Исраэль Левин - Последняя надежда. Шпионская сага. Книга 1
«Папаша» продолжал молчать, хотя правое веко начало подергиваться. Внешне он по-прежнему не выказывал никаких эмоций.
– Я это чувствовал, – наконец заговорил он. – Но твои отношения с Мариной выглядели абсолютно естественными, и я поверил в то, во что захотел поверить.
– Конечно, – мои слова звучали так же спокойно, – это правда. Мы знакомы еще по Москве.
– Как по Москве?
– Так, по Москве. Только ты увез ее оттуда в Израиль из-за своих криминальных делишек, а я в то время был занят поиском одного уголовника. И знаешь кого? Не знаешь… Фамилию Зусман помнишь?
«Папаша» опешил. Дуло направленного на меня пистолета чуть качнулось.
«Все, конец», – промелькнула мысль. Но он по-прежнему не стрелял, и тогда я наконец-то произнес давно заготовленную и много раз сказанную самому себе речь:
– Здравствуй, Шило! Или как тебя там – Кузнецов? Гонзалес? Вот и встретились. Я давно за тобой гоняюсь по всему свету. Не торопись, убить меня ты еще успеешь. Хочешь знать, как я на тебя вышел? Меня камень к тебе привел.
Представь себе, я – тот самый следователь КГБ, который вел дело об убийстве Змея, твоего подельника. Я знаю всю твою лагерную историю. И про камень тоже. Ты его у Змея не нашел, потому что он зашил его под кожу. А наши патологоанатомы нашли. Посмотри-ка!
Я медленно, на всякий случай не делая резких движений, вытащил из портмоне фотографию. С тех пор как я узнал от Рафи, что Зусман и Кузнецов – один человек, я постоянно носил ее при себе. Похоже, я уже тогда чувствовал, что наш разговор состоится, и мне было важно оказаться к нему готовым.
– Узнаешь покойника? Правильно, это твой соратник по зоне и побегу по кличке Змей. А теперь сюда посмотри: видишь надрез на коже? Вот там он и прятал камень. Охота за тобой началась, когда мы его нашли. Ты меня опередил на месяц, уехав в Израиль. А мне приказали тебя искать. Вот я и нашел.
– Так ты из КГБ?
– Это история из прошлого. Было время, когда я там числился. Было, но прошло. Я из Моссада, и ты – мое задание, которое я успешно выполнил. Так что можешь меня мочить. Я свое сделал. А жизнь агента всегда условна.
«Папаша» глубоко вздохнул. Видно было, что услышанное ошарашило его, как говорится, взяло за живое, но он ничего не ответил. А дуло пистолета продолжало смотреть в мою сторону.
– А как же Марина?
– Марина – моя давняя любовь, еще с московских времен. Когда вы спешно уехали, мы даже проститься не успели. Потом я тоже уехал на задание. А через двенадцать лет мы случайно встретились в Израиле, и оказалось, что расставания словно и не было. Эти чувства – истинные, причем взаимно, и с ее, и с моей стороны.
– Это я понял, – ответил он мрачно. – Но ситуация-то хреновая! Хушба настучал, что я привел агента Моссада в самое ядро организации. А ты их знаешь. Легкая смерть у них считается подарком заклятому врагу.
– Не надо, – я резко перебил его, – не стоит впадать в пессимизм. Я устрою тебе отход. В операции замешано ЦРУ, я смогу сделать так, что тебя возьмут в программу защиты свидетелей.
– Ох уж это ЦРУ! Они у меня на «хвосте» полгода сидят.
– Это не они, а мы, только работаем под чужим флагом, хотя ЦРУ косвенно замешано. Я смогу добиться для тебя этой программы, что не так уж и сложно, но тебе сначала придется съездить на историческую родину и выложить все, что знаешь. Это обязательное условие.
– Но не для меня. Они все равно меня найдут, а потом и Марину. Нет, на такой шаг я пойти не смогу. Бессмысленно.
– Не валяй дурака! Ты еще не стар, богат, у тебя любимая женщина, и тебя любит дочь. Тебе есть для чего жить. А из программы защиты свидетелей всегда сможешь выйти.
– Нет, это конец.
«Папаша» вдруг принялся твердить о своем печальном конце. Я понял, что он не прочь спастись, но боится за Марину. Если он исчезнет, фанатики из Хезболлы ее найдут, чего он допустить не может. Удивительно, как же легко можно сломать такого, казалось бы, сильного человека, да еще с такой биографией…
Немного помолчав, «папаша» вдруг произнес четко и резко, без малейшей тени пессимизма и слезливости:
– Пообещай мне: что бы ни случилось, ты защитишь Марину.
Повторять такую просьбу не было нужды.
– Конечно, само собой разумеется.
– Ты не понимаешь… – он начал говорить прерывисто, торопливо, задыхаясь от нахлынувших на него чувств, – я обещал ее матери, обещал перед смертью, что защищу ее, даже если буду должен умереть. И этот момент настал. Я не прошу тебя, я требую защитить Марину. Что бы ни случилось – защитить и спасти!
– Обещаю, – мой ответ прозвучал коротко, но сам тон, видимо, убедил его.
Он устало опустил пистолет.
– Теперь слушай. Я встречался с Мариной. Как только сгорела типография, я все понял и полетел к ней. Я уже догадался, что ты – ловец по мою душу и мне придется тебя убрать. Но перед этим я хотел выяснить, что ты значишь для моей дочери. А главное, что тебе известно обо мне и что ты успел рассказать ей.
Оказалось, ты ей ничего и не говорил, если не считать лестных для меня впечатлений от парижской встречи. О наших с тобой делах она ничего не знает, по-прежнему считает меня своим отцом и любит как родного. Я выяснил главное: она действительно счастлива с тобой, предана тебе и жить без тебя не может. Это у нее от матери. Фаина такая же была. И знаешь, что меня больше всего поразило? Марина рассказала мне о своем страхе. Страхе с большой буквы, о котором я и не подозревал. Она сказала, что впервые в жизни перестала бояться. Они с матерью всегда постоянно чего-то боялись. Можно понять – две одинокие несчастные девочки в сибирской глуши. Знал бы ты, в какой бедности они жили! Фаина городская была. Ни дров наколоть, ни воды из замерзшего пруда натаскать – ничего не умела. Да и куда ей! Худющая, силенок никаких. Их кто-нибудь под пьяную лавочку замочил бы, места-то дикие. А помощи ниоткуда и никакой. Даже когда мы уехали в Москву, страх не исчез, когда же умерла Фаина, он больше не покидал мою дочь никогда. Марина могла на какое-то время забыться, но где-то внутри страх все равно оставался. Я не смог помочь ей избавиться от этого чувства, а тебе удалось. Когда она тебя полюбила, страх ушел. Она успокоилась, она почувствовала себя счастливой. А после отъезда в Израиль страх опять появился, из-за вашей разлуки. Она даже хотела покончить с собой. А я, старый дурак, ничего не понимал! Теперь вы снова вместе, и страх ушел. Теперь она боится только за тебя.
Моя жизнь кончается. К смерти я давно готов и не боюсь ее. Теперь твоя очередь беречь и защищать Марину. Не рассказывай ей о моей прошлой жизни, прошу тебя! Пусть моя девочка верит, что ее отец – достойный человек. Не прошу, умоляю.
Он опять неуловимо переменился. Передо мной снова сидел холеный, уверенный в себе человек. Но закончить фразу он не успел: в дверь постучали условным стуком. «Папаша» пружинисто поднялся из кресла, достал пистолет, неслышно подошел к двери и резким движением распахнул ее. На пороге стояла Марлен.
– Милый, – она порывисто бросилась Зусману на шею, – за тобой пришли. Тебе необходимо уходить. Боюсь, что не сумела оторваться от слежки. Они будут здесь через несколько минут.
«Папаша» вытащил из кармана ключ, бросил его мне и велел проваливать отсюда как можно быстрее.
– Уходи и ты, Марлен!
– Нет! Если я уйду, они тебя прикончат, а я – свидетель. Они не посмеют. Знают, на кого работаю. Необходимо довести дело до суда, а я найду самого лучшего адвоката…
– Все это потом. А теперь беги!
– Нет!
Он повернулся ко мне:
– Это ключ от комнаты напротив. Пережди там, пока все здесь не закончится, и не забудь о своем обещании!
Он посмотрел на меня таким долгим и выразительным взглядом, что я не выдержал и опустил глаза. Я не мог ни возразить, ни предложить ему что-либо и быстро вышел из комнаты. Затаившись в соседнем номере, я вскоре услышал шаги в коридоре. Замочная скважина позволила рассмотреть нескольких вооруженных автоматами людей в черном, готовых ворваться в комнату «папаши». Что они и сделали. Через несколько секунд раздались еле слышные приглушенные выстрелы. Я знал: так стреляет оружие с глушителем. Затем снова послышались шаги в коридоре, и наступила тишина…
Переждав несколько часов, я тихо вышел из комнаты, а затем из отеля. На следующий день французские газеты пестрели сообщениями о происшествии в одной из лучших столичных гостиниц, где произошло убийство пожилой супружеской пары. Публиковались фотографии двух прикрытых пластиковыми чехлами тел, которых полиция вывозила из здания отеля. Убийц не нашли, единственный обнаруженный свидетель видел группу людей в черных масках. На этом основании возникло мнение, что ответственность лежит на неизвестной террористической группе.
Что ж, таким образом мое задание – разработать «папашу» и его связи с Хезболлой – закончилось.
Теперь мне предстоял тяжелый, наверное, самый трудный в жизни разговор с Мариной. Я собрал газеты с репортажами с места убийства и весь недолгий полет думал, как сказать Марине… Конечно, она никогда не узнает правды, пусть в ее памяти сохранится светлый образ отца. Открыв дверь в нашу квартиру, я неожиданно увидел там Рафи. Значит, произошло еще что-то. Подавляя растущую панику, я вошел в комнату. Работал телевизор, европейская программа новостей передавала репортаж об убийстве гражданина Аргентины Алекса Гонзалеса. Тележурналисты показали фото, и Марина его узнала. Она решила, что это какая-то ужасная ошибка – фамилия и имя звучали совершенно по-иному, и теперь металась по квартире, не зная, что делать – ведь ни со мной, ни с Рафи она связаться не могла… Неожиданно раздался звонок в дверь, и на пороге возник Рафи собственной персоной. Он сообщил о произошедшем, как о несчастном случае, убийстве по ошибке, теракте каких-то боевиков, которые охотились совсем за другим человеком.
