Кэролайн Левитт - Твои фотографии
— А вот и Грейс, — улыбнулась Изабел. — Ей шесть. Илейн, моя старшая, сейчас в колледже.
Наконец появился лысеющий седовласый мужчина.
— Вы, должно быть, Сэм, — приветливо сказал он и, обняв Изабел, привлек ее к себе и чмокнул в макушку.
Ужин был длинным и восхитительным. Грейс всей семьей уговаривали есть овощи.
— Ну и не ешь цуккини, пожалуйста, — сказал наконец Фрэнк. — Потому что я сам хочу все съесть.
Грейс хихикнула и сунула в рот вилку.
— И даже не вздумай дотрагиваться до моркови, — многозначительно добавил Фрэнк.
Грейс послала взгляд в сторону Сэма и немедленно стащила с блюда морковку.
В продолжение ужина Сэм сравнивал мужа Изабел с Чарли. Он никак не ожидал увидеть такого человека рядом с ней: большого, шумного, значительно старше ее. Но хотел Сэм или нет, а Фрэнк ему нравился. Фрэнк рассказал, как однажды ресторанный критик наклеил фальшивые усы, которые свалились ему же в суп, как шеф-повар по выпечке потерял кольцо, упавшее в муку для кекса, и подал кекс женщине, которая решила, что это бойфренд таким образом делает ей предложение. (Правда, он и сделал, только позже, если верить тому же Фрэнку.) Он задал Сэму миллион вопросов о работе и жизни. Никто не упоминал о Чарли, но его присутствие ощущалось.
После ужина Сэм помог убрать со стола.
— Почему бы тебе не показать Сэму парк? — спросил Фрэнк. — Мы с Грейси будем держать форт.
— Пойдем, — кивнула Изабел.
Парк был зеленым и тенистым, с огороженной детской площадкой со спортивными снарядами и качелями и надписью «Взрослым без детей вход воспрещен».
Он почувствовал взгляд Изабел.
— Что?
— Можно, я тебя сфотографирую?
— Ты слишком богата и знаменита для моего тощего кармана.
— Преувеличиваешь, — улыбнулась она, нажимая спуск камеры.
— Все еще пленочная?
— Я люблю пленку. Она схватывает каждую деталь. Жаль, что ты больше не снимаешь. У тебя хороший глаз.
Она присела, и у него по спине прошел озноб. В детстве он любил, когда Изабел его фотографировала. Любил часами торчать в темной комнате с Изабел, не видя ее, но зная, что стоит протянуть руку, и он ее коснется. Но сейчас испытывал только гнев.
Все еще сидя на корточках, она сделала еще один снимок.
— Пошлю тебе, когда отпечатаю, — пообещала она. — Так как же Чарли?
Ее лицо было скрыто камерой.
— Я уже сказал: все хорошо. Он любит свой городок, любит свой дом. Все еще работает. У него есть Люси.
Изабел встала.
— Когда-нибудь я обязательно приеду его повидать.
— Может, и следует.
— Он… он счастлив? — осторожно спросила она.
— А ты?
— Почему бы мне не быть счастливой?
Она сделала два снимка, один за другим, зачехлила камеру и приложила ладонь ко лбу козырьком.
— Как же летит время, — вздохнула она.
— Я не хотел приезжать! — выпалил Сэм.
Она повернулась к нему.
— Очень долго злился, — пояснил он, ощущая, как рвутся на волю все те чувства, которые так долго держал под спудом.
Она хотела что-то сказать, но Сэм поднял руку.
— Когда ты уехала, я был совсем маленьким. Не мог поверить, что ты способна на такое. Что не позвонишь, не напишешь и не захочешь меня видеть. Что даже не ответишь на мои письма. Все, что я получил, — один телефонный звонок, от которого у меня тут же случился приступ. Помнишь тот день, когда я позвонил тебе и так задыхался, что не мог говорить? Все ждал, что ты приедешь. Как ты могла сделать это со мной? Неужели трудно было позвонить в больницу, узнать, как я себя чувствую?
— Сэм…
Ее лицо исказилось.
— Как ты могла меня бросить? Я был ребенком. Я любил тебя. Знаешь, что со мной стало? Как я винил себя за твое исчезновение?
Она открыла рот, но с языка не сорвалось ни звука. Сэма вдруг охватила такая ярость, что он закрыл глаза. А когда посмотрел на нее, показалось, что какой-то злой волшебник одним взмахом палочки состарил ее на тысячу лет. Куда девалась ее красота?
Она прижала камеру к себе, и он увидел, что ее руки дрожат.
— Все было не так, — пробормотала она.
— Что именно?
Изабел покачала головой.
— Прости. Но ты не прав, Сэм…
— Я думал, мы навсегда останемся друзьями. Почему ты так легко исчезла? Знаешь, каково пришлось мне? Отцу? Особенно после всего, что случилось.
— Я всегда оставалась твоим другом. И мне было совсем нелегко исчезнуть.
— Никакой ты не друг. Ты уехала.
Изабел смотрела мимо Сэма, шаря пальцами по камере, словно читала шрифт Брайля.
— Ты ничего не знаешь, верно? — тихо спросила она.
— Что именно?
— Я позвонила в магазин. И в каждую больницу Кейп-Кода, пока не нашла ту, куда тебя отвезли. Позвонила Чарли.
Она схватила руку Сэма, но тот вырвался и отступил.
— Я была готова сесть в самолет и лететь к тебе. Но Чарли увидел номер телефона, написанный у тебя на ладони. И успел позвонить первым. Потребовал, чтобы я держалась подальше от тебя. Он так боялся, что ты позвонишь мне и снова сляжешь, что стер номер.
— Что?! — потрясенно выдавил Сэм. И правда, очнувшись, он увидел пару цифр стертого номера. Как он переживал тогда!
— Сэм, мне очень жаль.
— Почему ты все валишь на отца? Почему не можешь признать, что совершила дурной поступок?
Изабел яростно затрясла головой.
— Ты не понимаешь! Они не могли купировать приступ, и Чарли перепугался, что ты умрешь! — Она вытерла глаза. — Каждый раз, когда я писала тебе, каждый раз, когда Чарли упоминал мое имя, ты попадал в больницу. Сам знаешь, что эмоции могут спровоцировать приступ астмы. Чарли заклинал меня не показываться тебе на глаза. Потом он приехал и сказал, что твоя астма исчезла. Это казалось таким внезапным, настоящим чудом. Я, естественно, подумала, что именно мое отсутствие позволило тебе выздороветь! Как я могла рисковать?
Сэм пытался сглотнуть, но не мог. Голова шла кругом. Он старался поверить, что отец способен на нечто подобное, зная, как Сэм ждал звонка, письма, как, плача, бежал за почтальоном в уверенности, что тот не хочет отдавать письма. Вспомнил, как отец спал на раскладной кровати у его больничной постели и каждый раз, когда Сэм просыпался, немедленно поднимал голову и следил, не стало ли сыну хуже.
— Он боялся, что ты можешь умереть! — повторила Изабел.
— Но не умер.
— Ты знаешь, что я просила Чарли уехать? Хотела, чтобы мы трое жили в Нью-Йорке. Чарли тебе не сказал?
— Отец не стал бы лгать.
— Думаю, он на свой лад защищал тебя.
Гнев продолжал полыхать в Сэме зажженной спичкой. Его мать так же привычно искажала правду. Отец твердил, что самое плохое качество в человеке — лживость, и теперь Изабел утверждает, будто он не был с ним честен.
Он был взбешен на отца, взбешен на Изабел и еще больше на себя за то, что посчитал приезд сюда хорошей мыслью.
— Ты могла бы остаться на Кейп-Коде. Там тоже живут люди.
— Не могла. Я и не уезжала только из-за тебя. Из-за вас обоих. А потом потеряла работу, и денег почти совсем не осталось. Все, что у меня было, — это ты. Я почувствовала, что теряю и тебя. Поняла, что только мешаю всем. А потом мне дали стипендию в школе фотографии, и я уехала. Знаешь… я любила твоего отца. Любила тебя. Но из-за меня ты болел. Что еще мне было делать?
Сэм попытался вспомнить. Ночные телефонные звонки отца Изабел. Иногда Сэм просыпался и видел, как отец мечется по комнате или печет хлеб в четыре утра, когда никто не думает о еде. Однажды он нашел отца в кухне, где тот скреб полы, плитку за плиткой, хотя уборщица приходила только вчера. Отец все время грустил, и он считал, что это из-за ухода Изабел.
За глазами собиралась головная боль, Сэм тяжело опустился на скамью.
— Твой отец полагал, что должен выбрать между нами двоими, и знаешь что? Мы оба выбрали тебя — и поступили правильно.
Она снова схватила его за руку. Он снова вырвался.
— Пойми, я целыми днями думала об аварии и твоей умершей матери. И хотела все исправить. Влюбилась в вас обоих, но этого оказалось недостаточно.
— Никто не говорил, что ты виновата в аварии.
— Да? А газеты? И еще полгорода. И откуда тебе знать, к тому же наверняка?
— Ты ехала на малой скорости и по правой стороне дороги.
— Да, в тумане! И ничего не видела!
— Иисусе, ты тут ни при чем! — завопил Сэм.
— И ты тоже. Ты не виноват, что твоя мать бросила мужа. Не виноват в аварии и в том, что случилось с твоим отцом и со мной! И зря ты думаешь, что это не так.
Сэм и не сознавал, что тонкий жалобный вой исходит от него, пока Изабел не села рядом. И тогда он расплакался. И плакал, плакал, плакал.
Вышло так, что Сэм остался еще на один день. Наблюдал, как утром Фрэнк приносит Изабел кофе, как каждый раз, когда она входит в комнату, лицо Фрэнка начинает светиться. Видел, как Грейс сворачивается на коленях у Изабел. Вечером они ужинали в ресторане Фрэнка, шумном, веселом, заставленном растениями. У Изабел была своя жизнь, семья, и у Сэма болело сердце за отца.
