Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов
Что она думает обо мне? Вчера она бросилась на меня и трижды злобно ударила в живот книгой - «викинговским» однотомником Мильтона. Позднее я посетил ее в ее комнате и был удостоен самого теплого приема. Она позволила мне наблюдать, как она делает физические упражнения. Каждое упражнение имеет свое название, и я уже знаю все эти названия: «бумеранг», «арбуз», «вращение бедрами», «ромб», «хлыст», «объятие», «фары», «закрутка сидя», «лебедь», «лук и стрела», «черепаха», «пирамида», «кувырок», «аккордеон». Ее движения поразительно эротичны. Я встал на колени и дотронулся до нее. Она улыбнулась и сказала, не сейчас. Я вернулся в свою комнату и стал смотреть телевизор - «Огромный мир спорта», футбольный матч в Сан-Паулу.
* * *
Пойманная женщина курит трубку. У ее трубки длинный, изящно изогнутый чубук и белая фарфоровая чашечка, разрисованная маленькими красными цветочками.
- А уж чопорный,- говорит она неожиданно,- словно ему пять зонтиков в задницу загнали.
- Кто?
- Мой супруг. И все же он очень приличный человек. Конечно же в этом нет ничего необычного. Если разобраться, очень многие люди очень приличны. Таких, я думаю, большинство. Даже ты.
Нас окутывает аромат ее особого (дамская смесь) табака.
- Все это сильно смахивает на кино. Не сочти мои слова за критику. Я люблю, когда как в кино.
Меня охватывает легкое раздражение. Столько усилий, а она вдруг про какое-то там кино, ничего лучше придумать не может.
- Это не кино.
- Кино,- говорит она,- Кинокинокинокино.
* * *
Позвонил до крайности возбужденный М.
- Моя заболела,- говорит он.
- А что такое?
- Не знаю. Она словно в каком-то ступоре. Не хочет есть. Не хочет полировать. Не хочет играть на флейте.
Пленница М. - безжопая, очень стильная женщина, обладающая далеко не незначительной красотой.
- Она тоскует,- говорю я.
- Да.
- Это плохо.
- Да.
Я притворяюсь, что задумался,- М. любит, чтобы к его неприятностям относились серьезно.
- Поговори с ней. Скажи ей так: «С тобой, о леди, я в раю, пленен и опьянен».
- Откуда это?
- Это цитата. Очень могущественная.
- Я попробую. Опьянен и пленен.
- Нет. Пленен и опьянен. Хотя, пожалуй, так, как ты сказал, будет лучше. Пленен в конце.
- О'кей. Так я и скажу. Спасибо. Я люблю свою больше, чем ты - твою.
- Нет, не больше.
- Конечно больше.
Я сунул в рот большой палец правой руки, откусил
его и предложил М. сделать то же самое.
#9830; * *
Крайне медлительный почтальон принес женщине ответ на ее письмо.
Я смотрю, как она вскрывает конверт.
- Вот же ублюдок,- говорит она.
- Что он пишет?
- Невероятный ублюдок.
- Так что там?
- Я предоставляю ему возможность спасти меня на белом коне - много ли в этой жизни подобных моментов истинного величия? - а он рассусоливает, как они с дочкой хорошо живут. Как это здорово, что теперь она почти не плачет. Как спокойно стало в квартире.
- Вот же ублюдок,- говорю я, почти не скрывая радости.
- Я прямо вижу, как он сидит на кухне у микроволновой печи и читает этот свой «Роллинг Стоун».
- А он что, читает «Роллинг Стоун»?
- Он считает «Роллинг Стоун» классным журналом.
- Ну, если…
- Ему не полагается читать «Роллинг Стоун». Этот журнал нацелен на другую аудиторию. А с этого мудилы песок сыплется.
- Ты в ярости.
- Мягко сказано.
- Ну и что же ты намерена сделать?
Она на секунду задумывается.
- А что у тебя с рукой? - спрашивает она, обратив наконец внимание.
- Ничего,- говорю я, пряча перевязанную руку за спину. (Само собой, я не отгрыз палец напрочь, хотя и надкусил его весьма основательно.)
- Отведи меня в мою комнату и привяжи,- говорит она. - Я хочу его поненавидеть.
Я отвожу ее в ее комнату, сам же иду в свою комнату и сажусь смотреть «Огромный мир спорта» - международный турнир по фехтованию в Белграде.
* * *
Наутро, за завтраком, пойманная женщина обратила всю свою ярость против меня.
Я дерьмо, самовлюбленный попугай, телевизионный маньяк, пустозвон, скользкий тип, чудовищный трус, трусливо воспользовавшийся, и т.д. и т.д. И я слишком много пью.
Все это абсолютно верно. Я и сам зачастую прихожу к аналогичным выводам, особенно - по не совсем ясной причине - в моменты сразу же после просыпания.
Я подложил себе на тарелку кусок канадского бекона.
- Мелкий пакостник, привыкший все делать исподтишка.- Она распаляла себя все дальше и дальше.- Человек, который…
Я лювлю ее в видоискатель «Пентакса» и отщелкиваю новую серию кадров. В ярости.
Поимка женщины неизбежно влечет за собой некую трудность: исходный поступок задает стандарт, который почти невозможно поддерживать, тем более - превзойти.
* * *
Она говорит:
- Он хочет забрать у меня ребенка. Он хочет оставить ребенка у себя. Он похитил мою дочку.
- Когда ты вернешься, она будет на месте. Можешь не сомневаться.
- Когда это будет?
- Спроси у себя самой. Тебе решать.
- Хм.
Почему я не могу жениться на одной из них и прожить с ней в ссорах и разладе всю остальную жизнь? Я уже пробовал.
- Сними меня еще.
- Я снимал тебя вполне достаточно. Я не хочу больше никаких снимков.
- Тогда я уйду во вторник.
- Вторник. Прекрасно. Это будет завтра.
- Завтра вторник?
- Да.
- О!
Она хватает мяч и притворяется, что хочет разбить окно.
- А бывало так, чтобы ты поймал женщину снова - после того, как ты поймал ее однажды?
- Это почти неслыханно.
- А почему бы и нет?
- Так не бывает.
- Почему?
- Не бывает, и все тут.
- Завтра. Ох, Господи.
Я иду на кухню и берусь за мытье посуды - чем больше ты делаешь черной работы, тем лучше к тебе относятся, это я уже усвоил.
* * *
Я вхожу в ее комнату. Там стоит Л.
- Что у тебя с рукой? - спрашивает он.
- Ничего,- говорю я.
Все взгляды устремляются на мою перебинтованную руку - это длится какое-то мгновение, недостаточно долго.
- Так ты ее поймал? - спрашиваю я.
Л. профессионал высочайшей пробы, несравненный, О. Дж. Симпсон нашего извращения.
- Это я его поймала,- говорит женщина.
- Погоди, погоди. Так это не делается.
- Я изменила правила,- говорит она.- Я с радостью предоставлю тебе экземпляр новых правил, которые я записала здесь, вот в этом блокноте.
Л. лыбится, как выхухоль, он явно доволен, что его поймала такая классная женщина.
- Погоди, погоди,- говорю я,- Сегодня еще не вторник!
- А мне это по фигу,- говорит она. Она улыбается этому Л.
Я ухожу на кухню и начинаю отскребать микровол- новку при помощи «Фэйри».
Изменить правила - насколько это смело и оригинально! Она и вправду на редкость одухотворенная личность.
«Французский русский рокфор или оливковое масло с уксусом»,- бормочет она во сне - не иначе как работала прежде официанткой, это подсказывает мне логика.
* * *
Пойманная женщина делает обратное сальто из положения стоя.
Я бешено аплодирую. Больно большому пальцу.
- Где Л.?
- Я отослала его прочь.
- Почему?
- У него нет интересных проблем. К тому же он сделал с меня неудачный набросок.
Она демонстрирует мне набросок углем (Л. известен как прекрасный рисовальщик), и я вижу, что сияние ее красоты несколько затуманено - там, на этом наброске. Скорее всего, Л. заранее нервничал, что не сможет превзойти мои фотографии.
- Бедняга Л.
Пойманная женщина снова крутит сальто. Я снова аплодирую. Что сегодня, вторник или среда? Я не помню.
- Среда,- говорит она.- В среду моя дочка ходит на танцы и ночует чаще всего не дома, а у своей подруги Регины, которая живет близко к тому месту, где у них танцы. Так что мне нет никакого смысла возвращаться в среду.
* * *
Прошла неделя, а она все еще со мной. Она уходит постепенно.
Если бы я повырывал ей все волосы, ее не полюбил бы никто, кроме меня. Но она не хочет, чтобы я повырывал ей все волосы.
Ради нее я надеваю различные рубашки: красную, оранжевую, серебристую. Ночью мы держимся за руки, до самого утра.
ПРИОБРЕЛ Я ГОРОДОК
Так вот, я купил себе маленький городок (Галвестон, штат Техас) и для начала сказал всем, что никому не нужно никуда переезжать, что мы организуем все постепенно, без спеха, никаких скоропалительных перемен.
Они и радовались, и не очень чтобы верили. Я прогулялся до порта, посмотрел на склады хлопка, рыбные рынки и всякие такие установки, как-то там связанные с распространением нефти по всему свободному миру, и подумал: «Сюда бы еще несколько яблонь. Да, это было бы очень мило». Затем я вышел на этот самый бульвар, где посередке растут толстенные пальмы высотою футов по сорок или не знаю уж там сколько, а по обеим сторонам - олеандры, он тянется квартал за кварталом, а в конце упирается в безбрежную ширь Мексиканского залива, а по обеим сторонам его - импозантные такие здания и еще большая католическая церковь, сильно смахивающая на мечеть, и дворец епископа, и симпатичная такая сараюха из красного кирпича, где собираются шрайнеры[59]. Какой милый городок, думал я, он меня прекрасно устраивает.
