Артур Хейли - Вечерние новости
Мигель, сидевший в пассажирском салоне, посмотрел в иллюминатор в надежде, что огни Америки и все, чем они могли обернуться, скоро останутся позади. Он взглянул на часы. 23 часа 18 минут. Перелет из Тетерборо занял немногим больше двух часов с четвертью.
Рафаэль, сидевший впереди, глядел на приближающиеся огни. Сокорро, казалось, дремала рядом.
Мигель обернулся в сторону Баудельо — тот продолжал следить за приборами, подключенными к гробам. Баудельо кивнул: мол, все в порядке, и Мигель стал думать о внезапно возникшей новой проблеме.
Несколько минут назад он вошел в кабину и спросил:
— Сколько времени займет стоянка в Опа-Локке?
— Не более получаса, — ответил Андерхилл. — Надо залить горючее и заполнить декларацию. — Помолчав, он добавил:
— Хотя, если таможенникам взбредет в голову досмотреть самолет, может получиться и дольше.
— Мы не обязаны проходить здесь таможню, — рявкнул Мигель.
— Обычно они не лезут, — кивнул пилот, — самолеты, вылетающие за границу, их мало интересуют. Но говорят, что последнее время они иногда прочесывают ночные рейсы. — И хотя он пытался напустить на себя равнодушие, в голосе его звучала тревога.
Мигеля как обухом по голове ударило. Ведь он выбрал аэропорт Опа-Локка для вылета из Штатов, основываясь как на собственных сведениях, так и на сведениях “Медельинского картеля” о правилах американской таможни.
Как и Тетерборо, Опа-Локка обслуживал только частные самолеты. Но поскольку некоторые машины прилетали из-за границы, здесь имелось отделение таможенной службы США — маленькое, доморощенное заведеньице, размещавшееся в трейлере, служащих — раз, два и обчелся. По сравнению с крупными международными аэропортами, такими как в Майами, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе или Сан-Франциско, таможенной службе в Опа-Локке отводилась третьестепенная роль, и в процедуре досмотра допускались значительные послабления. Обычно на дежурстве находилось не более двух таможенников, и то с 11 утра до 7 вечера в будни и с 10 утра до 10 вечера по воскресеньям. Время для данного полета выбирали исходя из того, что в столь поздний час таможня будет на замке, а таможенники — давным-давно дома.
— Если кто-нибудь из таможенников сейчас здесь и у них включена рация, они услышат, как мы переговариваемся с вышкой, — добавил Андерхилл. — Может быть, они нами заинтересуются, а может быть, и нет.
Мигель понял, что ему ничего не остается, как вернуться на свое место, сесть в кресло и ждать, а сейчас он перебрал в уме все возможные варианты.
Если паче чаяния им сегодня ночью не удастся избежать встречи с американской таможней, они пустят в ход легенду — благо она отработана. Сокорро, Рафаэль и Баудельо сыграют каждый свою роль. Мигель — свою. Баудельо может быстро отсоединить от гробов приборы. Нет, с легендой и со всем антуражем проблем не будет, проблема в другом — в предписаниях, которым должен следовать инспектор таможни, когда за границу вывозят покойника.
Мигель изучил инструкции и знал их наизусть. На каждого умершего нужны были определенные документы: свидетельство о смерти, разрешение на вывоз тела, заверенное окружным отделом здравоохранения, и разрешение на ввоз в страну следования. Паспорт покойного не требовался, но самое страшное заключалось в том, что гроб должны вскрыть, осмотреть его содержимое, а затем закрыть.
Мигель предусмотрительно добыл все необходимые бумаги, это были фальшивки, но высокого качества. К документам прилагались фотографии кровавого зрелища какой-то автокатастрофы — они служили хорошей иллюстрацией к легенде, кроме того, имелись газетные вырезки, в которых сообщалось, что обгоревшие трупы изуродованы до неузнаваемости.
Так что, если таможенник окажется на дежурстве в Опа-Локке и явится к ним, — все бумаги в порядке, но вот не потребует ли он вскрытия гробов? С другой стороны, захочет ли он этого, прочитав описание?
Когда самолет мягко приземлился и покатил к ангару, нервы Мигеля были предельно напряжены.
Инспектор таможни Уолли Эмслер считал, что операцию “Вывоз” придумал от нечего делать какой-то вашингтонский бюрократ. Кем бы он (или она) ни был, сейчас, наверное, он лежал в постели и видел десятый сон… Оставалось полчаса до полуночи, а потом еще два часа — и Эмслер с двумя другими таможенниками, находившимися на спецдежурстве, могли забыть об операции “Вывоз” и отправиться домой.
Ипохондрия не была свойственна Эмслеру, он был по натуре человеком веселым и добродушным со всеми, кроме нарушителей закона, который он защищал. С этими он обращался холодно и жестко, неукоснительно выполняя свои долг. Вообще-то работу свою он любил, хотя ночные дежурства не доставляли ему особого удовольствия. Неделю назад он переболел гриппом и до сих пор неважно себя чувствовал, сегодня вечером он даже хотел отпроситься с работы, сославшись на нездоровье, но передумал. В последнее время его тяготило еще одно обстоятельство — карьера.
Вот уже больше двадцати лет он добросовестно выполнял свою работу, однако не добился того положения, которое, как он считал, подобало бы его возрасту — без малого пятьдесят. Эмслер оставался инспектором ТС—9 — звание, присваиваемое всякому мало-мальски квалифицированному таможеннику. В то время как молодые, неопытные ребята имели чин старшего инспектора ТС—11, и Эмслер находился у них в подчинении.
Раньше он не сомневался, что в один прекрасный день станет старшим инспектором, однако сейчас, трезво глядя на вещи, понимал — шансы крайне малы. Справедливо ли это? Вряд ли. Его послужной список был безупречен, а свой долг Эмслер всегда ставил выше всего, порой жертвуя личными интересами. В то же время он никогда не лез из кожи вон, чтобы стать начальником, а его профессиональная стезя не была отмечена никакими “подвигами”. Конечно, зарабатывал он неплохо, даже как ТС—9. Работая еще и во внеурочные часы — шесть дней в неделю, — он получал пятьдесят тысяч долларов в год, а через пятнадцать лет его ждала хорошая пенсия.
Но сами по себе жалованье и пенсия — еще не все. Он стремился придать своей жизни новый смысл, совершить поступок, пускай скромный, но благодаря которому его запомнят. Он мечтал о такой возможности и был уверен, что заслуживает ее. Однако в Опа-Локке, да еще поздно ночью, да на операции “Вывоз” об этом и думать нечего.
Операция “Вывоз” предусматривала периодический досмотр самолетов, вылетавших из Соединенных Штатов за границу. Проверять все самолеты было невозможно — не хватало людей. Поэтому операция осуществлялась “набегами”: группа инспекторов без предупреждения появлялась в аэропорту и в течение нескольких часов проверяла самолеты, вылетавшие за рубеж, — главным образом частные. Осуществлялось это нередко ночью.
Официально досмотр проводился с целью выявить, не вывозятся ли нелегально последние образцы технической аппаратуры. Однако негласная задача таможни состояла в том, чтобы воспрепятствовать вывозу валюты сверх дозволенной суммы, в частности денег, вырученных от продажи наркотиков. Это приходилось скрывать, поскольку по закону — согласно Четвертой поправке — досмотр с целью отыскания денег без “веской причины” был запрещен. Однако если досмотр производился с другой целью и при этом обнаруживалась крупная сумма денег, то таможня имела право действовать по своему усмотрению.
Иногда операция “Вывоз” оказывалась успешной, изредка приводила к сенсационным результатам. Но этого ни разу не случалось с Эмслером, потому-то он и относился к ней с прохладцей. Вот и сегодня ночью он и двое других инспекторов торчали в Опа-Локке из-за пресловутого “Вывоза”, хотя за границу вылетало меньше самолетов, чем обычно, и едва ли сегодня будет еще большой вылет.
Правда, один как раз собирался скоро взлететь — самолет компании “Лир”, прибывший из Тетерборо; несколько минут назад пило г заполнил манифест, указав пункт назначения — Богота, Колумбия. И сейчас Эмслер направлялся в ангар номер один, чтобы досмотреть самолет.
В отличие от остальной южной Флориды местечко Опа-Локка малопривлекательно. Его название произошло от индейского “опатишавокалокка”, что означает “высокий, сухой холм”. В аэропорту, хотя и весьма оживленном, было всего несколько строений, а вокруг простиралась ровная выжженная степь, напоминавшая пустыню.
Посреди этой пустыни был оазис — ангар номер один. Ангаром служила часть современного красивого здания, остальное же помещение было комфортабельным аэровокзалом, обслуживавшим пассажиров и экипажи частных самолетов.
Здесь работало около семидесяти человек, выполнявших самые разные обязанности. Остальные обслуживали зал ВИД душевые и комнату для совещаний, оснащенную аудиовизуальной техникой, телефаксами, телексами и множительной аппаратурой.
Почти незримая, но все же существующая черта отделяла эту половину от служебных помещений, где находился оборудованный по последнему слову техники диспетчерский пункт. Здесь Уолли Эмслер и застал пилота Андерхилла, который изучал распечатанный на компьютере прогноз погоды.
