Рут Рейчл - Чеснок и сапфиры
— Еще, хочу еще.
А молодой человек справа от нас гордо сказал:
— Мы хотим шампанского!
— Конечно, сэр, — сказал официант и преувеличенно низко поклонился.
С его стороны это выглядело как насмешка, а не как уважение.
Когда он принес бутылку в металлическом ведерке, то столь же театрально вынул шампанское и продемонстрировал наклейку. Все, что он делал, было правильно, но при этом он умудрялся вкладывать презрение в каждый жест. Медленно вынул пробку, громко хлопнул. Плеснул молодому человеку немного вина и встал со скучающим выражением на лице. Юноша не сделал попытки взять бокал, и официант стал притопывать ногой и, подняв брови, взглянул на меня.
Марион понаблюдала за этим, а потом наклонилась к соседнему столу и сказала очень тихо:
— Он хочет, чтобы вы сначала попробовали.
Молодой человек благодарно ей улыбнулся, взял бокал и отпил.
— Хорошо, — сказал он.
Не глядя вниз, официант разлил вино по бокалам, при этом сделал это так небрежно, что вино перелилось через край.
Девушка ждала, пока он не ушел, а затем взяла свой бокал и сделала глоток. Глаза ее расширились, и она чихнула. Когда я засмеялась — не слишком громко, — она густо покраснела.
Марион бросила на меня взгляд, который я не расшифровала, и взяла свою карту меню.
— Думаю, я возьму биск с омарами, — сказала она громче, чем требовалось, — а потом устрицы, запеченные в раковинах, с пюре из каштанов и калифорнийских орехов. Малиновый чатни кажется в этом блюде неуместным, но — кто знает? — может, и сработает. После этого я возьму говяжью вырезку. Это — единственное блюдо в меню, название которого не звучит претенциозно.
Мы заказали, а потом официант пошел принимать заказы у молодой пары. Девушка смущенно глянула на Марион и, обратившись к официанту, сказала:
— Принесите мне, пожалуйста, все то, что заказала эта дама.
— Ну как можно слушать чужие разговоры! — воскликнула я.
— Вы делали то же самое, — ответила Марион.
Мне показалось, что годы на ней плохо отразились, и я вдруг не нашлась, что ей ответить. Наступила неловкая пауза. Я пыталась придумать, что сказать, но тут явилась еда. Моя закуска — креветки с тмином — в первые пять минут показалась неплохой.
— Это ресторанный трюк, — сказала Марион, попробовав закуску. — Кухонное чудо: они обваляли креветки в муке и сделали их твердыми, а это не просто. Если бы вы попытались достичь такого эффекта, то, возможно, это бы у вас не получилось. Я думаю, что они купили креветки с головами, слишком долго их продержали, а затем переварили. В креветочных головах есть энзим, и после смерти это делает их мягкими. Поэтому креветки и продают без голов.
Она отведала еще немного и кивнула.
— Да, если вы будете следовать этому рецепту, то придете к такому же плачевному результату. С другой стороны, они не хуже моих устриц, если эти маленькие белые кружочки и в самом деле устрицы.
За соседним столом девушка робко подцепила на вилку закуску. Ее лицо просветлело.
— Никогда не ела устриц, — призналась она своему собеседнику. — Думала, по вкусу они будут напоминать рыбу. Но они хорошие, у них вообще нет никакого вкуса.
— Слышали? — обратилась я к Марион и передразнила девушку: — «У них вообще нет никакого вкуса».
Я заговорила совсем тихо:
— Возможно, на самом деле это — сайда или другая дешевая рыба, разрезанная наподобие устриц. Это классический ресторанный обман. Неудивительно, что повар создал такое странное блюдо — орехи, пюре, чатни, — все для того, чтобы отвлечь внимание от устриц и надуть простаков. — Я кивнула направо. — Таких, как они.
— Как же все это выводит меня из себя! — воскликнула Марион.
— Знаю, — ответила я. — Возмутительно, что ресторан обманывает посетителей.
— Я не о том.
Голубые глаза Марион уставились на меня, и я буквально застыла под этим ледяным взглядом.
— Дело в вас, — сказала она. — Вы, вот кто выводит меня из себя. Я ненавижу человека, в которого вы превратились.
Мне показалось, что она плеснула мне в лицо водой из стакана. Я ощущала грим, покрывавший мою кожу, — жирное основание, толстый слой пудры, помаду с привкусом крема. Парик сидел так плотно, что я едва дышала. Я чувствовала, как собственные волосы скручивались под ним, стараясь вырваться наружу. Очки внезапно показались очень тяжелыми, и я сдернула их с носа. И потом начала смеяться. Смеялась и смеялась, пока не испугалась, что задохнусь.
— О, детка, — сказала Марион, когда я наконец-то перестала. — Я почти забыла, что вы — это вы. Как вы можете это переносить?
Я посмотрела на свой ужасный твидовый костюм и поняла, что переносить этого больше не в силах. Мне хотелось знать, что значит быть Эмили, и теперь я знала: это плохо. Я не хотела быть ею, не хотела ее одежды, мне отвратительны были ее убеждения и все остальное, что было в ее жизни. Очень неприятно обнаружить, как легко надеть маску вот такого недоброго, жалкого человека. Если Бренда была лучшей половиной моей души, то Эмили обладала самыми неприятными свойствами моего характера.
Марион наблюдала за моей внутренней борьбой.
— Я помню первый раз, когда вас повстречала, — сказала она. — Это было в Сан-Франциско, на вечеринке в честь Джеймса Бирда. У вас были непокорные кудри, а одежда такая яркая, что вы выделялись в толпе. В следующий раз, когда мы увиделись, на вас были носки разного цвета, и вы сказали мне, что это так и задумано! Мы вернулись в коммуну, в которой вы жили, и вы принялись готовить обед. Кажется, надо было накормить дюжину людей, но народ все прибывал, и каждый раз, когда дверь отворялась, вы лишь улыбались и добавляли воды в кастрюлю. Я думала увидеть вот такого человека, и вот теперь я вижу…
Она замолчала и повела рукой в мою сторону.
— Достаточно, — сказала я. — Давайте забудем об Эмили, хорошо? Она сейчас уйдет, а мы попытаемся развеселить себя в этом нелепом ресторане.
После этого все стало хорошо. Марион рассказала мне об устроенных ею кулинарных курсах.
— Я развесила в своем районе объявления, что приглашаю людей, которые никогда раньше не готовили, и буду учить их бесплатно. Это страшно интересно. Вы представляете, как выглядит рецепт для человека, который читает его впервые?
— Нет, — ответила я.
— Им кажется, что он написан на иностранном языке! Я попросила одного из моих учеников на скорую руку приготовить салат. Он поставил миску на стол, отошел в другой угол кухни и начал бросать в нее оттуда салатные листья.[88]
— Вы шутите.
— Нет, — сказала она. — Это действительно произошло. И если задуматься, то почему бы и нет? Мои ученики не понимают идиом, которые употребляются в рецептах, таких как: «to cream the butter»,[89] хотя о сливках речь не идет, или почему глагол «bone» означает то же, что и «debone».[90] Если не знать особенностей кулинарного жаргона, то это — полная ерунда.
Я в свою очередь рассказала ей о Кэрол, о том, что в глубине души не верила, что она поправится. А затем передала ей слова Ники, которые он сказал после нашего посещения «Радужной комнаты».
— Хотите знать, что я думаю? — спросила она и продолжила, не дожидаясь ответа: — Думаю, что вам пора сделать что-то еще.
У меня дрогнуло сердце.
— Что? — спросила я.
Она внимательно посмотрела на меня и сказала.
— Не знаю. Но у меня есть идея. Я знаю астролога…
— Не верю я в эти сказки! — воскликнула я. — И вы это знаете.
— Я тоже не верю, — ответила она. — Но это неважно. Этот человек — настоящий мудрец. Он всегда помогает мне в трудные минуты. Я хочу вас с ним познакомить. Когда вы решите, что готовы, позвоните Алексу. Поверьте мне, вы не пожалеете.
Она написала на клочке бумаги номер телефона и подала его мне. А затем, словно и не бросила бомбу на стол, положила в рот кусочек говяжьей вырезки и поменяла тему.
— Этот ресторан, — сказала она, — должен пожалеть, что готовит такое мясо.
Шло время, и было заметно, что блондинку с лысым партнером интересовала не столько еда, сколько алкоголь: их голоса становились все громче. А молодая пара за столиком справа, напротив, совсем примолкла. Похоже, их ожидания были обмануты, но они не понимали, отчего так получилось. Марион смотрела на их горестные лица, и я видела, что она боролась с собой. Наконец, она не удержалась. Наклонилась к ним и сказала:
— Прошу прощения, что вмешиваюсь. Мне показалось, что в рестораны вы ходите не слишком часто.
Она говорила, и я вспомнила женщину из «Даниеля» — Мюриэл, которая произнесла тогда почти те же слова. И, разумеется, вспомнила о Бренде.
— Нет, мадам, — сказал молодой человек и расправил плечи. — Я долго копил на этот вечер. Мы впервые в таком модном ресторане.
