Мария Метлицкая - Миленький ты мой
– Я – к товарищу! Этажом ниже. Он в командировке, у меня есть ключи. На кухне есть чай и печенье. Ну, если захочется…
Я замотала головой:
– Да как же неловко, господи! Выгонять из квартиры хозяина…
Но хозяин только махнул рукой:
– Спокойной ночи! В восемь я вас разбужу.
Хлопнула входная дверь. Я разделась, пошла в ванную, вспомнив, что забыла попросить полотенце. Я долго стояла под горячим душем, смывая весь тот ужас, что довелось пережить.
Уснула я тут же! Сказались усталость, растерянность и все то, что навалилось на меня за эти дни. Сны мне не снились. Но я помню, что, засыпая, я поглубже втянула носом воздух – воздух захламленной и запыленной квартиры, который показался мне самым душистым и чистым на свете. Да! Еще в комнате было темно, совсем темно. А в камере даже ночью горел светильник – жуткого белого цвета. Здесь не было чужих вздохов, сдавленных рыданий, звуков естественных отправлений, чужих и настырных запахов… Здесь просто не было посторонних людей! Я была одна! Совершенно одна! И уже это было огромным счастьем…
Утром проснулась от вкусного аромата. Я открыла глаза и с изумлением огляделась. За окном было пасмурно, но не так свинцово-серо и убийственно хмуро, как накануне. Солнце, правда, не светило. Но было как-то повеселей. Я пошла в ванную, где снова удивилась разрухе и запущенности. В ванной уже висело чистое полотенце.
На кухне следователь Улыбкин жарил омлет. Вид у него был серьезный и сосредоточенный. Мне стало смешно. Он оглянулся и увидел меня. Смутился и церемонным жестом пригласил к столу. На тарелке лежали любительская колбаса, сыр и свежий хлеб. Я остро ощутила, как же хочется есть!
После омлета мы пили кофе – надо сказать, отличный и крепкий.
Потом он посмотрел на часы и вздохнул:
– Пора, Лидия Андреевна, время!
В машине он вдруг заговорил. Заговорил о своей жизни. Юрфак – мечта с детских лет. Мечтал быть криминалистом, а стал следаком. Ну ничего! Как-то смирился. Брак был поспешным, но по любви. Правда, мама, когда приезжала, почему-то горько плакала… Может, она уже тогда все поняла? А он, дурак, разумеется, нет… Скандалы с женой начались очень скоро, в конце медового месяца. А деваться-то было некуда – ждали ребенка. Ну а потом все стандартно: жили по-прежнему плохо, ребенка он обожал и не представлял, как будет жить без дочери. Вот и терпел…
А потом жена нашла замену. Так и сказала: «Я тебя заменила».
Нет, он ее не обвиняет. Быть женой следака не каждая сможет. Тут и ночные разъезды, и рабочие выходные. И праздники, кстати! Однажды вызвали прямо из отпуска – всего через пять дней после начала. Ну кому бы такое понравилось? Плюс зарплата – кошкины слезы… Жилье все обещали, но не давали. С тещей жить было сложно. А на съемную не хватало… В общем… Все как всегда и как обычно, – невесело закончил Улыбкин. – Все счастливые семьи похожи друг на друга… И несчастливые тоже! По крайней мере – у нас. Деньги, квартира, родители, дети – один и тот же набор.
Словом, он ушел, а она вышла замуж. «Пусть будет счастлива!» – от всего сердца он ей этого желает. А квартиру, кстати, дали ему через полгода. Через полгода после развода. Правда, хреновенькую, однокомнатную – «ну, вы все сами видите». Но он счастлив и этим.
– А что бардак… Так времени нет! Ну, совершенно! Руки все никак не доходят, вы уж простите! А как нужен ремонт!..
Улыбкин вздохнул и махнул рукой.
Да, ремонт действительно нужен, но…
Я молчала. Какое мне дело до вашей квартиры, следователь Улыбкин? Какое мне дело до вашей зарплаты? До ваших напряженных будней и занятых выходных? Нет, я вам благодарна! Так благодарна, что… Слов не хватает! И все же сегодня вечером я уезжаю. И мы распрощаемся, следователь Улыбкин. Думаю, что навсегда. А там – как получится… Но я буду помнить вас всю жизнь! Обещаю! То, как вы мне помогли, как протянули мне руку помощи. Мне, практически мертвой от страха и ужаса… Оцепеневший от горя…
Будьте здоровы и счастливы! От всего сердца желаю, поверьте!
Когда мы подъехали к моргу, ему позвонили. Мой следователь снова нахмурил лоб, и я про себя рассмеялась: вечно хмурый Улыбкин.
Он извинился и сказал, что его вызывают. Обстоятельства не терпят, простите!
Улыбкину было неловко. Но я стала так горячо благодарить его и успокаивать, что он облегченно выдохнул:
– Нет, все же это неправильно как-то… бросаю вас в такой вот тяжелый момент…
Я махнула рукой:
– Знаете ли… я привыкла. Я привыкла одна. Так уж всегда получается… Я справлюсь, не беспокойтесь! Самое страшное для меня позади.
Я поблагодарила его еще раз и открыла дверцу машины.
– А потом? – спросил он. – Потом вы… куда?
Я посмотрела на Улыбкина и вздохнула:
– А потом я… домой! К себе в деревню. Не потому, что больше некуда. Не потому, что где родился, там и сгодился… Нет! Просто… У меня там дом, понимаете? Мой дом, вот и все. А москвички из меня не получилось… И романа с Москвой не случилось. Пожевала она меня и выплюнула – такие дела. Ну не всем же в столице жить! Она и вправду ведь не резиновая. А мы все едем и едем… Кого-то она принимает, а вот кого-то… Но это не горе ведь, правда? Везде люди живут. И везде разные, так?
Улыбкин молча выслушал меня, ни разу не перебив.
– Удачи вам, Лида! – коротко сказал он. – И… исполнения «мечт»!
Я улыбнулась и кивнула:
– И вам… не хворать! И еще… спасибо! За все!!!
Там все прошло… нормально. Несмотря на то, что я была совершенно одна. Странные похороны… в деревне бы все набежали – друзья и враги. Событие, как же!.. А здесь город. И никому ни до кого нет дела. Впрочем, не так… Мне-то, можно сказать, повезло.
Я простилась с Лидией Николаевной и попросила прощения. За все! За мои страшные планы вначале. За мою ложь. За ненависть. За мой уход в тот день из дома. За все, что я держала так долго в своем сердце и мечтала ей отомстить. За то, что видела жизнь в двух цветах – черном и белом… И еще, я сказала ей «спасибо». За то, что она мне объяснила, что горе бывает не только свое – горе бывает еще и чужое. И правда бывает своя. И каждый из нас способен раскаяться.
И каждый способен простить.
Я ехала в ритуальном автобусе совершенно одна, и даже водитель, наверняка видавший всякое, смотрел на меня с удивлением.
Он и помог мне там, на Новодевичьем – не за бесплатно, конечно. И все же помог.
Когда я кинула в могилу последнюю горсть земли, он предложил меня довезти.
– На вокзал? Да пожалуйста! И денег с тебя я не возьму!..
На вокзале я выпила кофе. Поезд мой отходил через сорок минут.
Я села на скамью и стала мечтать, как сейчас я усну в теплом вагоне, под перестук колес и запах дымка.
И вдруг меня осенило: Евка! Ее подруга, единственная подруга! Как я не позвонила ей, как?
Я набрала номер и услышала ее хриплый, словно простуженный голос:
– Как умерла? Боже мой! А я ведь не знала!.. Я в больнице была, Лидочка! Почти месяц, с воспалением легких, ты представляешь? Еле вытащили, тушу такую! Чуть не сдохла, честное слово! Нет, ты мне скажи все про Лидку! Все подробности, слышишь?
Я глянула на часы и извинилась:
– Простите, не получится! Мне надо спешить… Поезд отходит через пятнадцать минут.
– Ты уезжаешь? – растерялась Евка. – А-а-а… отдохнуть! Представляю, как тебе, бедной, досталось! Лидка была ведь не сахар!.. Согласна?
– Нормальная она была, – отрезала я. – Все мы не сахар.
Евка заохала и заверещала:
– Так ты куда? Отдыхать?
– Домой… – устало сказала я. – Я еду домой. В деревню.
– Послушай, Лидочка! – вдруг встрепенулась Евка. – А как ты насчет… словом, как ты насчет того, чтобы пожить у меня? Я не такая каприза, как Лидка. Правда! И квартирка у меня барахло, – она громко вздохнула, – но своя! И наследников нет. А сиделка мне… очень нужна! К тому же я тебе доверяю. Ты у нас человек проверенный, честный и свой. В общем так: квартиру я тебе завещаю, сразу перепишу на тебя. Ждать не буду, как Лидка. Ну а все остальное… ты поняла?
Мы молчали. Она ждала моего ответа. Даже сквозь трубку я чувствовала ее волнение. А я… Отчего молчала я? От неожиданности? От удивления? От внезапной удачи? От сомнений? Раздумий?
Да нет. Я не задумалась. Ни на минуту. Хватит с меня одиноких старушек, обещанных квартир, полиции, завистников из ближнего и дальнего окруженья… Хватит с меня этой рулетки: «выйдет – не выйдет. Выгорит или нет». Все! Я наигралась. И очень устала… Я не хочу зависеть – ни от обстоятельств, ни от людей. Ни от их настроения. Ни от кого! Я хочу проживать свою жизнь, и только свою. Какую – не важно. Какая получится.
И я уезжаю. Все! Точка!
Я отказалась, не вдаваясь в подробности. Она, кажется, очень расстроилась и предложила «еще раз подумать».
А я попрощалась и пожелала ей всего наилучшего. Сиделку она найдет и без меня. Желающих много. Желающих остаться здесь, в столице. А то, что не получилось у меня, – ерунда! Просто я невезучая… Я это знаю, и к этому я привыкла. Но я жива и здорова! У меня есть МОЙ ДОМ! И я еду туда. Я еду домой.
