Теа Обрехт - Жена тигра
— Пока ты еще слишком мал, но со временем я непременно сделаю из тебя настоящего джентльмена. Ты знаешь, как маленький мальчик превращается в настоящего джентльмена?
— Как? — спрашивал Дариша, хотя давно уже знал ответ.
— Прежде всего, нужно иметь определенное задание, конкретную цель и уметь брать на себя ответственность за других, — говорил отец. — Хочешь, я дам тебе такое задание?
— Да, папа.
— Давай придумаем вместе. Как ты считаешь, что самое важное, пока я в отъезде?
— Забота о Магдалене.
— Верно. Значит, ты будешь о ней заботиться — ради меня?
В течение долгих последующих месяцев Дариша целиком посвящал себя заботе о сестре. Он делал для нее все, что мог, строго, почти свирепо, соблюдая особый, им самим установленный порядок. У них, разумеется, была домоправительница, которая убирала в комнатах и готовила еду, но именно Дариша относил поднос с завтраком в комнату сестры. Он помогал ей выбрать ленты для волос, приносил платья, белье и чулки, а потом стоял на страже у дверей ее спальни, пока она одевалась, чтобы сразу прийти на помощь, если сестра вдруг почувствует головокружение и окликнет его. Дариша зашнуровывал Магдалене ботиночки, бегал на почту отправлять ее письма, таскал вещи сестры и держал ее за руку во время совместных прогулок по парку. С хмурым видом мальчик неизменно сидел с нею рядом, когда она занималась музыкой, и сразу вмешивался, если учитель проявлял излишнюю строгость. Он особым образом укладывал фрукты в корзину, наливал в графин или в бокал вино, разрезал головку сыра так, как просила сестра, и смотрел, как она потом рисует очередной натюрморт. Брат следил, чтобы на ее ночном столике всегда были свежие книги и журналы о путешествиях, которые они вместе читали перед сном. Со своей стороны Магдалена во всем ему потакала. Впрочем, он действительно очень ей помогал. К тому же она понимала, что, ухаживая за ней, он учится обиходить и себя самого. Его трогательное внимание неизменно занимало первое место в письмах Магдалены к отцу: «Дорогой папа, жаль, что ты не видишь, как замечательно наш маленький Дариша обо мне заботится».
Ему было восемь лет, когда он впервые стал свидетелем одного из приступов ее болезни. Это случилось ночью, когда мальчик осторожно прокрался в комнату Магдалены. Он хотел рассказать ей, какой ему приснился страшный сон, и обнаружил, что она корчится в судорогах на постели, запутавшись в простынях, страшно выгибаясь, с искривленным лицом, в насквозь промокшей от пота сорочке, вся перепачканная чем-то белым и липким. Глядя на нее, ребенок вдруг ощутил, что попал в западню. Он затаился, чувствуя, как на него беззвучно надвигается нечто неведомое, страшное, проскользнувшее в комнату, когда отворилась дверь. Так и оставив сестру корчиться на постели, не надев ни пальто, ни куртку и даже не обувшись, Дариша прямо в ночной рубашке выбежал из дома и бросился вниз по улице, шлепая босыми ногами по мокрому тротуару. Он так и бежал через весь город до самого дома доктора, ощущая вокруг лишь странную, какую-то абсолютную пустоту, которая показалась ему такой же широкой и тяжелой, как океанский корабль. Отсутствие людей на улицах, отца, уверенности в том, что Магдалена будет жива, когда он вернется домой, повергло его в оцепенение. Мальчик почти не плакал, разве что чуть-чуть, а потом, уже в карете доктора, держался совсем спокойно.
— Давай ничего не будем рассказывать папе, хорошо? — сказала Магдалена дня через два, когда он, по-прежнему напуганный, не отходил от ее постели. — Ты так храбро вел себя, был настоящим маленьким мужчиной, джентльменом, причем очень-очень храбрым. Вот и давай не будем ничего рассказывать папе. Зачем нам лишний раз его тревожить?!
С тех пор Дариша стал бояться ночи, но не потому, что его пугала темнота сама по себе. Ему вовсе не мерещилось в сумраке нечто страшное, сверхъестественное, что могло бы подхватить мальчишку и унести. Нет, он просто вдруг понял, до какой же степени беспомощен. Смерть, крылатая, бесшумная, витала в ту ночь совсем рядом с ним. Она таилась среди знакомых людей и вещей, где-то между его кроваткой и настольной лампой, пряталась в коридоре у дверей какой-то комнаты — то ли Дариши, то ли Магдалены, — всегда была близко, свободно перелетала из комнаты в комнату, особенно когда мысли и душа мальчика во время сна пребывали где-то еще. Дариша решил, что во взаимоотношениях со Смертью преимущество всегда должно быть на его стороне. Он выработал привычку ложиться рано и спать часа два, пока на улице еще светло, потом просыпался и тихо бродил по дому, прокрадывался в комнату к Магдалене, затаив дыхание, стоял, положив руку ей на живот, словно она была его младенцем, и следил за каждым ее вздохом. Порой мальчик всю ночь сидел возле нее, но чаще, оставив дверь в спальню сестры открытой, обходил дом комната за комнатой, надеясь отыскать Смерть, вспугнуть ее и прогнать прочь. В попытках найти то место, где она прячется, Дариша заглядывал в шкафы, кухонные буфеты и горки с посудой, в ящики письменных столов, где отец хранил старые газеты, чертежи и диаграммы. Он внимательно осматривал комнату отца, вечно пустовавшую, заглядывал в гардеробную, где висела старая военная форма родителя, искал под кроватями и за дверью ванной комнаты. Мальчик то открывал окна, то закрывал их с какой-то бессмысленной решительностью и каждый раз, завернув на кухню, ожидал, что заглянет в духовку и увидит там Смерть, сидящую на корточках, в обличье обычного человека с очень терпеливым выражением лица, с крыльями за спиной и неподвижными воровскими глазами.
Дариша собирался сказать ей: «Выходи, я тебя нашел!», но не планировал никаких особых действий на тот случай, если Смерть вдруг откажется.
Так Дариша бодрствовал по ночам в течение нескольких месяцев, когда вдруг случилось великое событие: открылись двери зимнего дворца Эмина-паши. Долгие годы судьба зимней резиденции паши служила предметом жарких споров среди чиновников столичной администрации. Дворец, историческая реликвия времен Оттоманской империи, все эти годы совершенно пустовал. Не имея возможности использовать зимнюю резиденцию в собственных целях, но и не желая лишать столицу подобной достопримечательности, судья, приглашенный из Вены, назвал ее музеем и превратил в центр развлечений для тех королевских подданных, которые покровительствовали всевозможным искусствам и часто посещали такие места, как национальная опера, королевская библиотека и сады.
«Величественность, поражающая воображение, — гласили красные с золотом плакаты, развешанные на каждом фонарном столбе рядом с домом Дариши. — Поистине невероятное путешествие в языческий мир».
Верхний этаж дворца превратился в клуб для джентльменов с курительной комнатой, залом для игры в карты, просторным баром, библиотекой и музеем верховой езды. Там стояли оседланные кони из кавалерии паши, боевые, с позолоченными уздечками, под парадными седлами, в звенящей колокольчиками сбруе, и экипажи со скрипучими полированными колесами и множеством боевых знамен, на которых были изображены символы империи: полумесяц и звезда. Внизу располагался внутренний дворик с кустами душистого жасмина, пальмами, аркадой для чтения на воздухе, укрытой занавесями, и маленьким прудом. В нем, по слухам, обитала редкостная белая лягушка, устроившая себе жилище в черепе, который некогда спрятал под стеблями водяных лилий один убийца, пытавшийся скрыть от правосудия личность жертвы, обезглавленной им. Имелись во дворце залы, целиком посвященные портретному искусству. Там на окнах висели узорчатые портьеры, а по углам стояли бронзовые светильники. На замечательных гобеленах были вытканы батальные сцены и пышные пиры, а в небольшом боковом зале устроена библиотека для юных дам, где они могли почитать в тишине. Рядом располагалась чайная комната, уставленная горками с фарфоровыми сервизами паши, его книгами по кулинарии, кофейными джезвами и чашками.
Магдалена тут же ухватилась за возможность посетить наконец этот прекрасный дворец и взяла с собой маленького брата. Ей было шестнадцать, она уже прекрасно сознавала тяжесть своего недуга. Девушку все сильней угнетало то, что она и сама никуда не ходит, и Дариша растет в изоляции от сверстников, о чем мальчик, впрочем, никогда не жалел. Сестра также винила себя в том, что маленький брат вынужден постоянно следить за нею по ночам, спит мало и бродит в темноте по дому, вместо того чтобы лежать в постели. Кстати, вот от этих ночных бдений Дариша теперь и сам ни за что бы уже не отказался. Магдалена прочла в газете, что во дворце паши есть некий чудесный Зеркальный зал, и первым делом повела братишку туда, потому что ей очень хотелось, чтобы Дариша хоть что-то узнал о том мире, что лежит за пределами их дома, парка и ближайших улочек.
Чтобы попасть в Зеркальный зал, нужно было пройти через сад и спуститься по небольшой лестнице на площадку, которая более всего походила на порог гробницы. На тимпане был высечен дракон, вставший на дыбы, у входа сидела на ящике цыганка с ручным львенком и грозила проклясть каждого, кто вздумает не послушаться ее наставлений и не заплатить за них. Это, разумеется, могло испугать разве что ребенка — и цыганка, и львенок состояли на жалованье в музее. Тем не менее все клали грош в шапку цыганки, она каждому говорила: «Бойся себя самого!», а затем вталкивала человека внутрь и захлопывала за ним дверь. Опасаясь за здоровье Магдалены, семейный врач советовал ей туда не ходить, и Дариша пошел в Зеркальный зал один.
