Евгений Рубаев - Рыбья плоть
— Вы к кому?
— Я к Вере, я здесь живу! — стал буянить Раф.
На крики вышла комендантша. Она узнала Рафа и провела его к себе в кабинет. Там она его огорошила:
— Вера-то твоя умерла, недавно!
— Как умерла?! Где она?
— Мать её забрала, в свой город. И вещи все забрала. Даже нам не раздала… — обиженно пожаловалась комендантша. — Умерла, дали диагноз врачи, от сердца. Разрыв сердца, — и от себя добавила, — невзапная (комендантша спутала буквы), невзапная смерть!
Раф на протяжении всего повествования молчал, ему говорили что-то ещё, но он шел уже к выходу. Лишь напоследок он услышал, когда слух вернулся к нему:
— Евонная мать вещи забрала. Твои вещи тоже забрала, ехай к ей!
Дальше он действовал автоматически. Не помнил, как оказался на вокзале. В этом городе ему идти было совершенно не к кому. Когда он вновь как бы очнулся, стал анализировать: «Если я в розыске, то на вокзале меня арестуют, прежде всего!» Он, подгоняемый страхом, пришёл на перрон. На первом пути стоял поезд, идущий в Москву. Проходя вдоль вагонов, он взглядом зафиксировал, как взор одной юной, весёлой проводницы надолго остановился на нём. Раф смело подошёл к ней и спросил:
— Сестричка. До Котласа за наличные возьмешь с собой?
— Так иди, в кассе билетов полно!
— Да я уже не успею! Просто я хочу с тобой, а в кассе сама знаешь, куда дадут — там и поедешь!
— Ну, ладно, заходи, располагайся на свободном каком-нибудь первом месте!
Когда поезд тронулся, Раф пошёл рассчитываться с новой знакомой. Звали её Люда, и она заправляла всем вагоном одна, без напарницы. Раф дал ей денег с избытком, она хотела дать ему сдачу, он отказался категорически, и она вынесла решение:
— Тогда я буду тебя в дороге кормить!
— Согласен, — ответил Раф. — Полный пансион!
К ужину Люда выставила бутылку холодной водки. Когда ночью начался длинный перегон, они оказались в купе для отдыха проводников. Вначале Раф комплексовал, думал:
— Вот, Вера умерла, а я уже прелюбодействую!
Только выпитая водка сделала своё дело. Долго говевший на буровой беглый бурмастер стал снимать с Люды одежду. Та бормотала всем женщинам слова присущие: «Не надо!» Сама в это время стаскивала с себя многочисленные одежды. Секс разгорелся бурный. Может, стук колёс и покачивание вагона возбуждали, но Раф гонял своего конька, как стайер. Под конец, вспотевший в душном купе, он отвалился на казённом топчане. Люда оделась гораздо быстрее, чем раздевалась, чмокнула его в щёку и сказала:
— Скоро узловая, надо вагон открывать!
Профессиональные часы работали у неё даже во время оргазма. Потом были длинные посиделки в рабочем купе, нашествия контролёров. Раф признался Люде, что его могут искать официальные сотрудники, она сказала:
— Я всё поняла!
И стала прятать его во время всяких рейдов на верхней полке, что над коридором, за кипами белья. Человек она была понятливый. И даже призналась:
— У меня жених сидит на Харпе!
— У-у-у! — понятливо произнёс Раф. Это за Лабытнангами, «особняк». Там подолгу сидят, пока дождёшся — климакс грянет!
— В том-то и беда, — жалобно всхлипнула Люда, — Не дождусь — приедет и прирежет. А пока дождусь — детей рожать уже поздно будет! — пожаловалась она и на душе ей легче стало!
Раз уж компаньонка попалась ему такая боевая, Раф поехал с ней до Москвы. В Москве они сердечно распрощались. Он обещал писать ей на Главпочтамт в Микунь, где Люда была приписана по работе, и вышел на площадь трёх вокзалов. На высоком крыльце он огляделся. Внизу на ступеньках так же стояли мужчины вроде него, в раздумье. Один из них, при взгляде сзади, привлёк внимание Рафа. Из-под шляпы у него выбивались живописные локоны. Раф подошёл к нему с бока и обомлел, это был Корней!
— Здорово, чертяка! — бросился он к нему.
Корней тоже неслыханно обрадовался и даже полез обниматься. Последовали взаимные вопросы:
— Ты чего здесь?
— Ну, ты как?
Ответы и друг друга они почти не слышали. Тем паче, что Корней начал балагурить, и заявил:
— Приехал в Институт красоты уши пришивать, инплантанты!
Через двадцать минут они уже сидели в пивной, где гул голосов доходил до пятидесяти децибел и воспринимался как шум прибоя. Раф поведал Корнею свою историю, сильно не акцентируя на своём вольнодумстве, а сваливая всё на невезуху. Корней оказался человеком более серьёзным, чем как воспринялось при первом свидании его реноме — охотник за щенками лайки. «Того щенка лайки, из-за которого затируха вышла, я хотел подарить одному чиновнику!» — прояснил обстановку Корней, развивая пересказ событий далее:
— Вышла незадача. Изба коми-засольщика рыбы сгорела. Зашаила — на притчу! Я не при делах! Он, наверное, самогон гнал, напробовался и сгорел, вместе с избой. Подозрения пали на меня. Я же ему угрожал «красным петухом». Теперь я в бегах!
— Так ты, наверное, документы себе новые выправил?
— А то! Если ты решился на это, подскажу человечка! Есть один надёжный фармазон.
Корней поведал, как надо обзавестись надёжными легитимными бланками. Ночевать они поехали к Корнею, на Первую Ямскую улицу. Своё местожительство тот охарактеризовал так:
— Есть у меня ключ от одной коммуналки. Там с подселением один алкаш-хронь. Ему, как в топку, надо каждый день кидать пузырь водки или два портвейна. Иначе он буянит: «Позову участкового!» Давай так: день ты кидаешь в топку, день я. Идёт?
— Идёт! — обрадовался Раф.
Наутро, следуя инструкции Корнея, Раф пошёл на Новый Рынок. Там была «биржа труда». Разный люд нанимался на работу: ремонт квартир, возведение дач и прочее другое строительство. Раф присмотрел подходящего мужичка. Ему повезло с первого раза. Раф предложил:
— Водителем, грузчиком-экспедитором пойдёшь?
— Да-да! — обрадовался мужичок.
— Документы с собой?
— Все с собой! Я знал, что мне повезёт. Найду работу шофёром, так не хотел малярить, я всё-таки водила. А на стройке грязь таскай, струмент таскай. Тьфу, проера! Правда, тебе только сознаюсь: у меня в трудовой книжке увольнения за прогулы.
Раф про себя переводил: «Грязь — раствор, проера — фраера…» — и успокоил нового знакомого:
— Ничего. Я за тебя поручусь. Надеюсь, не подведёшь?!
— Да я за вас молиться буду!
— Молиться не надо. Документы давай!
Раф, не вчитываясь, полистал документы, все были в комплекте, включая военный билет.
— Ну, поехали оформляться! — сказал Раф, кладя документы мужичка в карман, он уже считал их своими.
По дороге, на переходе в метро, Раф как бы невзначай растерялся с мужиком. Толпа мешочников, прибывших за колбасой, была страшная. Раф ещё крикнул поверх голов:
— Друган! Я тебя жду в центре зала!
После этого он пригнулся, протиснулся к поезду и уехал в малопонятном ему направлении. Уже в вагоне по схеме он сориентировался, куда он едет. Через полтора часа он был уже в коммуналке на Первой Ямской. Первым делом он погасил пожар внутри соседа бутылкой водки. Чем прекратил атаки того на Корнея:
— Я — коренной москвич, а ты откуда? Лимита, подзаборник!
При виде бутылки за два рубля пятьдесят копеек он полностью угомонился, пошебуршал в своей комнате и, видимо, уснул. Раздухарившийся от такой лёгкой удачи в казавшейся невыполнимой операции, Раф посоветовался с Корнеем:
— Давай ему какого-нибудь дихлорэтана нальём, чтобы нам не мешал, навсегда!
— Не-е!.. Он наш мандат, его надо беречь. За квартирой явно охотятся в ЖЭКе. Как помрёт — налетит вороньё. Отобьют квартиру. Это мы им дело облегчим, а себе на душу грех навалим!
Раф в очередной раз убедился в мудрости Корнея. Тот, со смехом полистав трофейные документы, спросил его:
— А ты обратил внимание, какое имя в документах у мужика-донора?
— Нет!
— Рафаил!
Оба товарища стали хохотать и хлопать друг друга ладонями в плечи. Сняв смехом нервное напряжение, они сразу отнесли документы фармазону. Тот жил неподалеку, здесь же, в Марьиной Роще. Освободившись, они засели в знакомой пивной, гудящей как улей. Вроде как со знанием дела, ожидать, когда документы «спекутся». Потёк мужской разговор. Первым делом Раф спросил:
— А как фармазон выведет старые имена с документов?
— Ну, ты хочешь знать ноу-хау! Человек этим кормится всю жизнь и отец, и дед этим ремеслом кормились! Ещё при Гиляровском.
— Ну, всё-таки! Я же чувствую, ты знаешь!
— Смотри! Никому ни гу-гу!
— Я — человек-могила!
— Есть у этого фармазона в квартире несколько аквариумов со стасиками.
— Какими Стасиками? — наивно спросил Раф.
— Стасики — это рыжие домашние тараканы. В одних аквариумах они плодятся. А в главном — самые голодные! Фармазон обводит надписи на документах сладкой водой — сиропом и кидает в аквариум с самыми голодными стасиками. Те за ночь выедают все буквы с документов. Он потом бумагу глянцует и пишет то, что ему надо!
