Кристи Филипс - Письмо Россетти
“Не иначе как сам дьявол со мной играет”, – подумала Алессандра и резко тряхнула головой, чтобы избавиться от этого страшного видения. А потом медленным шагом двинулась к Порта-делла-Карта, прошла через арку ворот в темный и тихий двор.
ГЛАВА 21
Клер проснулась еще до рассвета. Уселась за маленький письменный стол в алькове и при свете настольной лампы стала просматривать сделанные накануне записи.
Второй дневник Алессандры, который они так ловко экспроприировали на время у Эндрю Кента вчера в библиотеке, не оправдал ожиданий. Там не было материалов, которые она надеялась отыскать. Больше всего на свете ей хотелось обнаружить какую-то связь между Алессандрой и хотя бы одним из заговорщиков, упомянутых в письме Россетти, но к какому бы источнику она ни обращалась, ее ждало разочарование. Какая жалость, что при наводнении погиб итальянский оригинал дневника Фаццини! Впрочем, Клер была уверена, что, вернувшись домой, сможет раздобыть копию через библиотеку Гарварда. Но теперь произведение Фаццини ей недоступно. Вчера Клер еще раз перечитала сокращенное английское издание и сверила даты записей Фаццини о дебюте куртизанки с упоминанием Бедмара о приеме, который закатила Ла Селестия. И пришла к выводу, что оба эти события имели место в июне 1617 года. Любопытное совпадение, но оно еще не доказывает, что связь между Бедмаром и Алессандрой существовала, тем более что Клер была далеко не уверена, что Ла Сирена и Алессандра – одно и то же лицо.
И сама Алессандра ничем не могла ей помочь. В ее дневниках не чувствовалось откровенности, они носили какой-то нарочито отвлеченный характер. Второй дневник мало чем отличался от первого и был наполнен прозаическими деталями и подробностями повседневной жизни.
“Имела очень приятный визит от очаровательной синьоры Боньоло, – прочла Клер. – Она пришла за пожертвованием для сиротского приюта в Санта-Мария-деи-Дерелетти, хочет, чтобы тамошним детям давали уроки музыки. Я передала ей несколько дукатов и два платья…”
У Клер не было времени переводить весь дневник, потому она быстро пролистывала страницы, останавливаясь только на показавшихся ей интересными отрывках. Даже в записях, датированных числами, непосредственно предшествующими разоблачению заговора, она не нашла ни единого упоминания о Бедмаре, его сообщниках или каких-то подозрительных действиях. Странно… Ведь конспираторы действовали практически под носом у Алессандры, а она не написала об этом ни слова. Точно заговора не было вовсе, точно она понятия о нем не имела.
Точно ничего такого не было вовсе, вздохнула Клер. Возможно, Эндрю Кент все же прав. Очевидно, он провел в Венеции немало времени, копался в разных материалах, изучал записи и документы и не нашел ничего, что указывало бы на существование заговора. Как он там говорил на лекции? История часто лжива, что-то вроде того. Возможно, он прав, и историки прошлого, писавшие об Испанском заговоре, вольно или невольно сочиняли сказки. Такое случалось сплошь и рядом: теории и даже факты, прежде не подвергавшиеся никакому сомнению, оказывались выдумками, ни на чем не основанными. И тогда история переписывалась; это помогало многочисленным историкам оставаться на плаву.
Но разве сам Эндрю Кент не сознался в том, что у него возникли проблемы с написанием книги? Вернее, он вроде бы говорил, “с общим планом” книги, а это означает, что она далека от завершения, от создания им убедительной гипотезы. Клер вспомнила, какое отчаяние звучало тогда в его голосе, но даже в тот момент это не слишком ее обнадежило. И уж тем более – теперь. Если самой ей не удастся найти доказательств в пользу существования Испанского заговора, она должна будет пересмотреть и переделать всю свою диссертацию. И уже тогда неважно, напишет свою книгу Эндрю Кент или нет. На переделку уйдет еще год работы, это как минимум, а может, и два, и если она не получит какого-нибудь гранта или университетского пособия на продолжение исследований, ей не продержаться. Придется еще до получения степени подыскивать себе какую-то работу, и тогда еще неизвестно, сможет ли она вообще закончить диссертацию.
Клер потянулась, пытаясь прогнать тревожные мысли. И рассеянно взяла со стола какую-то почтовую открытку. Цветная фотография пляжа в Лидо, на переднем плане золотой песок, полосатые зонтики. На обороте почерком Гвен было выведено следующее послание:
“Дорогая Шеннон!
Венеция оказалась очень прикольным городком. Встретила парня по имени Николо, он куда как круче Т.! Жду не дождусь, когда смогу рассказать тебе все!”
Клер положила открытку на прежнее место и попыталась вспомнить то время, когда ей самой было четырнадцать и когда встреча с каким-то мальчишкой на пляже превращалась в событие мирового масштаба. Как сладко и занимательно было потом пересказывать лучшей подруге подробности этого знакомства. Лучшая подруга… У Клер всегда была лучшая подруга, еще с начальных классов школы, ей непременно хотелось иметь кого-то, кому можно рассказать “все”. Если вдуматься, у каждой знакомой ей женщины был кто-то, кому она рассказывала почти все свои тайны. Что и естественно. Ведь у каждой женщины есть свои секреты.
Как-то непривычно, когда рядом нет Гвен, думала Клер, поднимаясь по роскошной лестнице Библиотеки Марчиана. Странно, как быстро привыкла она к тому, что эта девочка постоянно находится где-то поблизости. Но так будет лучше для них обеих. Сегодня у нее просто море работы, да и Гвен не выказывала стремления весь день проторчать в читальном зале.
С утра они уже собирались спуститься вниз и позавтракать, но позвонила Стефания и спросила Гвен, не хочет ли та заглянуть к ней в гости, скоротать вместе время, поскольку после вчерашнего происшествия родители велели ей сидеть дома и не высовывать носа на улицу. Гвен испытала облегчение, услышав, что новая подруга не винит ее за временную потерю свободы. И вызвалась бежать к Стефании немедленно – ей, несомненно, не терпелось поделиться драматическими впечатлениями вчерашнего дня. Перед тем как отправиться к Бальдессари, Клер собрала некое подобие “аптечки” для выживания – карточку с названием и адресом гостиницы, карту Венеции, телефонную карточку, путеводитель, а также записку с номерами полиции и “скорой”. И настояла, чтобы Гвен взяла все это с собой.
– Стефания говорит, что мать не выпускает ее из дома, – пыталась возразить Гвен. – И я не собираюсь прикалывать к юбке булавкой эту ерунду! – И она выразительно взмахнула прикрепленным к английской булавке клочком бумаги, где Клер записала для нее телефонный номер библиотеки. – Мне не восемь лет.
– Тогда положи в карман брюк.
Гвен выразительно закатила глаза.
– Это на тот случай, если вдруг потеряешь рюкзак, – пояснила ей Клер.
– Я не собираюсь терять…
– Ну, на тот случай, если кто-то украдет твой рюкзак.
– Не думаю, что мамаша Стефании выпустит нас даже из комнаты. И да, кстати, по словам Стефании, мать понятия не имеет, что ее дочурка встречалась вчера с Марко. Так что смотрите, не проболтайтесь.
– Но с чего это она решила, что мать ничего не знает? – По мнению Клер, ничто не могло ускользнуть от внимания такой женщины, как Рената. Особенно когда речь заходила о ее детях.
– Да потому, что, по словам Стефании, тогда Рената заперла бы ее в доме до конца жизни. А не на какие-то там два дня.
Тем не менее, едва они оказались в доме Бальдессари, у Клер сложилось впечатление, что матери Стефании, может, и неведомы детали, но об основных обстоятельствах вчерашнего происшествия она имеет самое отчетливое представление. Как только Гвен вошла, обе девочки опрометью бросились вверх по лестнице, оставив Клер наедине с Ренатой, что, надо сказать, ничуть не обрадовало первую.
– Спасибо, что пригласили Гвен на целый день, – сказала Клер, лелея надежду, что это высказывание – кратчайший путь к тому, чтобы распрощаться с хозяйкой дома. – Мне как раз придется поработать сегодня, просидеть целый день за…
– Что вы, напротив, это я вам страшно признательна. И приглашение Гвен – моя инициатива, – ответила Рената. На сей раз держалась она почти дружески; антипатия к Клер заметно приуменьшилась. Возможно, проблемы с младшей дочерью заставили забыть о проблемах с сыном. – Уж не знаю, есть ли у вас подобный опыт, но можете поверить: иметь под боком пятнадцатилетнюю девчонку, весь день слоняющуюся без дела по дому, это нелегкое испытание. Вот я и подумала: если приедет Гвен, это заставит Стефанию забыть об ужасной трагедии в ее жизни. – Она улыбнулась, но в голосе синьоры Бальдессари звучала ирония.
Клер ответила ей улыбкой.
– Да, наверное, это непросто, быть пятнадцатилетним подростком.
Рената рассмеялась.
– Это просто невыносимо, вы уж поверьте! Но не беспокойтесь, они отсюда никуда не уйдут, я лично прослежу за этим. Так что никто больше не потеряется.
