переварить это. Я могла представить, как он сидит на краю постели, могла себе представить его родную лицо, родное широкую голову, знакомый шрам, который он получил, когда упал с погрузочной платформы и ударился подбородком, знакомые рыжевато-седые волосы…

– Ты продала старую книгу за четверть миллиона долларов? Ты уверена, что правильно посчитала?

– Я уверена, папа. Я хотела, чтобы ты знал. Жаль, что тебя здесь нет со мной.

– Это было бы хорошо. Мама всегда хотела поехать в Лондон. Я очень жалею, что так ее и не отвез.

– Папа, я хочу устроить все так, чтобы монастырь, настоятельница монастыря, получила полный контроль над деньгами. Что мне для этого надо сделать?

– Почему бы тебе просто ни отдать ей деньги? Выпиши чек и вручи его ей.

– Формально она не имеет права владеть ничем. Последнее слово за епископом, но он не может прикасаться к пожертвованиям.

Тебе надо поговорить с итальянским адвокатом. У монастыря должен быть адвокат. Если они получают пожертвования, кто-то должен присматривать за этим.

На самом деле я думаю, что это в основном земли. Они получают доход с земли, прибыль с продажи меда, вина, оливкового масла.

– Тогда ты можешь оформить дарственную на собственность.

– Как это сделать?

– Тебе надо с этим идти в учреждение, не просто к адвокату. Нельзя доверять одному адвокату. Пойди в отделение банка, отвечающее за оформление доверенностей, действительно хорошего банка. Ты можешь организовать все так, как ты этого хочешь, чтобы доверенность была оформлена на пожизненное пользование.