Сергей Минаев - The Телки. Повесть о ненастоящей любви

Я встаю, прислоняюсь к двери и начинаю скулить: «Рита, девочка моя, открой… Открой, я тебя умоляю… Прошу тебя, открой дверь». Потом безвольно сползаю вниз и, отдышавшись, снова принимаюсь причитать. Через секунду я срываюсь на истерику и ору на весь подъезд: «Рита, открой эту чертову дверь! Слышишь, я сейчас ее вынесу!» — хотя дураку ясно, что скорее дверь заржавеет от моих слез, чем я вышибу ее плечом. Где-то наверху скрипнула дверь, послышались шаркающие шаги — видимо, какая-то бабка пытается определить, к кому ломятся бандиты. Я затихаю. Дверь наверху снова скрипит — бабка, должно быть, пошла милицию вызывать. Я опять встаю и принимаюсь уговаривать Ритку. В конце концов, когда у меня уже рябит в глазах и я уткнулся лицом в металл, замок неожиданно щелкнул, дверь приоткрылась, и я ввалился в прихожую.

Первое, что я увидел, открыв глаза, — зареванное лицо Риты и разлетающиеся, словно в замедленной съемке, купюры. Основная масса попала мне в лицо и в грудь. Я инстинктивно заслонился правой рукой, левой прикрывая за собой дверь.

— Ты, наверное, про деньги хотел узнать, подонок?! - закричала Ритка. — Вот они! Вот! Все десять штук! Пересчитай!

Последняя надежда на то, что вся эта история со СПИДом — какой-то развод, таяла у меня на глазах, рождая звон в ушах и покрывая спину холодным потом…

— Рита, при чем тут деньги? — затараторил я. — При чем тут деньги? Они мне не нужны, ну… то есть я не за ними приехал. Я приехал к тебе, понимаешь, к тебе…

— Забирай бабки и вали отсюда! — заорала она. — Видеть тебя не могу, слышать не могу, меня тошнит от твоего запаха!

Рита бросилась на меня, разъяренная донельзя. Я уворачивался, закрывая голову руками, пытался поймать ее за локти, но она принялась лупить меня ногами, так что мне пришлось сгрести ее в охапку и отволочь в комнату.

— Мне двадцать три года! — выла она. — Я хотела детей, я хотела… ты все… зачем ты это сделал?! Как ты мог ЭТО СДЕЛАТЬ?!

— Это может быть ошибкой. Надо сдать анализы еще раз, — успокаивал я ее, понимая, что все мною сказанное не имеет для нее никакого значения.

— ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ ИМЕННО Я? — продолжала выть Рита. — Чем я виновата?

Я доволок ее до дивана, уложил, а сам сел на пол и принялся гладить ее по голове, успокаивая глупостями вроде:

— Мы вместе сдадим анализы… они могли ошибиться. Я ничего такого не ощущаю в себе, понимаешь? У меня хорошее предчувствие, — говорил я, продолжая всхлипывать.

— Ты меня убил, понимаешь? — хрипела Ритка. — Мы умрем! Протянем год… в лучшем случае, два или три. У нас не будет детей… Мамочка… Бедная моя мама!…

Я моментально вспомнил своих родителей, и спазм сдавил горло. Господи, что я такого сделал?! Кто?! Кто из них двоих?! Сама Рита? Или Лена? Или? Сколько их было за этот год? Десять? Двенадцать? Семь? Которая из них? Или все сразу?

— Тварь! — Ритка перешла на крик. — Идиот! Ничтожество! — Она залепила мне пару звонких пощечин и вскочила с дивана.

Я отвалился на спину, потом принял исходную позу, развел руки в стороны и начал медленно вращать головой, как панда в зоопарке.

— Ты будешь долго мучиться! — верещала Ритка, — Сначала пойдут простуды, потом лимфоузлы опухнут, потом ты начнешь медленно умирать от каждого сквозняка. А я все время, что мне осталось, буду этим жить! Я буду звонить тебе каждую неделю, проверяя, не сдох ли ты! Меня успокаивает только то, что у наркоманов алкоголиков процесс идет быстрее. Думаю, я еще и твои похороны застану!

— Я не наркоман и не алкоголик! — гаркнул я.

— Ты конченый наркоман и начинающий алкаш. — Ритка пулей подлетела ко мне и снова влепила пощечину.

Я неловко увернулся, и она попала мне большим пальцем прямо в нос, из которого сразу потекла кровь.

— Подними голову, ублюдок, не хватало еще, чтобы ты своей спидозной кровью залил мне квартиру и заразил моих друзей и родителей!

— Я не могу ее остановить, — прогундосил я, задрав голову вверх.

— Пошел в ванну, козлина! — Рита попыталась дать мне пинка, но я прибавил ходу и влетел в ванную, захлопнув за собой дверь.

Включив холодную воду, я начал смывать кровь, завороженно глядя, как она капает в раковину, смешивается с проточной водой, быстро светлеет и исчезает в сливном отверстии.

— Я обойду все клубы, расскажу всем твоим знакомым, партнерам, телкам, дилерам, журналистам, барменам! Я расскажу им всю правду о тебе, Миркин! — вопила она из-за двери. — Пусть знают, с кем имеют дело! Не дай бог еще кого-нибудь заразишь! Ты же полный ублюдок, Миркин! Я уверена, ты все так же будешь трахаться направо и налево без резины!

Уняв кровотечение, я умылся, думая, чем бы утереться, решив на всякий случай не пользоваться ее полотенцами, и вышел из ванной с влажным лицом. Рита сидела в кресле, обхватив колени руками и раскачиваясь из стороны в сторону.

— У-у-у-у-у, — истерика снова сменилась ревом, — за что-о-о-о, мама, у-у-у-у-у!…

— Рита, у нас еще есть шанс.

— Не подходи ко мне! — опять заорала она. — Не касайся меня, скотина! С кем ты спал? Кто эта сука? Или, может, ты спьяну с парнем трахнулся? Или твои дружки-наркоманы ширнули тебя героином? «Всегда в поисках новых ощущений», да, Миркин?

— А откуда ты знаешь, что это я? — вдруг вырвалось у меня. — Может, я здоров?

— ЧТО?! ЧТО ТЫ СКАЗАЛ, ТВАРЬ?!

— Может… может, это не я!

— УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! ПОШЕЛ НАХУЙ, СКОТИНА! Не ты?! А кто?! Кроме тебя, я ни с кем не сплю уже полгода, тварь!

— А до этого…

— Какая же ты мерзость! — тихо сказала она. — Пожалуйста, уходи. Я прошу тебя. Вали отсюда. Иначе я тебе сковородой голову пробью!

Уткнув голову в колени, она сотрясалась от рыданий.

— Извини, прости меня, пожалуйста. — Я подошел и сел на пол. — Я… я не знаю, как это вышло… Может быть, зубной врач? Давай попробуем сдать анализы. Скажи, куда мне идти? Я прошу тебя, давай попробуем. Если… если у меня тоже СПИД найдут, мы станем жить вместе… я… я люблю тебя… я где-то читал, что со СПИДом можно рожать дете…

Я заплакал. Заплакал навзрыд, хотя хотелось вообще завыть от безысходности. Зареветь, как зверь, высунуться в окно и закричать прохожим: ПОМОГИТЕ! Я УМИРАЮ! Я ПОПАЛ В БЕДУ! Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ!!!

Рита ничего не ответила. Даже головы не подняла.

Мы одновременно перестали плакать. По комнате разлилась звенящая тишина. Так продолжалось долго, минут десять или двадцать. Я ни о чем не думал, просто тупо смотрел в окно. Наверное, Рита тоже ни о чем не думала. Я впервые ощутил нас единым целым. Единым бессильным организмом.

— Пошли, — внезапно сказала она, — поехали!

— Куда?

— Сдавать анализы. Может, ты и прав. Может, ты чистый, а я… ну, не знаю. Вставай!

Мы вышли в коридор. Пока Рита завязывала шнурки кроссовок, я собирал разлетевшиеся по всей прихожей доллары.

— Тебе точно не нужны деньги? — на всякий случай спросил я. Рита отрицательно мотнула головой.

Мы вышли на улицу и сели в ее новый «Lexus». Я хотел было сделать комплимент ее машине, но вовремя осекся. Пристегнувшись, я понял, что страх отнял у меня все силы. Перед глазами полетели белые мухи… или снег! — в общем, дерьмо какое-то, причем резко ограничив обзор. Рита тронула с места. Мы ехали долго… или не очень… я не особенно соображал, куда мы едем и с какой скоростью. В дороге молчали. Я почему-то думал о том, что нам никто не звонит. Даже вытащил мобильный, чтобы убедиться, что он не отключен. Словно весь город замер в ожидании результатов нашего посещения клиники…

Потом появилось какое-то серое здание, похожее на школу, с крыльцом, ступенями и синей вывеской. Мы вышли из машины, и я судорожно втянул ноздрями воздух. Школой не пахло. Пахло больницей. Хотя нет, пахло стерильной ватой, то есть ничем. Продолжая молчать, мы вошли в больницу, миновали длинный коридор и остановились у какого-то окошка. Рита протянула в окошко деньги, оттуда высунулась рука, взяла банкноты и выдала какую-то серенькую бумажку, квитанцию. Или направление. Или как там это называется? Мы поднялись на второй этаж и сели на банкетку. Я чувствовал себя сомнамбулой до такой степени, что сначала даже не заметил, что на скамейке напротив нас кто-то есть. В очереди сидели двое парней и женщина. Они напоминали детские акварели, на которые пролили воду. Три пятна: коричнево-зеленое, оранжевое и серое. Не могу описать точнее — пелена на глазах превращала увиденное в размытые цветовые пятна. То, что одно из пятен — женщина, я понял, услышав более звонкий голос, отвечавший на звонок мобильного. Хотя, вполне вероятно, голос мог принадлежать юному гомику. Мне кажется, я ждал своей очереди час. Или два. Так замедлилось время.

— Следующий, — услышал я откуда-то издалека.

Рита легонько толкнула меня в бок, прошептав: «Иди!». Я встал и на ватных ногах двинул к кабинету. Медсестра что-то спросила, я кивнул, она повторила вопрос, я ответил «да», затем очень медленно закатал рукав до локтя. Она стянула предплечье жгутом, больно резанувшим бицепс, протерла кожу смоченной спиртом ватой, сказала «посчитайте про себя» и еще что-то. Кажется, «поработайте кулаком». Потом я почувствовал очень болезненный укол, от которого у меня брызнули слезы, услышал комментарий медсестры «смотрите в сторону», боль стала нарастать, и, когда я больше не мог терпеть, услышал — «все, закончилось». Через несколько секунд я вышел из кабинета, прижимая правой рукой к уколу ватку и зажав в левой руке бумажку, которую дала медсестра. Затравленно осмотревшись по сторонам и не найдя Риты, я понуро побрел по лестнице и вышел на улицу. Ритка стояла с опущенной головой и курила.