Эми Тан - Сто тайных чувств

Я пытаюсь восстановить в памяти нашу утреннюю близость — нежданное счастье, хлынувшие на свободу чувства, которые так долго копились внутри. Но сейчас каждый мускул моего тела напряжен, я чувствую себя скованно. Как я могу расслабиться? Как я могу не думать о том, что случилось? Ведь для этого необходимо полное доверие.

А потом мне в голову приходит ужасная мысль: спал ли он с другими женщинами с тех пор, как мы расстались? Конечно, спал! Парень не может и двух дней прожить без секса. Несколько лет назад мы наткнулись на вопросник в журнале под названием «Интимная жизнь вашего партнера», что-то вроде того. Я прочитала Саймону первый вопрос: «Как часто ваш партнер занимается мастурбацией?» Мысленно я уже вычеркивала ответ «Редко или никогда», как вдруг он ответил:

— Три-четыре раза в неделю. Зависит от…

— От чего зависит? — съязвила я. — От погоды?

— От скуки, по большей части, — ответил он. А я подумала: два раза в неделю со мной — это скучно?

А теперь я спрашиваю себя: сколько женщин успело ему наскучить с тех пор, как мы расстались?

Саймон массирует мою шею.

— Господи, ты такая напряженная. Чувствуешь?

— Саймон, знаешь, сегодня утром…

— Ммм, это было чудесно.

— А ты не думаешь, что нам следовало использовать презерватив?

Я надеялась, что он ответит: «Зачем? Я ведь стреляю холостыми. Ты же знаешь». Но он вдруг задерживает дыхание. Его руки замирают. А затем он берет меня за руку:

— Мм, да, я как-то забыл.

Я зажмуриваюсь. Стараюсь дышать ровно. Я собираюсь спросить его. Что бы он ни ответил, я смирюсь. К тому же я сама не святая. Я спала с этим придурковатым директором по маркетингу, Риком — хотя на самом деле нам даже не потребовался презерватив, лежавший на ночном столике, ибо его «отбойный молоток», как он именовал свой вялый пенис, объявил бессрочную забастовку. Раньше, по его словам, этого никогда не случалось, никогда. Я чувствовала себя униженной, особенно после того, как с помощью притворных вздохов и судорог имитировала оргазм.

Саймон приближает губы к моему уху. Его дыхание похоже на шелест моря в раковине — воспоминание, навеки заключенное в оболочку.

— Саймон, по поводу презерватива — ты хочешь сказать, что с кем-то спал?

Его дыхание замирает. Он отрывает губы от моего уха.

— Ну… Если и было, то я уже не помню, — он сжимает меня в объятиях, — как бы то ни было, они ничего не значат. Только ты. — Он гладит меня по голове.

— Они? Сколько же их было?

— Мм… Я не помню.

— Десять? Двенадцать?

Он начинает смеяться.

— Ладно тебе, передохни.

— Три? Четыре?

Мы оба молчим. Он шумно выдыхает и неловко ерзает.

— Угу. Что-то вроде этого.

— Так все-таки три или четыре?

— Оливия, давай не будем об этом. Ты только расстроишься.

Я отодвигаюсь от него:

— Я уже расстроилась! Ты спал с четырьмя женщинами, а сегодня утром даже не подумал о том, чтобы надеть чертов презерватив! — Я отхожу к стене напротив и сверлю его пронзительным взглядом.

— Их было трое. — Он смотрит себе под ноги, — и я был осторожен. Ничего такого я не мог подцепить. Каждый раз использовал презерватив.

— Каждый раз?! Подумать только, тонны презервативов! Как это мило с твоей стороны так позаботиться обо мне!

— Хватит, Оливия, остановись.

— Кто они? Я их знаю? Расскажи! — И я вспоминаю о женщине, которую не выношу, о Вероне. В прошлом году мы нанимали ее в качестве директора для одного проекта. Она вся насквозь была фальшивая — имя, ресницы, ногти, грудь. Как-то раз я сказала Саймону, что для настоящих ее груди слишком симметричны. Он засмеялся и сказал: «Ну, по крайней мере, упругости им не занимать». А когда я поинтересовалась, откуда ему это известно, он ответил, что всякий раз, когда они вместе рассматривали макеты, она наклонялась к его плечу и прижималась грудью к его спине. «А почему ты ничего ей не сказал?» — спросила я. Он ответил, что это только привлекло бы внимание к самому факту флирта, и лучше просто не обращать внимания, потому что тут ничего не поделаешь.

— Верона — одна из них? — Я скрещиваю руки на груди, чтобы унять дрожь. Он слегка приоткрывает рот, потом снова закрывает, передумав говорить. — Это правда? Ты трахался с этой сукой?

— Это твои слова, а не мои.

Я взбешена.

— Так скажи мне, они были настоящие? Эти ее упругие сиськи?

— Хватит, Оливия, остановись. Почему, скажи мне на милость, это так важно для тебя? Это ни черта не значит.

— Это значит, что ты и не собирался возвращаться ко мне! Это значит, что я не могу тебе доверять. И никогда не могла, — я, задыхаясь от ярости, увлекая за собой Саймона, — я всегда была для тебя пустым местом! Но я тешила себя надеждой, что ты меня любишь! А Кван со своими дурацкими призраками провела тебя, с этим так называемым сеансом. Помнишь, что сказала Эльза? Чтобы ты забыл ее и продолжал жить. И знаешь что? Кван все подстроила. Она соврала! Потому что я ей так велела.

Саймон издает смешок:

— Оливия, ты сошла с ума. Ты что, думаешь, я поверил во все это дерьмо? Я думал, мы просто-напросто разыгрываем Кван.

Я начинаю рыдать:

— Ага, просто обхохочешься… Только это не был розыгрыш. Саймон, она была там! Клянусь, я видела ее. И знаешь, что она говорила? Забыть ее? Черта с два! Она умоляла тебя забыть меня. Она просила подождать…

Саймон хлопает себя по лбу:

— Как же я не догадался?! Она до сих пор не дает тебе покоя!

— Мне не дает покоя?! Она тебе не дает покоя!

Его глаза сужаются:

— Знаешь, в чем твоя проблема? Эльза нужна тебе как козел отпущения, потому что ты не уверена в себе. Она стала важней для тебя, чем когда-то была для меня. Ты даже не знала ее, но почему-то переносишь все свои сомнения на нее…

Я зажимаю уши, чтобы не слышать его. И пока он вываливает на меня этот псевдоаналитический мусор, я ломаю голову в поисках другого оружия, чтобы окончательно добить его. И тут я вспоминаю, как однажды тайком прочла письма Эльзы, адресованные Саймону — их ласковые имена, юношеские обещания. Я поворачиваюсь к нему:

— Так, по-твоему, я сошла с ума? Может, оно и так, потому что я вижу ее сейчас! Да, Эльзу! Она стоит прямо перед тобой! Она только что сказала: «Ангел Бане, я что, для тебя ничего не значу? Ты должен был ждать меня, мы собирались вместе сажать эти деревья, по одному каждый год».

Его лицо каменеет. Он пытается закрыть мне рот рукой. Я отпрыгиваю.

— Видишь? — кричу я со слезами. — Она здесь! Она в твоей голове! В твоем сердце! Она всегда здесь, в этом дурацком туннеле, со своими идиотскими предчувствиями! Она говорит нам, что мы обречены, Саймон, мы обречены!..

У него такое лицо, словно его ударили. Я никогда прежде не видела у него такого лица. Это пугает меня. Он дрожит. По щекам текут капли воды — это дождь или слезы?

— Зачем ты так, зачем? — стонет он.

Я выбегаю из туннеля прямо под дождь. Я бегу через долину, задыхаясь, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. К моменту, когда я добегаю до дома Большой Ма, дождь прекращается. Когда я прохожу через внутренний двор, Кван окидывает меня многозначительным взглядом:

— Либби-я, ох, Либби-я, почему ты плакать?

20. Долина статуй

Саймон все еще не вернулся. Я смотрю на часы. Прошел час. Ну и черт с ним, пусть он там замерзает. Еще только полдень. Я достаю книжку и залезаю в постель. Наша поездка в Китай пошла прахом. Саймону придется уехать. Это будет разумно. Он даже не говорит по-китайски. В конце концов, это деревня Кван, и она — моя сестра. А что касается заметок для журнала, с сегодняшнего дня я буду все записывать сама, а по возвращении в Штаты найду кого-нибудь, кто это дело отредактирует.

Кван зовет меня обедать. Я собираю все свое мужество, чтобы противостоять китайской инквизиции. «Где Саймон?» — спросит она. «Ай-я, почему вы так много ссориться?» Кван в парадной комнате. Она водружает на стол дымящийся горшок. «Видишь? Тофу, древесный гриб, маринованная зелень. Хочешь сделать фото?» Я не хочу ни есть, ни фотографировать. Ду Лили вбегает в комнату с кастрюлей риса и тремя пиалами. Мы садимся за стол и начинаем есть, точнее, они начинают, пробуя и критикуя еду.

— Не соленое, — причитает Кван, — совсем не соленое.

Может, это какой-то завуалированный намек на Саймона и меня? Через пару минут она говорит мне:

— Рано утром яркое солнце, а теперь, гляди, дождь.

Может, она таким образом намекает на нашу ссору с Саймоном? Но в течение всего обеда они с Ду Лили даже не вспоминают о нем. Вместо этого они оживленно сплетничают об односельчанах — о тридцати годах свадеб и болезней, нежданных трагедий и радостных исходов. Все это меня не касается. Я стараюсь уловить скрип ворот, возвещающий о возвращении Саймона. Но со двора доносится только унылый шум дождя.