Альберт Родионов - Серое небо асфальта
— Нет, — ответил звонарь, — А как может надоесть радость? Я, например, — он повёл взглядом вокруг, — счастлив, поделиться с тобой радостным ощущением красоты, музыкой перезвона, его целебной аурой и вибрацией, вкусом хлеба, молока, садящимся солнцем за окном, голубым вечным небом! — он подлил Дмитрию из бутыля. — Разве может надоесть счастье? Его конечно можно перестать замечать, но надоесть оно не способно, и каждый раз, снова и снова будет прорываться в улыбке!
— Но говорят, что счастье — лишь миг, мгновение, слишком краткий отрезок времени, — Димка удивился, глядя на простое лицо монашка, его складно звучащим словам, исходящим будто от другого более значимого с виду, и попытался натянуть себе на голову забытую улыбку…
— Позвольте не согласиться, счастье — это состояние примиренной с собой души, гармония мысли и поступка, данность — подаренная человеку Богом, но утерянная в поисках тщетного и пустого. Счастье должно быть вечным, а не мгновенным, и сие зависит только от нас! Так же — улыбка — она ДАР, а не хомут, а значит носить её только в радость… и правильность! — монах посмотрел на Димку тёплым взглядом, ослепив белиз-ною открытых всему миру зубов… — Ну, а теперь птичка, лети обратно, пора!
— Я не хочу обратно, — испугался Димка… Здесь было так покойно, уже почти радостно… — Не хо…
Тело его резко дёрнулось, и он подумал о стропах парашюта, но вспомнил, что вылетал без него, да и зачем он — лишняя обуза на виражах!
— Уходи сейчас же! — услышал он и увидел знакомое бородатое лицо… настолько знакомое, что Димка подумал: "родное", и заинтересовавшись происходящим, взглянул в другую сторону… Там стоял такой же точно Демиург, но без ощущения похожего близкого родства.
— Самозванец? — Димка вопросительно ткнул пальцем в чужака.
— В данный момент… но просто другой! — ответил свой в доску Дема.
— Позвольте представиться… — близнец едва кивнул… — Злой Демиург.
— Что и такие бывают? — Димка удивлённо свистнул.
— Как и везде! — это сказал свой. — А ты уже почти летел… если бы я не стащил тебя с подоконника!
— Может, зря помешал, если уже летел? Мне тоже кажется, что летел, и вообще пойми ты: не должен я оставаться! Я помеха, обуза, груз, якорь! — Димка яростно закусил верхнюю губу.
— Слова не мальчика, но мужа! — восхитился злой Демиург. — Лети мой друг и не слушай разных слюнтяев, типа… — он снисходительно посмотрел на своего двойника… — Вокруг столько горя порождённого доброхотством, ханжеством, всякими лже: моралью, правдой, истиной!.. Лети птичка, лети!..
"Последняя фраза похожа, но на монашка — звонаря ты совсем не тянешь", — зло усмехнулся Димка затравленно переводя взгляд на демиургов и пока те пререкались и хватали друг друга за грудки, попытался снова влезть на подоконник…
— Убирайся, он не твой, ты поплатишься жестоко и знаешь об этом сам, если попытаешься влиять на волю Времени! — крикнул Дема и толкнул злого так, что тот чуть не упал…
Угроза подействовала, злой Демиург оскалил заросший жёстким волосом рот и стал растворяться в воздухе…
— Ну и наплевать, существуйте… жалкие ничтожества! — успела сказать материя ставшая почти прозрачной и исчезла.
Димка стоял на подоконнике, закрыв глаза, и представлял, как ныряют с вышки в воду… именно так он собирался отпустить тело в свободное падение, а если удастся — в полёт…
— Свобода, нас примет радостно у входа! — тихо сказал он и стал крениться вперёд…
— Стоять! — железная рука, ухватила его за резинку пижамы, держа почти на весу… — Разговаривать будем как? в твоём полу-полёте или стоя… на привычном подоконном покрытии? — спросил хозяин руки.
— Отпусти! Слышишь? Достал уже, добрячок! Меня ждёт свобода! — Димка рванулся, но тщетно.
— Сейчас, постой, я только тебе выскажу, что остался должен сказать и можешь лететь, если захочешь! Согласен?
— Ну, что ещё?..
Демиург яростно всколотил бороду свободной рукой и с жаром начал:
— Ты может и освободишься… в своём относительном понимании и абсолютной глупости, если уже не болезни, но вспомни всё же о родных: сыне, жене, их желании помочь тебе, их жертвах, в конце концов, пусть даже материальных; о Маше, наконец! Неужели все эти люди отдали себя, своё, во имя твоего, довольно сомнительного, освобождения? А? — он горько усмехнулся. — Теперь тебе только и осталось, в благодарность за всё, повесить на них вину своего суицида! Как ты думаешь, они смогут с этим жить? Счастливо? С улыбкой? — Рука подтянула Димку в вертикальное положение и оставила в покое. — Я закончил, теперь можешь поступать, как считаешь нужным! — тихо молвил Демиург, взяв руки по швам, — Напомню только ещё… вдруг, проймёт… — он почесал кудлатый затылок и тряхнул гривой волос. — Слова архиерея Тихона из "Бесов"… — Его горящий взгляд вонзился в переносицу Димки, словно желая просверлить…
Тот яростно вытер пот со лба, но слова из волосатого рта неумолимо жгли, нарезая тонкую стружку в лобной кости и проникая, проникая, проникая…
"…Вас борет желание мученичества и жертвы собою; покорите и сие желание ваше, отложите… намерение ваше — и тогда уже всё поборете. Всю гордость свою и беса вашего посрамите! Победителем кончите, СВОБОДЫ достигнете!"
"Свободы достигнете…" — два заключительных слова прозвучали неожиданно гулко в нависшей вокруг тишине, и даже будто повторились в пространстве реверберационным эффектом…
— Да не борец же я, пойми! — крикнул Димка и обернулся…
Демиурга не было!
В дверях стоял Фрэд — ресницы на мокром месте, и за его спиной Лиза… Её руки привычно лежали на плечах сына, а глаза вопросительной болью искали в лице мужа…
— Пап, ты куда? — испуганно спросил сын и, протянув руку, словно желая удержать, быстро пошёл навстречу…