Барбара Вайн - Черный мотылек
Десмонда Райана убили в октябре 1959 года. Первый репортаж об этом преступлении опубликовала «Ивнинг Ньюс». Тело нашел друг, у которого был ключ от квартиры на Хайбери-Крезнт. Убитого опознали как Десмонда Уильяма Райана, двадцати восьми лет, проживавшего по данному адресу. Полиция расследует убийство.
На следующий день аналогичные сообщения появились во многих газетах — краткие, несколько завуалированные, с явной перестраховкой. Не обязательно быть параноиком, чтобы заподозрить какую-то скрытую подоплеку. Местный еженедельник «Уолтамстоу Индепендент» был менее сдержан. В пятничном номере длинная статья повествовала о «заговоре извращенцев» и «коррумпированной системе». Негодование автора статьи раскалилось до невероятной степени. В те времена слово «гомосексуалист» не употреблялось в печати, как и «гей». Возможно, термин «гей» тогда еще не придумали, решила Сара. Далее говорилось о предпринятом полицией масштабном расследовании и о неслыханной в истории Британии «паутине порока».
«Извращенцы» вступали друг с другом в контакт, используя тайные пароли в киножурналах и нудистских изданиях. Были сообщения о новых расследованиях, об аресте священника за «ужаснейшее из всех мыслимых преступлений», как назвал это председатель выездной сессии. Выяснилось, что «эти больные люди» встречаются в «общественных уборных» и предаются там своим омерзительным делам. Такого рода поведение стало чуть ли не нормой для метрополии, зародившись в Сохо и распространив «свои мерзостные щупальца» до Финсбери, Ислингтона и Хайбери, до Лиссон-гроув, Килберна и респектабельных северных пригородов.
Какое отношение ко всему этому имеет Десмонд Райан, Сара не понимала, пока не дошла до отчета о заседании криминального суда по делу его убийцы — Джорджа Питера Гивнера. В центральных газетах суть дела вновь затушевывалась эвфемизмами и ханжеством, но Сара сумела понять, в чем дело. Гивнер снял для любовника квартиру на Хайбери-Крезнт и периодически жил там вместе с ним. В тот вечер, по данным полиции, Гивнер отпер дверь своим ключом и застал Десмонда с другим мужчиной. Началась бурная ссора, во время которой «другой мужчина» скрылся, а Гивнер сначала ударил Райана настольной лампой, потом забил насмерть восемнадцатидюймовой мраморной статуэткой обнаженного юноши. Об этой статуэтке Аполлона писали с особым смаком.
На следующий день свидетель, «другой мужчина», рядовой по имени Джеймс Генри Брич, давал показания о внезапном приходе Гивнера, который обругал Райана и полез в драку. Он не был очевидцем убийства, но видел, как Гивнер схватил статуэтку и нанес первый удар. После этого солдат сбежал по лестнице и выскочил на улицу. Он отрицал сексуальную связь с Райаном, уверяя, что они были просто «близкими друзьями», но полиция нашла в квартире Райана его письма — безграмотные, почти без знаков препинания излияния любви вперемежку с предложениями платы за благосклонность.
Среди прочих посланий нашлось еще одно, только грамотное, письмо образованного человека, почерк неразборчивый, подпись — только инициал Дж. Стояла дата — всего за неделю до убийства. Но обратного адреса не было, и личность автора установить не удалось. Письмо зачитали в суде, как и письма Брича, и газета полностью приводила всю корреспонденцию. Саре показалось, что в письмах солдата редактора заинтересовало не столько «извращение», сколько невежество. Письмо Дж. резко отличалось по стилю.
«Десмонд, ты поймешь, от кого это письмо. Нет необходимости объяснять. Мне понадобилось восемь лет, чтобы собраться с духом и написать тебе. Я ненавидел тебя и винил во всем. Из-за тебя я лишился всего, чем дорожил. Думается, ты понимаешь, почему после того, что случилось, я не мог вернуться. Но это не твоя вина и не моя. Никто не виноват. А теперь я хотел бы повидать тебя, поговорить, чтобы мы попытались простить друг друга и забыть все. Прошу тебя о встрече. Позвоню на следующей неделе.
Дж».Суд воспринял это письмо как еще одно доказательство порочных склонностей Десмонда Райана и не придал ему особого значения. Следующим свидетелем обвинения выступил человек, который утром после убийства нашел тело. Он описал царивший в комнате разгром: мебель сломана, ковер пропитался кровью, красные пятна на стене. После этого суд сделал перерыв до понедельника.
Однако напрасно Сара искала в газете за вторник репортаж с очередного заседания суда. Вместо этого в следующем номере появилась краткая заметка о том, что Джордж Питер Гивнер покончил с собой в камере. За воскресную ночь он успел разорвать на полосы рубашку и подштанники, сплел веревку и повесился.
Папка с бумагами, посвященными Джеральду Кэндлессу, или Джону Райану, распухла до размеров телефонного справочника. Сара добавила к стопке ксерокопии газетных статей и уселась дочитывать «Белую паутину». С месяц назад она отложила книгу, потому что не нашла в ее сюжете никакой связи с жизнью отца и считала необходимым заняться его последним романом «Меньше значит больше». Но теперь, раскрыв на середине его «триллер», Сара с ужасом всматривалась в пугающие картины: «белый призрак», полузверь-полуптица, оставлял на снегу кружевную, как паутина, вязь следов, и ей стало по-настоящему страшно, будто ребенку, который, оставшись в доме один, читает рассказ о привидениях. Она дошла до главы, где герою снится сон о тоннеле: выход завален камнями, он поворачивает назад, но и в том месте, где он вошел, уже поднялась высокая каменная стена.
В это время года рано темнело. Добравшись до сцены убийства, Сара включила свет, принесла вина и залпом выпила первый стакан. Ей уже было понятно, почему критики назвали роман триллером. Ни прежде, ни после отец не описывал столь наглядно, во всех подробностях, насильственную смерть. Здесь, в «Белой паутине», была достоверно реконструирована драка Джорджа Гивнера и Десмонда Райана — Гарри Мерчанта и Денниса Конлона по книге: один успел схватить предмет, который можно использовать в качестве оружия, другому автор вложил в руки только провод от лампы. С характерным для Кэндлесса пристрастием к историческим образам участники этой битвы сравнивались с римскими гладиаторами, вооруженными, соответственно, мечом и сетью.
Никогда прежде книги отца не вызывали у Сары содрогания, но сейчас, читая описание комнаты, в которой брызги крови разлетались во все стороны, словно алые птицы ударялись о стеклянные стены, она вынуждена была отвести взгляд от ровных черных строк. Стало неприятно читать о том, как был изуродован красавец Десмонд-Деннис, вникать в бесконечный, мучительный, страстный монолог о прекрасном разбитом лице, о кровавой трещине в черепе, о сломанных пальцах. Она поспешно пролистывала страницы, пока не дошла до момента, когда нашли тело. Потом пришлось прочесть о самоубийстве Гивнера-Мерчанта, о его жалком, одиноком конце, о долгих часах перед тем, как мертвое тело нашли в камере.
Ни слова о письмах. Марк, друг детства, появляется лишь в третьей главе, когда узнает об убийстве из газет, как и Сара. Элемент триллера быстро исчез из романа, тайна и напряжение исчерпались, и следовал затянутый анализ чувства вины Марка. По какой-то причине он принимал на себя ответственность за смерть Денниса.
Читая, Сара все подливала вина в бокал и к последней главе опьянела, буквы плясали перед глазами. Ничего нового она из книги не узнала, кроме того, как мучительно отец переживал смерть младшего брата. Она уснула в кресле, и книга упала на пол.
К тому времени, как Урсула получила специальность, рабочих мест не осталось — заканчивались восьмидесятые годы. Джеральд, хоть и не превратился в инвалида, должен был беречь больное сердце и нуждался в заботе. Урсула научилась готовить ему диетические блюда и уговаривала мужа ежедневно гулять в саду, по ровной местности. Она бы взяла его с собой на прогулку вдоль берега, но крутой подъем мог стать для него роковым.
Ни слова девочкам. На этом он настаивал.
— Они любят меня, — говорил Джеральд. — Мне выпало редкое счастье: две замечательные, красивые женщины меня любят. Чем я это заслужил? И неужели я отплачу им за любовь преждевременным огорчением?
По мнению Урсулы, Джеральд сделал вполне достаточно, чтобы заслужить любовь дочерей: он вставал к ним ночью, целовал и обнимал, рассказывал сказки, давал им все, чего душа пожелает, не скупясь тратил на них деньги, купил каждой по квартире, — но она не стала высказывать свое мнение вслух. Джеральд сам ездил на регулярные обследования в клинику, забрасывая по дороге очередную главу «Улыбки в мезонине» своей машинистке. Урсуле отвозить его не разрешалось, поскольку Джеральд считал женщин — за исключением Сары и Хоуп, разумеется — ненадежными водителями.
Врачи решили прибегнуть к ангиопластике: забитый сосуд расширяли, введя в него с помощью катетера воздушный шарик, который затем надували. Этот метод понравился Джеральду, поскольку позволял обойтись без операции, но желанного результата добиться не удалось: артерия была почти полностью перекрыта.
