Альберто Моравиа - Чочара
Проселочная дорога, долгое время бежавшая по берегу потока в узком глубоком ущелье, наконец уперлась в шоссе, а поток влился в широкую прозрачную речку, протекавшую по долине. Горы теперь отодвинулись от дороги, склоны их стали более пологими, зелень исчезла, кругом были голые камни. С каждым поворотом окрестности становились все печальнее, пустыннее и строже Это была та самая природа, которая окружала меня с детства, поэтому чувство безнадежности, боязни и одиночества, возникавшее при виде этой дикой природы, смягчилось воспоминаниями детства. Эти места были действительно разбойничьими, и даже майское солнце не в силах было сделать их более приветливыми; кругом были только камни и скалы, на склонах гор не росло ничего, кроме травы, скупо пробивающейся между камней и скал; черная, чистая и блестящая дорога извивалась среди этих камней, как змея, разбуженная первым весенним теплом. Кругом не было ни домов, ни хуторов, ни хижин или шалашей, не было видно ни человека, ни животных. Я знала, что дорога много километров будет бежать по этой голой долине, молчаливой и пустынной, и что единственное жилое место в этой долине- моя родная деревня, которая состоит из домов, расположенных по обе стороны дороги, и площади с церковью.
Мы долго ехали, не нарушая молчания, как вдруг за поворотом дороги я увидела на некотором расстоянии свою деревню. Все было именно таким, как я помнила: в начале деревни, по разные стороны от дороги, стояли два дома, которые я прекрасно знала; это были два старых деревенских дома, построенные из голых камней с этих же гор, их никто никогда не белил, и были они темные и скромные, с черепичными крышами, покрытыми мхом. Мне вдруг стало как-то неловко перед английским офицером, которому, наверно, было так неприятно служить нам шофером; совершенно инстинктивно я до-тронулась до его плеча и сказала, что мы приехали И сойдем здесь. Он тут же затормозил, а я, уже раскаи-ваясь, что остановила его у въезда в деревню, сказала Розетте, что мы приехали и нам пора вылезать. Мы сошли на дорогу, офицер помог нам выгрузить коробки с продуктами, которые мы поставили себе на головы. Потом он вдруг улыбнулся и сказал почти приветливо по-итальянски:
- Желаю вам счастья,- повернул машину и умчался стрелой.
Через несколько секунд автомобиль исчез за поворотом, и мы остались одни.
Тут я обратила внимание, что в деревне было тихо и пусто. Вокруг ни души, слышался только шум весеннего ветра, легкого и ласкового, пробегавшего по долине. Я посмотрела на два крайних дома и заметила то, что в первый момент не бросилось мне в глаза: ставни их были закрыты, двери нижнего этажа забиты крест-накрест досками. Я подумала, что, может быть, жителей выселили из деревни. И только сейчас мне стало ясно, что мы не должны были уезжать из Фонди: там мы подвергались опасности бомбежек, но зато были среди людей, а не одни. Сердце у меня сжалось; чтобы победить страх,я сказала Розетте:
- Кажется, в деревне никого нет, наверно, всех выселили В таком случае мы не будем задерживаться здесь, а пойдем в Валлекорсу, это недалеко, всего несколько километров. Или попросимся на проезжающий грузовик: по этой дороге всегда было большое движение.
В тот же момент, как бы подтверждая мои слова, на дороге показалась целая колонна грузовиков и военных автомобилей. Мы как-то сразу успокоились: это были союзники, друзья, у которых мы могли всегда попросить помощи, как это уже случилось в Фонди. Мы сошли с дороги и стали смотреть на проезжающие машины. Во главе колонны ехал маленький открытый автомобиль, такой же, как тот, в котором мы приехали сюда; в автомобиле сидело три офицера, и на машине был полосатый флаг - синий, белый и красный; потом я узнала, что это французский флаг, офицеры тоже были французы, на головах у них были похожие на кастрюли фуражки с твердым козырьком над глазами. За этой машиной ехали грузовики, все одинаковые и все битком набитые солдатами, только эти солдаты были совсем не похожи на тех, которых мы видели до сих пор: они были темнокожие и здорово смахивали на турок, насколько мне удалось разглядеть под красными башлыками, сами же они были обернуты в белые простыни с накинутыми поверх них темными короткими плащами. Позже я узнала, что это были солдаты из Марокко - марокканцы; страна эта находится очень далеко, кажется в Африке, и не будь войны, эти люди никогда, ни за что на свете не попали бы в Италию. Колонна была не особенно длинной, за несколько минут она проехала по дороге и скрылась за домами; в конце ехал еще один маленький автомобиль, такой же, как во главе колонны; и опять на дороге стало пусто и тихо. Я сказала Розетте:
- Это, конечно, союзники, но кто их знает, какого они племени, я никогда не видела таких.
И мы с Розеттой пошли в деревню.
Немного не доходя деревни, над дорогой нависала скала, а под скалой было что-то вроде пещеры, в которой бил ключ. Я сказала Розетте, продолжая идти с коробкой на голове:
- В этой пещере есть ключ. Пойдем туда, мне хочется пить.
Я сказала, что мне хочется пить, на самом же деле мне хотелось посмотреть на пещеру, в которую я ходила за водой, когда была еще ребенком, потом девочкой и, наконец, девушкой, каждый день, даже по нескольку раз в день с медным кувшином на голове; набрав воды, я задерживалась там минут на десять, а то и больше поболтать с другими женщинами, приходившими туда тоже за водой; иногда я встречалась там с жителями окрестных деревень, приезжавшими по воду с бочонками, навьюченными на ослов, потому что эта вода славилась на всю округу, а кроме того, это был единственный источник, который не высыхал даже летом, воды в нем было много, и была она холодная, как лед. Я очень любила эту пещеру; когда я еще была девочкой, место это казалось мне странным и таинственным - оно и пугало и притягивало меня; часто я наклонялась над краем бассейна в пещере и долго-долго глядела в воду, рассматривала густые папоротники, скрывавшие ключ. Я любила смотреть на свое отражение в воде, видеть себя такой, как я есть на самом деле, только вверх ногами; я любила папоротник с его зелеными листиками и черными веточками; мне нравился бархатистый мох, на котором блестели капли воды и виднелись красненькие цветочки, нравились покрытые этим мхом скалы. Но больше всего меня притягивала сама пещера, потому что в деревне кто-то мне рассказал сказку: если я наберусь смелости и брошусь в воду, а потом буду погружаться все глубже, то окажусь в подземном мире, гораздо красивее надземного, с бесчисленными пещерами, полными кладов, с гномами и феями. Эта сказка произвела на меня большое впечатление; даже когда я выросла и перестала верить сказкам, каждый раз, приходя в пещеру, я вспоминала ее, и меня брало сомнение, что, может, это не сказка, а правда, и мне хотелось броситься в воду, чтобы посмотреть на волшебные пещеры в подземном царстве. Войдя в пещеру, я поставила коробку на землю, поднялась по ступенькам бассейна и, перегнувшись через край, заглянула в него; своды над бассейном были покрыты зеленым мокрым мхом, со сталактитов капала вода. Розетта тоже нагнулась над бассейном; я смотрела на отражение наших лиц в черной неподвижной воде и вздыхала, мне сразу вспомнилось все плохое, что случилось со мной с тех пор, как я еще девочкой смотрелась в эту самую воду. Как и тогда, в глубине бассейна под густым папоротником была видна небольшая рябь там, где источник впадал в бассейн; и я невольно подумала, что этот источник будет вытекать из скалы целую вечность, будет течь так же незаметно и спокойно и тогда, когда не будет ни меня, ни Розетты, ни других людей, когда мы все перейдем в лучший мир и даже об этой ужасной войне останется лишь одно воспоминание Все кончается, думала я. Я приходила сюда девочкой, а теперь у меня есть взрослая дочь, но источник никогда не кончается и будет продолжать течь, как и раньше. Я наклонилась еще ниже, чтобы напиться, и мне кажется, что из моих глаз упала в воду слеза; Розетта пила рядом со мной и ничего не заметила. Мы вытерли губы, поставили коробки на головы и пошли в деревню.
Деревня, как я и думала, была совершенно пуста. Здесь, наверно, совсем не было бомбежек, потому что никаких разрушений не было видно, просто жители покинули ее. Все дома по обе стороны дороги - жалкие домишки из голого камня, некрашеные, подпирающие друг друга,- были целы, но окна их были закрыты, двери заколочены. Мы шли по дороге между этими мертвыми домами, внушавшими мне страх, как по кладбищу, когда думаешь о тех, кто лежит под могильными плитами; так мы прошли мимо дома моих родителей, который был тоже закрыт и заколочен, как и другие, я даже не решилась постучать в него, быстро прошла мимо и ничего не сказала Розетте; наконец мы пришли на площадь, подымавшуюся ступеньками вверх к церкви, маленькой деревенской церкви; на старых, потемневших от времени камнях ее не было ни скульптур, ни других украшений. Площадь была такой же, какой я ее помнила: широкие ступеньки из темного и светлого камня с рисунком, четыре или пять деревьев, росших в беспорядке и покрытых, как всегда весной, густыми светлыми листьями, немного в стороне старый колодец из такого же камня, как церковь, с ржавым барабаном. Я заметила, что под портиком с двумя колоннами дверь в церковь была приоткрыта, и сказала Розетте: