Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста
Чеченец достал из кармана и развернул газету, незаметно вытащил из-под куртки гранату и под бумажным прикрытием передал ее Ефиму.
— Дай свой сотовый, — велел он.
Береславский продиктовал десять цифр.
— А ты — свой, — в ответ попросил он.
Тот, помедлив, тоже назвал цифры.
Ефим, не скрываясь, немедленно их набрал. Стандартный звонок запел в кармане абрека.
— Не доверяешь? — уже без злости ухмыльнулся тот.
— Проверяю, — тоже без эмоций ответил рекламный профессор.
На том и расстались.
Посидев еще пару минут и проконтролировав чеченца, садившегося в темный «Опель», он уже решил пойти звать увлекшуюся парочку, как к столику подошел Самурай.
— О чем договорились с красноярским стрелком? — спросил он.
«Так вот почему кавказец показался знакомым», — понял Ефим. И еще ему было приятно, что Самурай, как оказалось, присутствовал все время рядом. Прикрывал, значит.
— О любви и дружбе, — ответил Береславский. И добавил: — За деньги.
Больше на эту тему не говорили: Самурай считал, что, если бы было что сказать — Ефим бы сказал сам.
И вот — свершилось!
Все пять машин стояли у памятника на въезде в город. Экипаж первой машины спешно отвязывал от бампера веревку — их таки привезли во Владик на буксире: «раздатка», утомленная стилем езды и особенно победой в забайкальском прыжковом состязании, напрочь отказала за полсотни километров до конечной цели путешествия.
Отвязав, руками перекатили «Ниву» в голову колонны. Никто не возражал — парни заслужили это почетное право, лидируя конвой более семи тысяч километров.
Далее засверкали вспышки — не только в руках пробежников, но и подъехавших фоторепортеров. Местные киношники, не удовлетворившись заходившим солнцем, зажгли съемочные софиты.
Ефим хоть и устал слегка, но внимательно смотрел за происходившим. От его взора не ускользнул ни зеленый «Опель» с чеченцем, ни проехавшая пару раз мимо праворукая синяя «Тойота» со Скреповым.
Работодатели от него не отстанут. Это ясно.
Но все опасное будет завтра.
А сегодня он доехал до Владивостока.
Он — доехал. Всего-то два слова. Да и путь не слишком тернистый, не считая бандюков. Но как приятно это прочувствовать: когда мечтал, мечтал, а потом взял — и доехал.
Ефим подошел к Доку и Самураю, обнял их за плечи и развернул лицом к пробежному фотографу — как же без снимка на память? Женька сверкнул вспышкой, запечатлев момент.
Завтра — будет завтра. А сегодня — их день.
Глава 36
Владивосток, 12 августа, утро
Ценности фальшивые и настоящие
Проснулся Ефим Аркадьевич довольно поздно — спешить было некуда, все главные дела намечены на вечер. Раскрыл глаза и аж вздрогнул от удовольствия, еще с кровати узрев заоконный вид.
Гостиница «Владивосток», высокая белая башня, стояла почти на берегу океана. Ну точнее — залива, но при виде такой красоты Береславскому вовсе не обязательно было быть исчерпывающе точным.
Солнце скрывалось высоко за плотными тучами, но не черными, дождевыми, а белыми, мягко рассеивающими солнечный свет, превращающими его из ослепительно-желтого в мерцающий молочный. От такого освещения засеребрилась и выбелилась вся спокойная водная гладь, и у горизонта две стихии сливались, практически уже неотличимые.
Береславский было потянулся к кофру за фототехникой, но на полшаге остановился. Плечи сразу как-то сгорбились, голова поникла, а в разом посерьезневших глазах проявился возраст.
Это только киношные герои встречают смертельную опасность с энтузиазмом. Нормальные люди изо всех своих нормальных сил пытаются приключений избегать.
Профессор в этом плане был более чем нормальным человеком. А потому предстоящее не радовало.
Сегодняшний день ему придется даже не прожить, а пережить. Вернее, попробовать пережить. При этом никаких гарантий.
Ефим и раньше думал о предстоящей расплате за уничтоженный героин. Но не подолгу. И не всерьез.
Такая удобная страусиная политика: если можно сделать вид, что не замечаешь опасности, то она как будто и впрямь исчезает.
Тактика, впрочем, не очень и глупая. Как математик по образованию, Береславский любил анализировать ситуацию «в лимитах». То есть смотреть возможное состояние функции или процесса при крайних значениях переменных.
При подобном подходе страусиная тактика уже не казалась необоснованной. Ведь если конец каждого человека предрешен, а мы тем не менее живем и наслаждаемся этой — однозначно конечной — жизнью, то почему бы не жить и наслаждаться, если опасность грядет через две недели? Или даже через один день?
Разве есть разница — с точки зрения методологического подхода — между одним днем, двумя неделями и вечностью?
Однако когда понимаешь, что у тебя и дня не осталось, тут уж никакого веселья.
Впрочем, варианты типа самоповешения тоже в планы Ефима Аркадьевича никак не входили. Он предпочитал побарахтаться.
Береславский вздохнул, быстро оделся и, уже не оглядываясь на океанские виды — и даже не позавтракав! — пошел навстречу проблемам.
Владивосток встретил его влажным теплом, шумом, кривыми улочками с разбитой проезжей частью и тотальной победой японского автостроения над отечественным. Ефим, как обычно, попробовал зацепиться глазом за «Жигули» или «Москвич», и, как обычно, это закончилось неудачей. Даже дорожная милиция разъезжала на «праворуких» авто.
Не будь ситуация столь напряженной, он бы с удовольствием поразглядывал незнакомые иномарки: японцы строят для себя совсем не то, что на экспорт. Но сейчас другие мысли занимали его удрученное сознание.
Пунктом номер один в попытке отбиться от хозяев героина было посещение старого хорошего знакомого, Валеры Цибина, владельца небольшой цифровой типографии.
Скорее даже принт-шопа: здесь делали все, от маленьких тиражей визиток и листовок до значков, брелоков и именных футболок.
Они знали друг друга много лет. А этой весной Ефим лично помог Цибину приобрести бэушное оборудование — на новое тот пока денег не накопил. Зато по весьма сходным ценам, тоже у приятеля, только московского, который покупал как раз «новье» и торопился скорее сбыть старое.
В Ефимовом плане боевых действий то, что оборудование было старым, играло немаловажную роль.
А вот и хозяин. Уважительно — на пороге — пожал руку, провел в крошечный, недорого, но аккуратно отделанный кабинетик, предложил дорогого китайского чая — он и в Москве всех им угощал, большой любитель. Береславский не отказался, в его тонкую фарфоровую чашку бросили увесистый зеленый шарик. Прошло некоторое время и… комочек раскрылся, обнажив желто-красное нутро цветка.
— Такое в магазине не купишь, — гордо объяснял Цибин.
— А я вроде видел в Москве, — удивился Ефим.
— Похоже, но только внешне, — снисходительно объяснил хозяин. — «Жигули» ведь тоже похожи на автомобиль? — хитро сощурясь, спросил он у московского гостя.
— Похожи, — не стал спорить Береславский. Он еще не успел забыть того времени, когда для него — владельца одиннадцатилетнего «ушастого» «Запорожца» — новые «Жигули» были не просто автомобилем, а Автомобилем Мечты.
После китайских церемоний — шарик вежливости хозяина катился по коридору благочестия его гостя — перешли к делу.
— Мне тут доллары надо напечатать, — сообщил Ефим Цибину.
— Во как! — оценил широту замысла владелец принт-шопа. — И много?
— Миллион триста. Сотенными.
— Лет на пятнадцать, — подумав, предположил Цибин.
— Не-а, — несерьезно ответил профессор, отпивая глоток и впрямь ароматного чая. — Они не должны быть сильно похожи. Никакой микропечати, никаких вшитых лент и магнитных чернил. На обычной бумаге к тому же. Ничем не рискуешь. Хочешь — напиши на каждой «фальшивка». Только не особо крупно и зеленым цветом. Я дарить в полиэтиленовом мешке буду. Особо не разглядишь.
— Может, лучше на чем-нибудь поновее? — усомнился Цибин. — Все понатуральнее будет.
— А мне не надо натуральнее, — улыбнулся Ефим. А про себя подумал, что в новых копирах в чипах «зашит» запрет на копирование основных мировых валют. Встать может машинка. А в старых — нет.
Вслух же добавил:
— Да, их еще надо порезать и в пачки собрать. На резинках.
Цибин ненадолго задумался.
— Тут одной печати часа на три, — наконец принял решение хозяин. — Плюс рубка. Плюс пересчет и обвязка.
— Я тебя не тороплю, — сказал Береславский. — А вот образцы, — сказал он, выкладывая заранее приготовленные десять сотенных зеленых купюр.
— Их потом возвращать не надо? — ухмыльнулся Цибин.
— Как раз надо, — не принял юмора профессор. — Не надо — вот эти, — и он выложил еще конверт. — Здесь две тысячи.
