Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам
Кроме того, в заведении появлялось все больше клиентов из верхних коржей корпоративного торта — они любили насладиться экзотикой трущобной жизни, но так, чтобы им самим ничего не угрожало. Вкусить чуточку запретного плода, на миг почувствовать себя крутым мачо и секс-гигантом. Клубы «Хвост-чешуя» приобрели репутацию заведения, где соблюдаются правила гигиены и где умеют хранить личную тайну клиентов. В таком месте можно было без опаски нажраться до потери пульса и от души распоясаться. Сюда можно было в качестве завуалированной взятки привести потенциального бизнес-партнера и не бояться, что это станет известно кому-нибудь еще.
Поэтому деликатность была крайне важна при разрешении конфликтов. Когда речь шла о буйном клиенте, лучше всего было по-дружески обнять его за плечи и дружелюбно рявкнуть в ухо: «ВИП-обслуживание, сэр! Для нашего лучшего клиента! За счет заведения!» Клиент был безумно счастлив получить что-то на халяву — разумеется, к этому времени у него наступала нанокома от уже выпитого — пускал радостные слюни и позволял отвести себя в глубины здания. Его доставляли в большую комнату с украшениями из перьев, зеленым атласным покрывалом на кровати и скрытыми камерами видеонаблюдения. Там несколько Женщин-Змей — из тех, в чьем исполнении статистический отчет звучал бы как жесткое порно — принимались его ласково раздевать, а Зеб или Джеб маячили на заднем плане, вне поля зрения клиента, на случай, если тот начнет переходить границы.
Затем в помещение вносили смесь ядовитого цвета в коктейльном стакане. Она могла быть оранжевой, фиолетовой или голубой, в зависимости от заказа, и украшалась зеленой вишенкой с воткнутой в нее пластиковой змеей. Стакан доставляла орхидея, гардения, фламинго или фосфоресцирующая голубая ящерица на бесконечных шпильках, вся покрытая мерцающими блестками, светодиодами и чешуйками (или лепестками, или перьями), с огромными сиськами и соблазнительнейшей улыбкой. Она ворковала что-нибудь вроде: «Ути-пути-сюти-плюти! Выпей, вкусненько!» Ну какой нормальный мужик в такой ситуации откажется? Загадочная жидкость вливалась в клиента, и вскоре самоназначенный альфа-самец погружался в сладчайшие сны, с минимальным ущербом для персонала заведения.
Любимый клиент просыпался часов через десять в полной уверенности, что провел незабываемую ночь. И был совершенно прав (говорит Зеб), ведь все, что воспринимается мозгом, реально, разве не так? Даже если не происходило в трехмерном виде в так называемом реальном времени.
Это прекрасно срабатывало с топ-менеджерами корпораций, наивными и доверчивыми на фоне коварства жителей плебсвилля. Зеб знал этот тип: лохи в Плавучем Мире точно так же искали приключений, желая испытать то, что ошибочно считали настоящей жизнью. Они вели тепличное существование в охраняемых поселках и других безопасных местах, обнесенных стенами — зданиях суда, муниципалитетах и культовых сооружениях, — и очень доверчиво относились ко всему, что приходило извне этих стен. Просто умиление брало, когда они послушно выпивали коктейль ядовитого цвета, падали в койку (точнее, на огромную кровать с ярко-зеленым покрывалом), засыпали сном младенца и просыпались бодрыми и отдохнувшими.
Но со временем в «Чешуйках» начал проявляться и другой тип клиентов: они были менее покладисты, и если начинали злиться, их не так легко было отвлечь. Подогреваемые ненавистью, закаленные в огне, готовые крушить и калечить. С этими было сложнее, и чтобы справиться с ними, приходилось свистать всех наверх.
— Конечно, ты догадалась, что речь идет о больболистах, — говорит Зеб. — Больбол тогда только начинался.
Арены для больбола еще были строго запрещены законом, как петушиные бои и поедание животных вымирающих видов. Но, точно так же, как и эти виды развлечений, больбол существовал и развивался, только не на виду. Для верхних эшелонов резервировались места в зрительном зале: топ-менеджеры любили смотреть, как люди безжалостно убивают друг друга, пуская в ход умение и хитрость, и пожирают побежденных. Это было очень наглядное изображение жизни в корпорациях. Куча денег переходила из рук в руки в виде крупных ставок. Так что опосредованно за содержание игроков и инфраструктуру игр платили корпорации. Те, кто обеспечивал помещения и проводил игры, платили непосредственно — если попадались. Иногда они платили жизнью, если начиналась война за территорию.
Такой расклад вполне устраивал ККБ, которая как раз начала заявлять о себе — больбол предоставлял массу компромата, которым ККБ прочно держала так называемых столпов общества (точнее, того, что еще сходило за общество).
Человек, уже сидящий в тюрьме, мог выбрать больбол: сражаться с такими же заключенными, уничтожить их, завоевать большой приз в виде досрочного освобождения и устроиться на работу в плебсвилле, где крепкому парню занятие всегда найдется. Сплошные плюсы. Правда, альтернативой победы служила смерть. Потому больбол и был таким увлекательным зрелищем. В нем выживали благодаря коварству, задаткам убийцы и умению подставить ножку: любимым трюком больболистов было поедание выдавленных глаз противника. Иными словами, хорошему игроку в больбол требовалась готовность зарезать и разделать на отбивные своего лучшего друга.
Ходка в больбол давала чрезвычайно высокий статус как в глубоких плебсвиллях, так и на высотах власти. Так было когда-то в Риме с гладиаторами. Корпоративные жены готовы были платить за секс с больболистами. Корпоративные мужья приглашали их на обед, чтобы удивить друзей и посмотреть, как больболисты бьют бокалы из-под шампанского. Впрочем, рядом всегда дежурили охранники на случай, если ситуация выйдет из-под контроля. Легкое буйство было приемлемо, оргия разрушения — нет.
Гордые своим положением знаменитостей серого мира, ветераны-больболисты ходили гоголем и считали, что могут справиться с кем угодно. Поэтому они не упускали случая помериться силами с вышибалой — угрожающего вида здоровяком. Таким, как Зеб, он же Медведь Смок. Джеб предупредил Зеба, чтобы тот ни за что не поворачивался к больболистам спиной: они двинут по почкам, треснут по голове тем, что под руку подвернется, и будут душить, пока у тебя глаза не повылазят.
Как их узнать? По шрамам на лице. По пустому взгляду: у них выгорали зеркальные нейроны и исчезали большие куски узла, отвечающего за эмпатию. Покажи нормальному человеку страдающего от боли ребенка, и он дернется; а больболист — ухмыльнется. Джеб велел научиться считывать признаки, потому что если перед тобой психопат, это нужно вычислить как можно скорее. Иначе они покалечат женский персонал заведения быстрее, чем успеешь сказать «шея сломана», а это означает большие убытки: акробатка, что умеет артистически раздеваться, вися на одной руке под потолком, обходится недешево. Что уж говорить про питона, который умеет обвиваться вокруг шеи, усиливая ощущения при оргазме. Ветеран больбола вполне мог решить, что, откусив голову питону, лишний раз докажет свою альфа-самцовость. Даже если вышибала не даст довести дело до конца, заменить поврежденного питона будет сложно.
В «Чешуйках» вели реестр больболистов, включая фотографии анфас и профиль с хорошо видными ушами. Катрина Ух доставала информацию через заднее крыльцо — одному Богу известно, что она предоставляла в обмен. Должно быть, водила знакомство с кем-нибудь из заправил больбола, и он позарез нуждался в чем-то, что она могла ему предоставить — а могла и отказать. В глубоких плебсвиллях услуги и угроза лишиться таковых были самой популярной разменной монетой.
— Для этих козлов из больбола у нас было такое правило: бей первым, бей ниже пояса, — говорит Зеб. — Как только они начинали дергаться. Часто мы подсыпали чего-нибудь им в напитки, но иногда убирали насовсем, потому что иначе они вернулись бы, чтобы отомстить. Правда, приходилось очень тщательно разбираться с телами. У больболистов могли быть коллеги.
— А что же вы делали с телами? — спрашивает Тоби.
— Скажем, так: в глубоких плебсвиллях существовал неизменный спрос на продукты с высоким содержанием белка. Они утилизировались для забавы или ради выгоды или шли в пищу животным. Но это было давно, еще до того, как ККБ решила сделать больбол легальным и показывать по телевизору: вышедших из-под контроля больболистов было меньше, так что от тел приходилось избавляться не очень часто. Можно сказать, что в каждом случае приходилось импровизировать.
— Ты как будто про развлечения рассказываешь, — говорит Тоби. — Это все-таки люди, уж какие бы ни были.
— Да, да, я знаю, можешь сделать мне а-та-та по рукам, мы вели себя нехорошо. Имей в виду: чтобы попасть в больбол, кандидат уже должен был совершить не одно убийство. В общем, к чему я все это рассказываю: охранникам в баре, то есть мне и Джебу, приходилось лично интересоваться содержимым коктейлей. Иногда мы даже сами их смешивали.
