Юрий Григ - Пусть умрёт
не верьте льстивым их словам.
Покою в руки не давайтесь,
иначе плохо будет вам.
Евгений Евтушенко
Ночью того же дня Максимова одолела бессонница. Плюнув на сон, он влез в халат и сел за компьютер. Просмотрев, как обычно, все любимые блоги и ознакомившись с новостями, он принялся за работу. Из-под его отточенного «пера» возникали слова; слова складывались в предложения; текст легко ложился на экран. Он не заметил, как бессонница отступила, и его сморил сон…
…Скудный свет падал на подножие мраморных колонн, а их капители тонули в темноте, как и другие детали внутреннего убранства каведиума, но уже в нескольких шагах темнота сгущалась основательно, и глаз, как ни старайся, не в силах был что-либо различить.
Над головой, в бесконечной бездне италийского неба, чуть выше Байт Аль-Джаузы, пылающей красным огнем на плече Ориона, огромным алмазом, не мигая, сверкал Юпитер. Вечные звезды, искусно ограненные неведомым ювелиром, беззвучно пронзали своими микроскопическими серебряными иглами черный бархат ночи. Слабый, едва уловимый запах мирры, смешанный с ароматом цветущего олеандра, проникающим из-за стены, приятно щекотал ноздри и успокаивал. Оттуда же из-за стены доносился непрерывный стрекот цикад, не мешающий Александру наслаждаться спокойствием.
Он сидел на низкой скамье посреди дворика, куда его, предусмотрительно натянув на глаза капюшон, привели два солдата в преторианской форме. Он не имел ни малейшего представления, где находится и чем вызваны все эти меры предосторожности.
Гладиатор догадывался, что тот, кто хотел с ним встретиться, – персона очень важная. На это указывало всё, что с ним случилось за последний час. Но главное, преторианцы. Почему личная гвардия императора занималась им? Он знал, что солдат преторианской гвардии иногда посылали на особые задания, не связанные с их основным делом – охраной цезаря. Но сейчас речь шла о простом гладиаторе, рабе.
Неожиданно, прервав его размышления, из темноты между колоннами раздался негромкий голос. Только сейчас, когда глаза привыкли к темноте, он начал различать едва уловимые очертания человека, сидящего на возвышении, куда вели несколько каменных ступеней. Он расположился прямо на мраморном полу, облокотившись спиной о подножие чаши, в которую неторопливо стекала вода; неизвестно, как долго он там находился.
- Назови свое имя, гладиатор.
Голос был низок, но чист и внятен. Манера говорить, правильно расставленные интонации без сомнения выдавали в нем благородного человека.
- Александр из Коринфа, господин, – ответил гладиатор.
- Ходят слухи, что ты неуязвим, Александр из Коринфа. Так ли это? Ответь.
- Это всего лишь слухи, как ты сам их назвал. Мало ли чего наговорят люди. Неуязвимыми могут быть только боги, – ответил гладиатор.
- Хорошо, не желаешь говорить – не надо. Но ты славно сражался, – продолжал незнакомый голос. – Я присутствовал на состязаниях.
- А разве у меня был выбор? Я сражался за свою жизнь.
- Глупец! Выбор есть всегда, – усмехнулся собеседник и, сделав небольшую паузу, продолжил: – Особенно, если сражаешься за то, что не стоит и медного асса.
- Ты хочешь сказать, что жизнь стоит так дешево? Так каков же он тогда, этот выбор? – спросил Александр, стараясь говорить как можно учтивее.
- Например, смерть, – снова усмехнулся человек. – Да, смерть, если будет угодно. Всякая борьба должна иметь смысл. К чему сражаться за жизнь, если завтра или послезавтра, или через месяц… если, конечно, будет на то милость богов и они даруют тебе этот месяц, гладиатор… ты снова и снова будешь умирать на потеху озверевшей кровожадной толпе. Правда, ты не трус, – оговорился он, – это трус умирает много раз до своей смерти, как сказал великий Юлий... Но даже если ты смел, придет день, – а он обязательно придет, не сомневайся, – и неотвратимый рок распорядится твоей жизнью по своему усмотрению. Ты умрешь на грязном песке, истекая кровью. Нет, не потому, что ты слабее своего противника, не потому что ты не умеешь драться! Я видел, ты можешь... Но умрешь потому, что случайно солнце ослепит тебя, и ты не заметишь молниеносного меча за твоей спиной. Или запнешься за тесьму сандалий, поскольку надлежащим образом не удосужился их завязать...
- Гладиаторы сражаются на арене босыми, добрый господин, – вежливо возразил гладиатор.
- Полно! Мало ли еще причин очутиться на том свете! На всё воля богов...
Помолчав, он добавил:
- Я иногда удивляюсь, как им удается проследить за всеми случайностями числом миллион, преследующими нас, людское племя, на протяжении всей нашей жизни?
Он поднялся с каменного пола и приблизился к бронзовому треножнику с горящим на нем светильником. Тотчас же тень на противоположной стене вздулась непомерно. Он повернулся к гладиатору и продолжил:
- А не заметил ли ты, что никогда еще всемогущие боги не давали людям столь много знамений тому, что их предназначение не заботиться о смертных, а карать их? К чему бы это? Может быть, нет толку ждать, пока они вознаградят тебя?
- Я думал об этом...
- А еще о чем думаешь? Думаешь, что за такую жизнь, каковой наградила тебя судьба, нужно сражаться? Не смеши меня!
- Господин! А ты считаешь, что добровольная смерть лучше той, на поле боя, с мечом в руке?
- Уж не путаешь ли ты, – человек усмехнулся, – поле боя с ареной. На поле боя сражаются за свою землю и свой дом, за своих жен. А на арене? За деньги… В лучшем случае за свою жалкую жизнь. Коли ты обречен, уж не лучше ли потратить эту единственную, даруемую свыше материю, на свершение чего-либо великого.
- В первый раз слышу, что сражаться за свою свободу и жизнь недостойно.
- Ты дерзок для раба... г-мм... но я тебя прощаю. С другой стороны, что наша жизнь? Короткий путь к бессмертию. Но, к сожалению, он лежит через одну неприятную процедуру – смерть! И тот, кто пройдет этот путь с честью и достойно встретит ее – будет обласкан богами. Видишь, как все запутанно? – он вздохнул и рассеянно спросил: – А ты имеешь понятие о том, что такое прекрасное?
Гладиатору в его голосе послышались нотки раздражения. Ему показалось, что его слова задели незнакомца за живое, но было непонятно, куда он клонит?
А тот продолжил:
– Итак, я призвал тебя сюда, чтобы вознаградить. Видишь эти две чаши? Они полны полновесных монет. Это не какие-то недовески, как при Нероне, – пробурчал он. – Они твои!
На мраморном столике в слабом свете Александр разглядел две большие, наполненные серебряными монетами, чаши. Незна-комец подошел и приподнял одну из них двумя руками. По усилию, которое он совершил, было заметно, что чаши тяжелы – в каждой не менее тысячи денариев.
- Мне не нужны деньги, – промолвил Александр.
- Хм...
Александр не разглядел, но почувствовал в темноте, что человек нахмурился.
– Что же ты хочешь? Скажи мне, и я попробую исполнить твою просьбу. Если это будет в моих силах… – Тон его опять стал насмешливым.
- Не думаю, что кто-то сможет выполнить мое желание, господин.
- Ты даже не ведаешь кто перед тобой! И при этом утверждаешь, что я не смогу исполнить твою просьбу?!
Человек подался вперед, и свет от лампад выхватил его лицо из темноты. Он был уже немолод. Пострижен на модный в ту пору римский манер: густые светлые волосы, тронутые сединой, обрамляли короткими завитками бледное, чисто выбритое лицо. Умные серые глаза смотрели на Александра в упор. Одет незнакомец был в легкую тунику, по которой сверху вниз шли пурпурные полосы. Это окончательно подтвердило догадку Александра о том, что перед ним знатный человек.
Лицо Александру показалось знакомым. Впрочем, он не был в этом уверен.
Патриций, не скрывая иронии, повторил вопрос:
- И все же скажи, что же ты хочешь такого, чего я не смогу исполнить?
- Если хочешь вознаградить меня... я, правда, не знаю, за что ты так добр ко мне… тогда... – он замялся, потом, наконец, решился: – Я хочу свободы, но… не для себя.
- А-а... не для себя. Истинно благородное желание. И для кого же, если не секрет? – в голосе снова послышалась насмешка.
- Для женщины. Она рабыня.
Человек громко рассмеялся.
- И здесь женщина! – выдавил он сквозь смех. – Так нет ничего проще – забирай деньги и купи ей свободу. Я думаю, здесь хватит на десяток отменных рабынь. Хотя лично я считаю, что глупо тратить деньги на столь бессмысленное и неблагодарное дело.
- Она не продается, – сказал с вызовом Александр, потом с горечью добавил: – Ее не продадут.
- Ты хочешь сказать, что у нас в Империи есть рабыня, которая не продается? Ты либо лишился рассудка, либо плохо знаешь жизнь. Слушай меня: продаются все – продаются рабыни, продаются плебейки, продаются патрицианки, и притом с большим удовольствием. Часто даже без посредников. Продается даже... Нет, жена цезаря, разумеется, вне подозрений! – он возвел палец к небу, и в его голосе прозвучали новые нотки. – Можешь мне поверить как опытному покупателю. Ха-ха! Вопрос только в цене.
