Клэр Морралл - Изумительное буйство цвета
— Меган! — кричу я и бегу вверх по лестнице.
Джеймс со мной, за мной, каким-то образом ему удается не отставать при его хромоте. Он догадался, думаю я.
Где остальные, я не знаю.
— Меган! — вновь кричу я, пока мы несемся по ступенькам, открываем двери на втором этаже, проверяем спальню, ванную, бежим дальше по скрипучему полу и вверх по винтовой лестнице в мастерскую отца. А мне уже слышно, как потрескивает костер, уютно так потрескивает, и я знаю, что Меган там, наверху блаженства, жжет спички в папиной студии. Она создает свой собственный тайный, завораживающий мир.
Я останавливаюсь у открытой двери. В центре комнаты гора всевозможных вещей — сложенный Меган шалашик — охвачена огнем. Здесь и отцовский мольберт, и холсты, и красно-черное покрывало с дивана, и книги с журналами. Однако это всего лишь костер, пока еще контролируемый. Меган в дальнем углу, сидит на подоконнике, смотрит на огонь пристально и спокойно, не осознавая опасности происходящего. Внизу надрывается пожарная сигнализация, от этого голова у меня раскалывается и более или менее связанные мысли никак не могут в ней удержаться.
— Меган! — кричу я. Внезапно звук собственного голоса застревает у меня в горле, и я осознаю, что костер гораздо больше, чем мне показалось поначалу.
Внезапно взгляд Меган, пересекая комнату, останавливается на мне, она как бы просыпается ото сна, и выражение ее лица меняется. Теперь она выглядит растерянной, ошеломленной, зачарованность уступила место страху. Звуки пожарной сигнализации и самого пламени перекрыли все остальные звуки. Мне нужно добраться до нее, пока еще не поздно. Она смотрит на меня, не мигая, рот ее то открывается, то закрывается, и я понимаю, что она зовет меня. Сейчас я ей нужна. И я здесь.
Джеймс и Мартин кричат за моей спиной.
— Воды… — слышу я, — одеяла… — Но для всего этого сейчас нет времени.
Я беру у двери один из больших чистых холстов и пользуюсь им в качестве прикрытия. Мне нужно обойти вокруг и добраться до Меган, пока огонь не стал слишком сильным. Кто-то сзади, пытаясь удержать меня, цепляется мне за кофту. Мне слышны голоса, но я не понимаю, что говорят. Я выпутываюсь из кофты, оставив ее в протянутых ко мне руках. Теперь, освободившись, я шаг за шагом продвигаюсь по краю комнаты, держа перед собой защищающий меня от жара холст.
— Я иду! — кричу я Меган. — Я иду! — Мне самой себя не слышно. Моего голоса не существует — я могу кричать только беззвучно.
Кажется, что время разрослось и растянулось, как часы у Дали, и секунда стала часом, минута — тысячей часов, и мне стало казаться, что я иду через комнату уже целую вечность. Мне видны языки пламени за холстом: они разрослись во что-то нереальное. Они и впереди меня, и с обеих сторон, и их рев, их вздымающаяся сила кажутся более завораживающими, нежели опасными. Все, когда-либо существовавшие в природе цвета собрались здесь, в этой комнате: красные и синие, желтые и оранжевые, фиолетовые и зеленые, малиновые и коричневые, черные и белые — все они прыгают друг через друга, ведут борьбу за господство; их опасное очарование вьет вокруг меня прекрасные, сложные узоры.
Я прожила всю свою жизнь, прошла весь этот сложный путь, чтобы оказаться здесь. Это и есть мой единственный, лишенный какого бы то ни было эгоизма поступок; это мой выбор в пользу жизни ребенка. И ничто иное.
Я обошла все это огромное пламя, горящее в центре комнаты, и дошла-таки до наблюдавшей за мной сверху Меган. Китти — такая неприспособленная к самым обыденным жизненным мелочам, оказавшаяся неспособной не только завести собственного ребенка, но и присматривать за чужими, — вдруг оказалась бесстрашной. Китти — героиня, спасающая ребенка. Я смотрю со стороны на себя саму, затаптывающую огонь ногами, выхватывающую из угла еще одну картину, чтобы попытаться ею сбить языки пламени пока они не распространятся дальше. Но я сошла с ума. Огонь слишком силен. Я опоздала. Мольберт в центре уже неузнаваем, он проглочен ненасытным огненным чудовищем, которое теперь разрастается вширь, направляясь ко мне и Меган — в одном конце и к Мартину с Джеймсом — в другом конце комнаты.
Меган на подоконнике сжалась в плотный комочек.
«Китти!» — думаю, именно это она говорит. На самом деле я просто не могу ее расслышать. Она тянет ко мне руки, и я крепко их сжимаю. Она дрожит от страха.
— Я не виновата! — кричит она мне в ухо.
— Виновата я, — говорю я бессвязно. Однако вряд ли она меня слышит. Мы обе кашляем, задыхаясь от дыма. Звуки пожара господствуют надо всем: рвущийся, все сокрушающий, гневный рев, пульсирующий у меня в мозгу.
Смотрю на дверь и вижу, что Джеймс что-то кричит. Он пытается броситься за мной в комнату, но Мартин обхватывает его и оттаскивает назад. Это хорошо, думаю я. Нет смысла нам двоим рисковать жизнью из-за Меган. Это должна сделать именно я. Это я привела ее сюда. Не нужно других жертв.
Я залезаю вместе с Меган на подоконник, и мы сжимаемся в углу в один плотный комочек. Нет шанса пройти назад. Из-за жара Мартин с Джеймсом вынуждены были отступить. Я все слышу голос Джеймса: «Китти, Китти!» — но понимаю, что он звучит только у меня в голове, потому что перекричать огонь не может никто. Я стараюсь прогнать его. Не могу сосредоточиться, когда о нем думаю.
Оглядываюсь посмотреть, не сможем ли мы выбраться из окна. Но под нами еще два этажа, а стена абсолютно отвесна. Под нами рододендроны. Смягчат ли они наше падение? Но если открыть окно, воздух только распалит огонь.
Нужно лежать на полу. И почему это так надо делать? А, что-то насчет дыма. Испарения убивают раньше огня. Хотя это не так уж страшно. Совсем не хочется быть сожженной заживо — я предпочла бы умереть до того, как огонь до меня доберется. Мы обе кашляем.
— Ложись! — кричу я Меган. — Мы должны лежать на полу.
Она смотрит на меня, ничего не понимая. Пытаюсь стащить ее с подоконника, но она, зачарованная огнем, застыла от ужаса.
Еще одна из картин отца упала в пламя. Конечно же море, галька на пляже, подплывающая рыбачья лодка. Похоже на тот отвлеченный образ моря, что живет в моем воображении, а не на то настоящее море, куда ездила я с Меган. Огонь прокладывает себе путь через картину, поглощая с жадностью папин отражаемый волнами красный цвет, заглатывая все целиком.
В огне я могу увидеть все, что захочу. Все краски вселенной, вращаясь и сливаясь в водовороте, превращаются в один цвет, оттеняющий и варьирующий совершенство целого. Я могу разглядеть розовый фургончик с крутящимися вопросительными знаками. Он реален, в нем все на своих местах, и он приглашает меня войти. Я вижу Дину, мою мать, летящую по воздуху, и ее разноцветное платье раздувается вокруг парусом. Все цвета, что я когда-либо встречала, поглощают друг друга и превращаются в один удушающий, грязно-коричневый. Я слышу, как она кричит. И знаю, это она. И знаю, она выкрикивает мое имя, потому что понимает, что сейчас умрет. И знаю, что я была там и видела, как она падает.
Рушится книжный шкаф у стены, теперь очередь стать жертвой огня доходит до книг. Грохот заставляет меня очнуться. Я должна что-то делать. Кто-то, завернутый в одеяло, пользуясь кофейным столиком как щитом, медленно движется от дверей прямо через пламя. Я не могу смотреть — так силен жар. Поднимаю руки к лицу и пытаюсь смотреть через пальцы. Мартин или Пол? Отец или Джеймс? Это может быть любой из них. Они все спасли бы меня, если б могли.
Столом он отшвыривает с прохода горящие предметы, расчищая себе дорогу. Он отбрасывает все в сторону, затаптывая пламя ногами. Одеяло в огне, но он все же продолжает идти. Он идет, чтобы сделать это. Идет, чтобы спасти нас.
Второй шкаф обрушивается прямо на него. Он падает, пытается спастись, но теряет равновесие. Я вижу, как он пробует еще раз, однако вскоре сдается и лежит там, где упал, окруженный горящими книгами.
Я перестаю дышать, заклиная его подняться. Но пол под ним проваливается, и он вместе с почерневшими книгами исчезает в яростной топке.
— Нет! — беззвучно кричу я. — Нет! — И я даже не знаю, кто тот, из-за кого я кричу.
Меган рядом со мной задвигалась, и я заставляю себя собраться. Пламя дошло до крыши. Нам необходимо спускаться. Я слезаю с подоконника. Огонь не совсем еще добрался до нашего конца комнаты. У окна стоит сильно обгоревший стул, и я хватаю его, надеясь с его помощью сдерживать пламя. Для нас еще осталось место, чтобы съежиться внизу на маленьком участке пола.
Поднимаю Меган. Она поддается на удивление легко. Думает, я спасу ее. Она верит, что я смогу сделать невероятное, а я не знаю, как сказать ей, что это не так. Она верит мне, хотя на самом деле этого делать не следует. Она льнет ко мне, обвивая руками мою шею.
— Все хорошо, — бормочу я прямо ей в ухо. — Все хорошо.
Она, возможно, и не слышит меня. Я и сама себя не слышу. Но я успокаиваюсь. И как только такое возможно, когда сейчас я могу либо выжить, либо умереть. Но это не так важно. Именно сейчас, только сейчас, я внезапно осознаю, что это не имеет значения.
