Ирина Потанина - Русская красавица. Анатомия текста
Недавно совершили уникальное открытие.
— Ангелы на нашей стороне, не иначе! — всплеснула руками Людмила, когда увидела раздобытый мною листок. — Не бывает, чтобы так везло.
Но нам действительно везло. Будучи в очередной раз вызвана строгой Лиличкой для внесения незначительных правок в строчимую нами с Людмилой ахинею, я вдруг осталась одна в ее кабинете.
— Подожди здесь, я не надолго! — бросила она мне, когда требующий ее к себе Геннадий перестал кричать в телефон.
Оставшись одна, я подошла к сейфу. Просто так, шутки ради, набрала фамилию того самого невыговариваемого идиота-иммиджмейкера… И что вы думаете? Спустя несколько минут я уже была обладательницей бесценных ксерокопий бумаг, полностью доказывающих лживость Лиличкиных фактов.
«Вас поняла, обязуюсь выполнить. Рина.
PS (не хотите, можете не читать) Только вот вопрос, на кой черт это надо? Понимаю, что лезу не в своего ума дело. То есть, зачем надо мне — понятно. И ваши хлопоты по приговору, и материальное ваше вмешательство и так очень ко многому меня обязывает, а уж обещанная в дальнейшем поддержка, так особенно. А вот зачем надо вам — ума не приложу. Создаете красивую легенду — так создавайте сами. Вдруг эта журналистка раскусит меня по какой-нибудь там мелочи. Никак нельзя обойтись без моего с ней свидания? Ну, хотите, напишите ей письмо от моего имени. Подпишу все, предложенное, только под статью не подводите, с меня статей достаточно. Не хотите, не отвечайте. Всецело в вашей воле…»
Читая Ринину расписку, мы с Людмилой попросту не верили своим глазам. Такая удача для нашего плана! Вот дядя Миша обрадуется!
С другой стороны — я все никак не могла открыться Артуру. Он ничего не знал о моих махинациях. Я боялась откровенничать: а вдруг сорвет всю операцию? Я боялась открыто признаваться в своих намерениях: а вдруг они не окончательные, вдруг я еще передумаю, зачем отсекать пути к возможному благополучию…
Все эти недоговорки выматывали меня, лишали воли, рассудка, превращали в законченную сволочь.
— В чем признаться? — Артур выуживает меня из подмышки, настаивает на ответе.
— Признаться в том, что мне с тобой непростительно хорошо! — быстро нахожусь я, и тут же перевожу тему, на Артуровскую излюбленную: начинаю расспрашивать о всевозможных нюансах проекта с Черубиной и дальнейшего поведения Лилички.
— А отчего она то решила, а зачем это подстроила? — спрашиваю без перерыва наивно хлопая глазками, поскорее пытаясь загладить фальшь звучавшую в моем «признании».
— Это, ты уж прости, моих рук дело. — Артур послушно возвращается к болтологии, гасит взгляд, отодвигается подальше, чтоб не отвлекаться. Демонстративно не смотрит на меня, только разговаривает. — Это я их такому научил. Ну, тому, что до окончания написания автору-текстовику лучше не давать ничего читать, а то непроизвольно подражать начнет… — Артур рассмеялся. — И о пользе пищащей клавиатуры, кстати, тоже я когда-то задумался. Ничего особенного, просто мысли вслух. А Лиличка передрала. Бездумно, надо заметить. Я хотел, чтоб каждая буква звучала своим тоном, и чтоб, при желании, можно было расшифровать по звукам, что именно человек пишет. Но это плохая идея оказалась, не грамотная. Поговорил с нужными людьми — высмеяли. Оказалось, сейчас такие программы существуют, что, если их на чей-то компьютер установить, то со своей машины можно полностью работу того компьютера отслеживать. Вплоть до полной копии экрана в любой момент времени. Лиличке я это сказать забыл. В итоге — она уловила лишь часть мысли и устроила полную ерунду. Она точно знает, когда сотрудник работает, а когда нет, но понятия при этом не имеет, на кого ведется работа. Может ты не на пользу дела клавишами пищишь, а как раз наоборот — для заклятых врагов или просто конкурентов отчет строчишь… Нет, ну надо же, как эта бестия в точности все запомнила. Я и не думал, что таким ценным спецом ей кажусь… Стоит только ляпнуть что-то в голову пришедшее, а она уже идею проглотила и себе забрала. Не баба — поглотитель всего… — Артур никак не мог успокоиться. Сонечке надоело слушать рассуждения о Лиличке, и она решила позадавать более конкретные вопросы. — Делать деньги на книге? — переспросил он. — Нет, что ты. На одной книге это практически нереально. Деньги делаются на всем проекте. Черубина — хороший коммерческий проект. Ее смерть — подлила в него средств, когда все начало стихать. Настоящая смерть Марины и ее рассекречивание — твоя книга, сенсационные новости о Черубине, — новая подпитка проекта. Твоя смерть — будет следующим шагом. Я просто экспериментировал. Разрабатывал теории, потом проверял их кусочки на практике. Теперь, я так понимаю, Лиличка взялась продолжить мое направление у Рыбки. Еще бы, дело-то ведь интересное! Взять и из ничего, из совершенно пустого места создать культ, ажиотаж, деньги, признание… Получается у нее хреново, судя по всему. То есть проиграть твоя книга по-любому не смогла бы. Но могла нашуметь куда больше. Неплохая работа ведь. Я до конца дочитал — это о многом говорит… Беда Лилички в том, что она ходит оп намеченным когда-то мною маршрутам и совершенно не импровизирует. Из тебя такой букет работ можно было бы выжать при творческом подходе-то! А они уничтожили все… Это как с Лайкой. Была у меня такая американская знакомая. Вышивала крестиком… И сейчас, думаю, тоже вышивает… Судьба у девочки интересная. Рано вышла замуж, родила, пока сидела с ребенком, нашла себе невинное развлечение — вышивку. И вдруг оказалась небывалого уровня мастером. Ее работы сумасшедшие бабки стоят, их давно уже произведениями искусства считают. И хорошо это, с одной стороны. И ужасно. Потому что превратилась она в паучиху — сидит денно и нощно за работой, пальцами быстро-быстро перебирает и ни на что больше сил не имеет. Спит по четыре часа в сутки, с близкими по два часа общается, остальное время — рабочее. Ее обеспечивают от и до — ну вот как тебя тут. При этом еще и бешеные деньги ей перечисляют. Но ей те деньги уже не в кайф — тратить некогда. А все договор тот проклятый, который в самом начале своей деятельности она с нынешними своими администраторами заключила. Обязалась пять лет работать на полную катушку, если они ей хорошо платить станут и сбыт с раскруткой обеспечивать. Я ей: «Когда пиво попьем?», она — серьезно так, совершенно искренне: «Через три года, пять месяцев и четыре дня.» Во как! И ты тоже хочешь стать такая же?
— Да не хочу, не хочу. Ну что ты опять подкалываешь?
— И не станешь, потому что мы из игры выходим. Мы — уезжаем, и все нам по фигу…
Артур на время успокаивается, а потом снова нападает с упреками:
— Ну, как можно быть такой растяпою? Как думаешь, отчего у Рины речь ровно на одну сторону кассеты влезла? Ровно. Ни меньше, ни больше. И трагичный эпилог, и все должные паузы… А? Не показалось тебе это неестественным? Она заранее речь готовила. Или ей готовили, это уж не знаю. Дали задание автору — на столько-то минут речь с признанием. И вот, пожалуйста. Все четко, гладко, без запиночки. Все же, скорее, Рина сама писала. К чему лишнее звено в операцию втягивать? А Лиличка в жизни человеческий текст написать бы не смогла. Нет, ну почему люди так тупо работают, а им это с рук сходит? Рассказ точно уместился по времени на кассету! О правдоподобности никто даже и не заботился… А если б ты оказалась не такой доверчивой? Ты ведь актриса, вроде, должна за версту хорошо заученные и отрепетированные тексты чувствовать. Отчего не раскусила?
— Кусачки для тебя берегла, — фыркаю, отбиваясь от этих вечных попыток воспитания. Потом понимаю, что с ним так нельзя — тоже в ответ фырчать станет, а объяснять что-либо и не подумает. Меняю тактику: — Пойми, когда настроен на доверие к миру, никаких подвохов не замечаешь… А когда наоборот — живешь, как на вулкане, в постоянном напряжении и обиженности, ведь при желании в чем угодно зачатки обмана обнаружить можно. Я давно уже выбрала для себя первый способ жизни. И не буду его менять даже после всех этих разоблачений и носотыканий…
— По сути, они убили Марину. — Артур продолжает уже сам с собой. — Хотели виртуальной смерти, да переборщили, довели до физической. И я зачинщик этого действа. — ухмылочка на этот раз вышла жалкой и скомканной. — Ах, как старательно я продумывал механизм, который бы полностью стер место Марины в нашем городе… Страховался, опасался, что она «всплывет» в самый разгар акции по оплакиванию Черубины…
— Вероятно, очень прибыльной акции? — и отчего я сделалась такой жестокой? Человек кается, душу мне раскрывает вместе со всеми ее протухшими потрохами. А я, нет, чтоб посочувствовать, утешить, мол «ты не виноват», только масла в огонь подливаю… — Извини, я какой-то сволочной сделалась со всеми этими закидонами окружающего. Тренируюсь на кошках, ну, то есть, на тебе. Репетирую предстоящие перестрелки с врагами. — сама себе опротивев, лезу оправдываться. Прижимаюсь, в лицо заглядываю, ищу прощающего взгляда и ответного порыва… Желательно, совсем не делового характера.
