Джудит Леннокс - Зимний дом
Хейхоу приподнял грязную занавеску, отделявшую переднюю комнату от задней, чтобы Элен могла отнести старику чай. Она двигалась с неловкой грацией, казавшейся ему очаровательной. Адам уже в тысячный раз спрашивал себя, как они с отцом могут жить в огромном уродливом доме священника. Неужели они так привязаны друг к другу, что больше ни в ком не нуждаются? Но в последнее время глаза Элен были грустными, так что он в этом сомневался. Адаму хотелось прикоснуться к ней, однако он не дал себе воли и начал мести пол.
Хейхоу жили в Торп-Фене уже несколько веков. Они всегда были плотниками и столярами-краснодеревщиками, и это ремесло, а также мастерство, накопленное несколькими поколениями, достались Адаму по наследству. До сих пор в Торп-Фене всегда были нужны плотники и столяры.
Но времена изменились. Тот, кто мог себе это позволить, покупал дешевую готовую мебель в новых больших магазинах, а тот, кто не мог, просил одного умельца из Соэма, чтобы тот сколотил им что-нибудь на скорую руку. Адам знал, что готовая мебель не прослужит и пяти лет, а к изделиям соэмского халтурщика относился с презрением. Того, что делал сам Адам, хватало на всю жизнь. Работать по-другому ему было стыдно.
Двадцать лет назад ремесленникам Торп-Фена — кузнецу, корзинщику и плотнику — хватало работы, чтобы жить безбедно. Они жили богаче и легче, чем батраки, резчики торфа и слуги, составлявшие большинство обитателей деревни. А потом началась мировая война и кузнец с корзинщиком погибли во Фландрии. Вернувшись в деревню в конце 1918-го, Адам обнаружил, что перемены добрались и до Торп-Фена. Девушки, которые по достижении четырнадцати лет автоматически становились служанками в Большом Доме, теперь работали в магазинах Эли и Соэма, а парни, — те, что остались, — искали работу в городе и в случае удачи перевозили туда свои семьи. После войны народу в Торп-Фене сильно убыло. Адам, пытавшийся как-нибудь выжить, думал, что скоро от деревни останутся только церковь, дом священника да кучка кособоких домишек, населенных призраками.
После того как она прочитала дневник своей матери, Элен держалась подальше от чердака. Вспоминая фотографии и написанную расплывшимися чернилами короткую последнюю фразу «Боже милостивый, что приходится терпеть женщинам», она стыдилась самой себя. Как будто подсмотрела в замочную скважину самые интимные моменты чужой жизни.
Но хуже стыда был страх. Эти фотографии и дневник грозили перевернуть с ног на голову всю ее жизнь. Ей всегда говорили, что брак родителей был настоящей идиллией и что ранняя смерть Флоренс разбила маленькую, но крепкую семью. Однако теперь Элен сомневалась, что это правда. Думая о фотографиях Флоренс в цепочках и оборках, она была уверена, что в широко раскрытых темных глазах матери светилась печаль, а не радость. Записи в дневнике противоречили рассказам отца о любви с первого взгляда и браке, заключенном на небесах. То ли отец искренне заблуждался, то ли сознательно лепил из юной Флоренс образ, которым она не была и не могла быть. Скорее всего, Флоренс тоже ощущала себя чужой в этом мрачном, негостеприимном месте.
Когда дожди закончились, Элен вновь взяла на себя исполнение обязанностей, которыми, к собственному стыду, в последнее время пренебрегала: подготовку к пасхальному благотворительному базару, обязательные посещения стариков и больных. Шагая по проселку, который начинался у кучки домов, окружавших церковь, она вновь ощущала пустоту здешних пространств. Плоские поля, раскинувшиеся на несколько миль, безбрежные болота, длинные серебристые линии рвов и запруд — все это подавляло ее и заставляло чувствовать себя букашкой. Она поехала в Эли, надеясь, что день, проведенный далеко отсюда, улучшит ей настроение. Но этого не случилось: улицы, магазины и кинотеатры напоминали Элен о более счастливых временах, когда она была здесь с Хью, Робин и Майей. Покупки заняли больше времени, чем она рассчитывала; Элен опоздала на автобус и ждала следующего целый час. Когда тот наконец пришел и Элен стала платить за проезд, она с ужасом поняла, что денег в кошельке недостаточно. Кондуктор хмуро смотрел, как покрасневшая девушка тщательно пересчитывала мелочь. Ей не хватило каких-то двух пенсов; пришлось выйти за две мили до Торп-Фена. Место было угрюмое и открытое, с автобусной остановки были видны лишь одна ферма и два домика. Было пасмурно, облака отбрасывали на Болота полосато-черные тени. Элен шла быстро, подняв воротник пальто и закутавшись в шарф. Вокруг не было ни души, если не считать летевшей в небе стаи диких гусей. Однако девушке казалось, что за ней следят чьи-то глаза. Она пошла еще быстрее, но застыла от ужаса, когда случайно подняла глаза и увидела огоньки, мигавшие в болоте. Услышав за спиной какой-то звук, она вскрикнула и уронила сумку.
— Мисс Элен, что с вами?
Узнав голос Адама Хейхоу, она облегченно вздохнула. Адам, ехавший на велосипеде, остановился, и она показала ему на болото.
— Я видела огни… Вон там… — Тут к ней вернулся здравый смысл. — Болотный газ, конечно. Боже, какая же я глупая…
Адам поднял упавшую сумку и повесил ее на руль. Они пошли по обочине.
— Деревенские старики называют их «обманчивой надеждой». Или «бродячими свечами». Я думаю, с ними связано множество фантастических историй. Еще несколько лет назад ходить по болотам было страшновато. Увидишь огонь там, где его не должно быть, свернешь туда и угодишь в трясину… Но мне они всегда казались красивыми, — обернувшись, добавил он.
Огоньки продолжали плясать, расцвечивая темноту фосфоресцирующим узором.
— Я тоже так думаю.
Адам посмотрел на нее.
— Мисс Элен, если хотите, мы можем пройти полями. Так ближе.
Они свернули с дороги и пошли по узкой глинистой тропинке между полями. Фара велосипеда Адама освещала тростник, которым заросли рвы. Если бы Элен была одна, она никогда не пошла бы этим путем. Но с Адамом было не страшно, поэтому ее мысли приобрели другое направление. Она вспомнила то, о чем думала, читая материнский дневник. Внезапно Элен спросила:
— Адам, вы помните мою мать?
Хейхоу поднял взгляд. У него было приятное лицо, русые волосы, карие глаза и губы, созданные для улыбки.
— Да, — ответил он. — Немного.
— Она была красивая?
— Светловолосая, как вы, но лицо у нее было тоньше. Высокая… — Он невольно улыбнулся. — Длинноногая и длиннорукая.
— И нескладная, как я?
— О нет, любовь моя…
Он шел впереди по узкому мосту из планок, перекинутому через ров. Шумел ветер, тростник и трава шелестели, и Элен подумала, что ослышалась. На другом краю рва Адам бросил велосипед, вернулся и протянул ей руку.
— Я хотел сказать, что она была очень молоденькая. Однажды она играла в крикет с нами, мальчишками. Мы играли на поляне, Тед Джексон отбил мяч далеко в сторону, и она поймала его. Взяла биту, ударила по мячу, потом подоткнула юбку и бегала с нами, как мальчишка. Миссис Фергюсон успела отыграть с полдюжины конов, прежде чем преподобный увидел ее и позвал домой.
Они пошли дальше. Солнце, почти скрывшееся за горизонтом, испустило последний сноп янтарно-розового огня. Болота осветились, и Элен на мгновение показалось, что они не грозные, а красивые.
Но ей хотелось узнать еще кое-что. В последнее время Элен сомневалась даже в отцовской любви. Если он пытался переделать Флоренс по своей мерке, то мог испортить жизнь и дочери. Не потому ли отец мешал ей выйти замуж и обзавестись собственным домом и детьми, по которым она тосковала?
— Адам, моя мать была счастлива здесь?
Хейхоу обернулся и посмотрел на нее. Элен показалось, что в его глазах мелькнула жалость.
— Не знаю, мисс Элен. Понимаете, в ту пору я был мальчишкой. А она пробыла с нами очень недолго. Всего год.
Адам Хейхоу познакомил Элен со своими друзьями Рэндоллами, владельцами фермы, расположенной между рекой и Торп-Феном. Они были методистами и посещали маленькую прямоугольную часовню недалеко от фермы Блэкмер.
У Рэндоллов было трое детей: восьмилетняя Элизабет, шестилетняя Молли и малыш Ной. Пухлый и веселый Ной сразу забрался к Элен на колени; его старшие сестры держались поодаль, глядя на длинные светлые волосы Элен, ее цветастое накрахмаленное хлопчатобумажное платье, и нянча своих кукол. Качая Ноя, Элен восхищалась куклами и спрашивала, как их зовут. Элизабет перестала стесняться, отвела гостью в свою комнату с низким потолком и показала крошечные деревянные колыбельки для кукол, которые Адам Хейхоу подарил сестрам на день рождения.
Когда они возвращались полями, Адам сказал, что Рэндоллы купили ферму совсем недавно.
— Сэмюэл Рэндолл был арендатором Большого Дома. Но его светлость решил продать участок, и Сэму пришлось искать деньги, чтобы купить землю. — Адам протянул руку и помог Элен подняться на приступку у изгороди. — А найти их было нелегко, — добавил он. — Впрочем, кому в наше время легко?
