Дженнифер Доннелли - Чайная роза
Милли, обложенная валиками и подушками в кружевных наволочках, шила крестильную сорочку из белого шелка. Джо смотрел на нее и уже в который раз думал, что эта жизнь нереальна. Это не должно было случиться. Он не должен был жениться на Милли и жить в этом доме. Ему были от рождения суждены Фиона и Уайтчепл. Сейчас они уже открыли бы свой первый магазин и работали бы день и ночь, чтобы добиться успеха. Конечно, постоянная борьба за выживание трудна, но ведь именно этого он и хотел. Вечером сидеть за столом друг напротив друга и рассказывать, как прошел день. Спать в одной постели и заниматься любовью. Слышать, как люди называют Фиону «миссис Бристоу». Качать на коленях их ребенка и слушать, как их матери спорят, кого из бабушек он больше любит…
— Джо, милый, какое имя тебе больше нравится? Аннабел или Люси?
Голос Милли нарушил его мечты и заставил вернуться к действительности.
— Что, Милли? Извини, я думал о работе.
— Я спросила, какое имя ты предпочтешь, если родится девочка. Если родится мальчик, я хотела бы назвать его Томасом в честь моего отца. Томас Бристоу… По-моему, звучит неплохо. Я просто уверена, что это будет мальчик. У меня такое чувство. Я… — Внезапно Милли умолкла и прижала руки к животу.
Джо рывком выпрямился и уронил гроссбух, лежавший у него на коленях.
— Милли, что с тобой? Тебе плохо? Вызвать врача? — тревожно спросил он.
Милли подняла взгляд.
— Нет… — медленно сказала она и широко улыбнулась от радости и удивления. — Все в порядке. Младенец брыкается, Джо. Я его чувствую. Чувствую! — Она взяла руку Джо и прижала к животу. Бристоу ничего не ощутил. Милли смотрела на него, но прислушивалась к тому, что происходило у нее внутри. — Вот! — возбужденно прошептала она. — Почувствовал? — Джо покачал головой. Милли сильнее прижала его ладонь, и тут он действительно что-то ощутил. Крошечный локоток, колено или пятку. Малыш был явно чем-то недоволен. Ребенок — его ребенок — внезапно стал реальностью.
Бристоу охватили противоречивые чувства. Мощный отцовский инстинкт сражался с ощущением собственного одиночества. Джо знал, что будет любить этого ребенка. И в то же время хотел, чтобы его не было вовсе. Когда он представил себя в качестве мужа Милли и отца ее ребенка, на его глазах проступили слезы. Потому что этот малыш не был малышом Фионы и потому что жизнь самого Джо оказалась безнадежно пуста. Он пытался не разрыдаться. Послышался шелест шелка. Милли придвинулась к нему и начала утешать.
— Не плачь, милый. Ты полюбишь его, — поцеловав мужа, шепнула она. — А он полюбит тебя. Уже любит. А когда он родится, может быть, ты полюбишь и меня. Тогда мы станем одной семьей, и все будет хорошо.
— Мистер Бристоу…
Голос доктора заставил Джо очнуться. Он резко поднял голову.
— Как она?
— Роды были трудные, но она поправится.
Бристоу ощутил облегчение.
— А ребенок?
— К сожалению, родился мертвым. Мы не смогли остановить схватки. Спасибо и на том, что он вышел наружу.
— Это был мальчик, — вяло сказал Джо.
Доктор кивнул и положил руку на его плечо.
— В таком возрасте ребенок не может жить вне матки. Он бы только мучился. У нее будут другие дети. В свое время.
— Я могу пройти к ней? — спросил Джо и попытался встать.
Доктор Лайонс нажал на его плечо и удержал.
— Нет-нет, — быстро сказал он. — Не стоит. Еще рано. Сейчас к вам выйдет мистер Питерсон и даст совет. — Доктор ушел, сказав, что он пойдет завтракать и вернется через час-полтора.
Джо снова опустился на скамью. Сил плакать у него не было. Ребенок оказался мертворожденным. Так же, как вся его жизнь, мечты и надежды. Он хотел быть хорошим, добрым, порядочным человеком. Любящим мужем и отцом. Почувствовав брыкание малыша, стал надеяться, что будет любить его и заботиться о нем. Казалось, эти движения обещали, что все пойдет на лад. Но ребенок родился мертвым. Из-за него.
Дверь открылась, и из спальни Милли вышел его тесть.
Джо встал и посмотрел ему в глаза.
— Она хочет видеть меня?
Томми стоял неподвижно, прижав к бокам стиснутые кулаки. На его лице был написан ледяной гнев.
— Если бы не Милли, я убил бы тебя на этом самом месте, — наконец сказал он. — Она рассказала мне все. О ваших отношениях. Об этой девушке. Фионе. Не знаю, что она имела в виду. Милли бредила от боли и хлороформа. Рассказала мне про День Гая Фокса… и про то, что она сделала. Мне хотелось заткнуть уши. — Он уставился в пол, сжал зубы, а потом снова посмотрел на Джо. — Я хочу, чтобы ты ушел из этого дома. И из нашей жизни. Забирай все, что принадлежит тебе, и уходи. Будет развод по причине супружеской неверности. Твоей. Если ты будешь оспаривать это, я…
— Не буду, — сказал Джо. «Развод, — подумал он. — Свобода». Наверное, ему следовало радоваться, но радости не было. Только стыд и чувство вины. Люди их круга не разводились. Такие дела были скандальными, уродливыми, и то, что о разводе заговорил Томми, показывало, до какой степени он презирает зятя. Он, Томми Питерсон, человек, одобрение которого когда-то значило для Джо все на свете. Джо надел сюртук и посмотрел на дверь.
— Я хотел бы сказать ей, что мне очень жаль.
Томми покачал головой:
— Оставь ее в покое.
Когда Джо пошел по коридору, Томми крикнул ему вслед:
— Почему? Почему, дурак? У тебя же было все. Все, чего ты хотел!
Джо обернулся и с горькой улыбкой ответил:
— Все, Томми. И в то же время ничего.
Глава двадцать восьмая
— Мне две бараньи отбивные… вот эти, большие, да… фунт мелкого лука, пучок петрушки и полфунта сливочного масла. А овсяные хлопья у вас есть?
— Да, миссис Оуэнс, — ответила Фиона, с трудом поспевая за покупательницей, бродившей по переполненному магазину. — Сими, милый, пожалуйста, принеси еще яблок! — крикнула она брату. Тот высыпал в банку только что принесенные лимоны и побежал обратно в погреб.
Кто-то взял ее за локоть.
— Я хочу получить ваш чай, милочка. У меня купон. Четверть фунта, да? Надеюсь, еще что-то осталось? — Это была Джулия Рейнольдс, жившая напротив.
— Мисс! Мисс! — окликнули ее. — Я хочу купить еще пирога «Мадейра», пока он не кончился!
— Сию секунду, мэм! — крикнула в ответ Фиона и повернулась к миссис Рейнольдс. — Не волнуйтесь, у меня внизу еще два ящика. Только подождите минутку, ладно?
Фиона услышала громкий стук.
— Молодой человек, мне пакет муки! — Пожилая женщина колотила по прилавку ручкой своей палки.
— Сию секунду, моя дорогая, — ответил Ник. Взвешивая фунт яблок, он наклонился к Фионе, которая рылась в корзине с луком, и они обменялись быстрыми улыбками. — Боже, да тут настоящий муравейник! У меня в кармане пачка твоих купонов, а в кассе их целая куча. Скоро придется принести из погреба еще один ящик. Сколько объявлений ты напечатала?
— Всего одно, да и то в маленькой местной газете!
— И такой бум после одного объявления? Нат прав. Реклама — действительно двигатель торговли!
Сомс побежал выбивать чек на яблоки, и Фиона благословила судьбу за его приход. Без его помощи она пропала бы. Он был любезен и словоохотлив. Женщины смотрели на него во все глаза, а ему нравилось изображать владельца магазина. Это была еще одна игра, еще одна шалость, и Ник — большой ребенок — получал от нее удовольствие.
Она взвесила и завернула бараньи отбивные, масло, лук, положила их в пакет вместе с коробкой овсяных хлопьев, а сверху добавила пучок петрушки.
— А нашу имбирную коврижку вы пробовали? — спросила она у миссис Оуэнс, вручив ей пакет. — Очень вкусная. Сими от нее за уши не оттащишь, — добавила она, зная от Мэри, что миссис Оуэнс — любящая мать пятерых детей, и надеясь, что эта дама не поскупится на лакомство.
— Домашняя? — попробовав кусочек, спросила женщина.
— Мэри Мунро испекла ее сегодня утром. Вся выпечка — ее рук дело.
— О, Мэри я знаю. Она печет отменно. Заверните полдюжины. Буду давать их детям за хорошее поведение. Мне нужна кварта молока и два фунта муки. И не забудьте про чай! Вот мой купон. Чай действительно хороший? Барахла мне не надо.
— Отличный черный байховый чай, миссис Оуэнс. Высший сорт «пеко». Ароматизированный флердоранжем, — многозначительно кивнув, сказала Фиона. Она научилась этому у Джо. Тот любил в разговоре с покупателем щегольнуть каким-нибудь редким термином. Это намекало на хорошее знание товара и льстило покупателю, заставляя его чувствовать себя знатоком.
— Я видела на ящике какие-то буквы. Что они значат?
— Они указывают на сорт чая. Что это новые крупные листья, сорванные с верхушки куста, а не грубые старые листья с нижних веток. — Она понизила голос и добавила: — Многие не чувствуют разницы, но те, кто разбирается в чае, требуют только высший сорт.
