Клэр Морралл - Изумительное буйство цвета
— Что не так?
— Если они мне не братья, а он не отец? — Опять пауза.
— Но они — твоя семья.
Мы прощаемся, и я кладу трубку. Мы не сказали друг другу всей правды. Мне не понятно, почему я не могу ехать домой. Он мне этого не говорит. Может, полиция там или около дома — поджидают, когда я привезу домой Меган? А я не сказала ему о Меган. Это я разорвала нить правды. Это я не была с ним до конца откровенна. Никогда раньше я так не поступала. Мы всегда были открыты друг перед другом — по крайней мере, настолько открыты, насколько способно открыться человеческое существо. Все это относительно. Поверил ли он мне относительно Меган? Была ли в моем голосе та нотка, что открыла ему правду? И не оттого ли он не объяснил толком, почему мне не следует ехать домой?
Я стою в телефонной будке, а дождь колотит по крыше и затекает в дверные щели. Мне очень одиноко и очень холодно. Ноги окоченели, и я начинаю дрожать, зубы стучат, и я ничего не могу с ними поделать. А что, если оставить Меган и уехать домой без нее?
В этом не было бы ничего ужасного. Ее ищет полиция, и в кафе ее запросто обнаружат, пока она играет шариками из шоколадного пирожного, поджидая, когда я приду. Можно даже позвонить в полицию, сказать им, где она, и тогда они приедут и заберут ее.
Я не могу этого сделать. Привезла ее сюда я, и мне отвозить ее домой. Ей всего лишь восемь, или девять, или десять, или одиннадцать. Я ей нужна. Я медленно делаю глубокий, успокаивающий вдох и выхожу под дождь.
Когда я возвращаюсь, официантка сидит с Меган и ведет с ней оживленный разговор. Какое-то время я наблюдаю за ними, вновь подумывая о том, чтобы уйти, но заставляю себя приблизиться к ним. Девушка с оранжевой помадой — которая в тон ее халатику и смотрится довольно глупо — разрумянилась и улыбается. Едва завидев меня, она встает.
— Мы с Бетти играли в рифмы. У нее очень здорово получается.
О ком это она говорит? Я оглядываюсь вокруг, надеясь увидеть кого-то по имени Бетти, но в комнате больше никого нет.
Меган смотрит на меня из-под опущенных век, знакомым взглядом, который так и пронизывает меня, обвиняя в пренебрежении и измене. Неужели она может читать мои мысли? Неужели знает, что я думала о том, как бы ее оставить?
— Привет, мам, — говорит она.
Я с увеличивающейся быстротой начинаю понимать, что не могу связать концы с концами. Над всей этой ситуацией нависла такая атмосфера искусственности, что мне просто трудно запомнить, как может одно соответствовать другому. Мы живем в какой-то мыльной опере. Нет ничего подлинного. Каким-то образом мы выстроили это невероятное, фантастическое сооружение, и я не знаю, как все это остановить. Мне хочется захлопать в ладоши и проговорить: «На сегодня достаточно. Отлично сработано. Все выступали блестяще. Второе действие — завтра».
Меган встает и подходит ко мне. Берет меня за руку.
— Пойдем, мама, — говорит она. — Идем, поищем папу.
Я смотрю на девушку, которая все еще сидит за столом и любезно улыбается. Неужели она всему этому верит? Но она мило помахивает нам пальцами.
— До свидания, Бетти, — говорит она. — Встретимся как-нибудь еще?
Меган энергично кивает:
— Вы очень хорошо играете в рифмы.
— Идем, дорогая, — говорю я и беру Меган за руку. — Папа нас давно ждет.
Мы выходим из кафе. Чувствую, как дрожат у меня колени. Я не оглядываюсь. У меня внутри поднимаются волны безудержного смеха. Один раз Меган оборачивается к окну кафе и по-детски машет рукой.
Я иду быстрее, увлекая ее за собой. Как только кафе исчезает из виду, я не в силах сдержать смех. Мы обе на ходу покатываемся со смеху, цепляемся за фонарный столб, чтобы не упасть.
— А как ты сказала, сколько тебе лет? — произношу я, задыхаясь от хохота.
Она распрыгалась от возбуждения.
— Шесть, — говорит она и заливается смехом.
Смех вновь завладевает мной, хотя я и не очень-то понимаю почему. И что смешного в том, что она сказала, будто ей шесть? Может, мне доставляет удовольствие, что не только я заблуждаюсь относительно ее возраста? Чем больше я ее знаю, тем меньше значения это имеет.
Мы немного успокаиваемся и стоим, глубоко дыша. Я стараюсь не смотреть на Меган — даю ей возможность прийти в себя.
— Можно еще раз так сделать? — говорит она.
В ее голосе появляются резкие, писклявые нотки, и она больше не смеется. Ее лицо спокойно, и хотя глаза ее смотрят на меня, она видит не меня, а что-то за мной, видит даже сквозь меня, как будто на самом деле меня просто не существует.
— Нет, конечно же нет, — говорю я. — Я уже позвонила.
— И что мы теперь будем делать?
— Мы едем домой.
Она стоит передо мной неподвижно.
— Я не хочу ехать домой.
— Но ты же сказала, что хочешь.
Какое-то время она молчит, кажется, полностью отгородившись от меня.
— И мы должны ехать обратно на этом дурацком поезде?
Я киваю.
Она смотрит в пространство. Тот же самый взгляд, что был у нее на пляже у огня. Полное погружение в себя. Потерянность в параллельном, абсолютно другом мире. Мысль о костре напоминает мне о том, что у нее, должно быть, еще остались спички. По всей видимости, она взяла их на кухне у миссис Бенедикт. Я не решаюсь ее спросить, так как понимаю, что она будет все отрицать и ситуация может запросто вновь выйти из-под контроля. Я ничего не смогу поделать, если она начнет кричать на меня перед толпой.
Мы садимся на маленький поезд до Эксетера, затем на большой до Эдинбурга, который останавливается на вокзале Нью-стрит в Бирмингеме. Меган практически сразу же засыпает, свернувшись калачиком на своем сиденье и положив голову мне на колени. Я изучаю ее спящее лицо, пытаясь обнаружить признаки чудовища, прячущегося где-то у нее внутри. Она сосет большой палец правой руки, пока другие пальцы подрагивают и хватают прядь ее волос. Она так и светится детской невинностью, и не поддаться ее очарованию очень трудно. Мне хочется погладить ее по щеке или поцеловать в лоб, но я сопротивляюсь этому инстинктивному желанию, потому что знаю, она совсем не такая, какой кажется.
В конце концов я тоже засыпаю, моя голова свешивается набок к окну. Во время каждого объявления остановки я резко просыпаюсь и, только проверив часы и убедившись, что мы еще не проехали Бирмингем, могу унять свое сильно бьющееся сердце. После этого не могу заснуть, вижу, как разносят напитки, и покупаю чашечку кофе. Шея болит от неудобной позы. Меган шевелится, ерзает, бормочет и вновь засыпает. Ставлю кофе перед собой и впадаю в дремоту, так не отпив и глотка.
Когда мы приближаемся к вокзалу Нью-стрит, мне приходится разбудить Меган. Она садится, раскрасневшаяся и возбужденная, ее короткая легкая челка некрасиво торчит. Мы выходим из поезда, поднимаемся по эскалаторам и попадаем на главный перекресток. Я беспокойно оглядываюсь, желая удостовериться, что здесь нет полиции и что Джеймс не нарушил уговора. Беру Меган за руку и тяну ее к ближайшей автобусной остановке.
— Куда мы едем?
— Домой.
— К тебе домой?
— Нет, к тебе. Ты должна показать мне дорогу.
Подходит автобус до Харборна, и мы устало залезаем в него. Проходим назад, на сиденье рядом я кладу новую сумку.
На половине пути Меган заявляет:
— Я не хочу ехать домой.
— Однако тебе придется.
— Я хочу поехать с тобой.
— Нет. Я же дура.
— Все дураки.
— Может, ты и права, — говорю я. — Но я предпочла бы, чтоб ты мне об этом не напоминала постоянно.
Мы выходим из автобуса на Харборн-Хай-стрит и останавливаемся. Я знаю, что Меган должна жить где-то поблизости.
— Как добраться до твоего дома?
Она не отвечает, поэтому я иду вперед по переулку, рассчитывая, что, если я пойду не туда, она меня остановит.
Она идет рядом со мной, надувшись, не собираясь ничего говорить.
— Ну давай же, Меган. Уже поздно. Я устала, ты устала, твоя мама будет волноваться.
— Нет, не будет. Она будет нянчиться с этим дурацким Генри.
Несколько секунд я стою в нерешительности, видя ее искреннее нежелание и испуг оттого, что ее опять возвращают к постылой домашней жизни.
— Ты должна пойти домой.
— Нет, не должна, — говорит она.
Она разворачивается и со всей силы бьет меня сзади под коленку. От неожиданности я не успеваю перехватить ее руку, и она ударяет меня еще раз, сильнее прежнего. На этот раз я теряю равновесие и неловко валюсь на сумку.
— Меган…
— Ты дура, — говорит она, еще раз ударяет меня и убегает прочь.
Мы находимся одни в темном жилом районе.
— Меган! — кричу я, затем еще громче: — Меган!
Она исчезла. Бредущая по дороге группа подростков крайне удивлена, увидев, как я стараюсь подняться. Они останавливаются на меня посмотреть. Они стоят парами, обнявшись, две пары — мальчики с девочками, не такие уж взрослые, чтобы бродить по улице так поздно.
