Дмитрий Сазанский - Предел тщетности
Хотя, положа руку на сердце, где еще разыгрываются душераздирающие истории, как не за тяжелыми шторами особняков тихих обывателей, компенсирующих отсутствие внешних событий внутренними драмами. Эксперименты, что ставила Дунька над Ксенией, дабы подавить ее волю, были один отвратительнее другого, крыса попросту измывалась над бедной женщиной. Я подумал, что с жестокостью Евдокия переборщила, но у бестиария вообще с этим проблемы — кнутов навалом, с пряниками недобор.
— На что же она тебя подцепила?
— Да особо не мудрствовала. Сказала, если не буду исполнять все, что она прикажет, то родители домой не вернутся.
— Весомый аргумент. И ты ей сразу поверила?
— А как не поверить — заявляется серый зубастый комок в юбке, ростом с кролика, вспрыгивает на стул, вырастает на твоих глазах до кабана средних размеров и говорит, делай то-то, иначе будет эдак. Сидит нога на ногу, деловая Дуня, на меня ноль эмоций, достает из кармана сушеную козью ногу и начинает шершавым копытом полировать когти изумрудного цвета. Между делом уточняет — я еще не придумала, как твоих предков на тот свет отправить, тебе что больше нравится — акула их обглодает снаружи или вирус тропический изнутри? Проверять ее слова опытным путем никакой охоты не возникло. Дальше больше. Чирикнула крыса тихо себе под нос, взлетела с ее кофты брошка перламутровая, я пригляделась, а это муха навозная, подлетела она поближе, у меня как-то сами колени подломились, в глазах помутилось, пришла в себя, лежу на полу в чем мать родила, а муха бегает по животу и острым хоботком татировку накалывает.
Со слов Ксении инструктаж крысы был предельно краток — напоить и соблазнить Никитина любым способом, чем бесстыднее, тем лучше.
— Так и сказала — ляжешь под него. А я сниму видео для потомков, — разоткровенничалась Носкова, — у нее зуб на вас, острый крысиный резец.
Поняв, что хозяйка, явно желая увильнуть от поручения, не бросилась тут же на колени перед гостем, расстегивая мне ширинку, крыса пришла в неописуемое бешенство — сперва орала в уши, а потом начала названивать по телефону с противоречивыми вводными — то прикинься недотрогой, то развратницей, то смейся, как идиотка, то реви, как дура.
— Я так и не поняла, чего крыса добивается этими «строй глазки», «не строй глазки». В конце концов она приказала — раздевайся и все. Ведь не ослушаешься, неизвестно, что она еще учудит.
— Да уж, ситуация, — охотно согласился я.
Когда же стало окончательно ясно, что грехопадение не состоялось, у Дуньки от злости крышу снесло ураганным ветром — пока я спал в кресле, она разбудила Ксению, заставила позвонить генералу и огульно обвинить меня в грязных домогательствах. Решетов прискакал галопом, размахивая именным пистолетом, хотел тут же пристрелить насильника на месте, слава богу, что такой драматический, но скоротечный финал никак не устраивал крысу. Дунька перекроила сюжет на ходу, Ксения в слезах упала в ноги генералу, умоляя проявить снисхождение и пощадить развратника, взывала к разуму и предупреждала о грядущих неприятных последствиях в случае моей смерти. Остановила Решетова фраза, естественно подсказанная крысой: «Роковым выстрелом ты убьешь нашу любовь!». Генерал остолбенел от услышанного, взял себя в руки, немного отмотал назад, сбегав домой, собрал мои пожитки и уж тогда принялся будить ничего не подозревавшего сексуального агрессора, пускавшего слюни во сне. Слушая Ксению, я пожалел, что пропустил эту сцену, находясь в объятиях морфея.
— Я еще синяки на руках в качестве доказательства показывала, — она задрала рукав и я увидел цепочку темных пятен тянущихся от запястья к плечу.
— А они откуда появились?
— Пару штук вы поставили, слишком рьяно меня из кухни тащили, а остальное крыса довершила, носилась по мне и щипала. Больно. Несчастная она, любви ей не хватает, мне ее даже жалко стало.
— Себя пожалей. Или генерала. А крыса и без твоей жалости как-нибудь проживет.
Понимая, что в разговоре поставлена точка, Ксения открыла дверь и уже собралась выйти, но затем передумала.
— Да. Про семь дней до смерти. Это тоже крысиные проделки, она нашептала, я озвучила. Так что не переживайте раньше времени. Я глянула ваше биополе, пока вы спали. Все будет хорошо, прекрасная у вас аура, хоть и бестолковая, — она помедлила немного, видимо решая, стоит спросить или нет. — Нам вчерашний день не приснился?
— Как тебе сказать? Тут на самом деле любой ответ подойдет, как в задачке без решения. Можно удариться в философию и заявить, что наша жизнь всего лишь сон, дурной или сладкий, зависит от настроения. Я не знаю, Ксюша. Ей богу, мне бы очень хотелось, чтобы все произошедшее с нами оказалось коллективным помешательством, но боюсь, это не дурман, а явь. С одной стороны, плохо, что и ты оказалась во все это втянута, с другой — я, по крайней мере, не одинок. Кстати, крыса одна к тебе заявилась или с компанией?
— Одна как перст, единственная и неповторимая. Только… когда она мне в уши дула, показалось, что и другие голоса встревали, мужские, мешали ей, сбивали, скоморошничали, что ли. Чего бы ей тогда вместо прямого контакта на телефонную связь переходить. Были, были голоса. А как выглядели не скажу, не видела, врать не стану.
— Понятно. Что с наколками собираешься делать? — спросил я напоследок.
— А фиг его знает? Проживу как-нибудь, — беззаботно ответила Ксения, снова задрала блузку, и я увидел, что татуировки исчезли, — Опять испарились. Я ж говорю, то потухнут, то погаснут, мигают испорченным светофором.
— Завидую я твоей выдержке.
— Да и вы, гляжу, в истерике не бьетесь. Я вам позвоню, номерок не дадите?
— Записывай, — продиктовал я, но тут же поправился, — мне телефон Сапог вручил, буду ли им пользоваться — большой вопрос? Так что, как запасной вариант, держим связь через пиццерию, то бишь через Петруччо.
* * *Попрощавшись, она вылезла из машины, я следил за удаляющейся фигурой Ксении в зеркало заднего вида и не находил в ее походке, в том как она вышагивает по тропинке, перепрыгивая через лужи, во всем ее облике ничего, напоминающее обреченность или покорность судьбе. Сложно победить того, кто грандиозное поражение считает лишь досадным эпизодом, маленькой строчкой в своей длинной автобиографии.
Похлопав по карманам, я отыскал краденый телефон, подаренный Петькой, достал листок бумаги из водительских прав и стал заносить номера на симку. Список был небольшой — после кризиса я рубил хвосты знакомств с маниакальной остервенелостью — если бы не крошечный экран с плохой подсветкой, маленькие, полустершиеся кнопки, уложился бы в пять минут. Поймал себя на мысли, что пора бы уже прекратить выпендриваться, все еще числя себя по категории неувядающих мачо, и заказать себе очки, хотя бы для экстраординарных случаев. Покончив с мучениями, я опустил все стекла в машине, чтобы проветрить салон — тормознет гаишник, его сразу не собьет с ног от водочных паров, спресованных в маленьком пространстве за прошедшую ночь. Может и не влипну в очередную историю. Позвонил жене.
— Привет, это я.
— Удивительно, — съязвила Наталья, — уже одинадцать утра, а ты еще ни в одном глазу. Что случилось, медведь в берлоге сдох? С какого телефона ты звонишь? Ты вообще где? Когда мусью Никитин явит свой лик изумленной публике? Что собираешься делать? Чего молчишь?
— Думаю, на какой вопрос отвечать. Выбрать самый дурацкий или шпарить по порядку.
— На какой хочешь, мы люди не гордые. Если снизошел до нас, уже спасибо. Надо же, покопался в памяти и случайно обнаружил, что у него жена имеется. Еще шажок прогресса в этом направлении, и ты про семью вспомнишь, а то сын интересуется, куда ты пропал и не надо ли тебя в розыск объявить. Дочь звонила, рыдала в трубку, заламывая худенькие рученьки, где папа? На кого он нас оставил? Что за шалава его обнимает? Не покинул ли нас насовсем?
— Типун тебе на язык.
Язвительный тон Натальи не мог меня обмануть, она обрадовалась звонку, отсюда чрезмерная говорливость, совершенно не присущая ей в обычной обстановке. Повезло мне с женой, как ни крути. Бывает, специально не целишься, а попадаешь в яблочко. Оглядываясь назад, с изумлением констатируешь, что самые необдуманные, глупые в своей иррациональности поступки, на поверку оказываются наиболее верными.
Мы еще немного пособачились с Натальей, я как мог, ее успокоил, обнадежил и воодушевил, заодно пообещал, поклялся, что ни за что, что больше не повториться, чтоб мне с места не сойти, она не поверила — в который раз, зарекалась свинья говно не жрать, горбатого могила исправит — в общем закончили разговор милой перебанкой, как и подобает супругам, четверть века каждодневно мозолившим друг другу глаза. Под занавес я сказал, что поеду к Макару и оттуда позвоню. Решение заехать к Славке пришло спонтанно, вынырнуло из недр сознания. Надо же, конце концов, выяснить, ссужал он деньги Мишке или нет, если не давал, то почему врал? Затерявшись в потоке машин, я без эксцессов проскочил два поста ГАИ и помчал в Москву, на бульварное кольцо, уповая на то, что Славка окажется дома, а не за городом.
