Честь - Умригар Трити

— Тетя. Вы не понимаете. Все не так просто.

— Ясно. Не так просто, значит. — Глаза Зарины яростно блеснули. — А разбить сердце мальчику, значит, намного проще? Бросить его одного с ребенком?

От ее слов у Смиты закружилась голова; этот день и так выдался каким-то странным. Зачем тетя лезет не в свое дело? В коридоре раздался шум, и в комнату вбежала Абру, вскинув ручки. Смита не успела встать: девочка бросилась к ней и попыталась забраться ей на колени. От неожиданности Смита засмеялась, подняла Абру и обняла ее. Что может быть прекраснее любви ребенка?

— Хочешь крем? — спросила она девочку, а та взглянула на нее большими глазами.

— Вах, — сказала Зарина, — ты только посмотри. Она думает, что ты ее мама.

Повисло болезненное молчание.

— Хватит, тетя Зарина, — сказал Мохан. — Не драматизируй. Прошу тебя.

— Простите, — сказала Зарина.

Смита принялась кормить Абру десертом.

— Какой вкусный крем, — сказала она и вспомнила кульфи[75] с кардамоном, которое готовила ее мать. Что бы сказала мама, если бы увидела ее сейчас? Стала бы гордиться, что Смита поборола страх и приехала в Индию? Смита знала, что стала бы.

— Спасибо, — сказала Зарина, — это рецепт моей матери. Ее брат был поваром на свадьбах.

— Как интересно. А я однажды была на персидской свадьбе, в детстве. Помню, там было очень вкусно.

— И как звали жениха и невесту? — спросила Зарина.

Смита рассмеялась.

— Тетя. Я не знаю. Я же была маленькая.

— Да-да, конечно, — смутилась Зарина. — А когда ты уехала из Индии?

— В 1998 году. Мне было четырнадцать.

— Ясно. И у нас была возможность уехать. Когда мы только поженились. — Она взглянула на Мохана. — Дяде Джамшеду предложили работу. Но мы отказались.

— Я не знал, — сказал Мохан.

— Это было давно. Мы уже забыли. — Зарина потянулась и вытерла ротик Абру салфеткой.

— Вы жалеете, что не уехали? — спросила Смита.

— Жалею ли я? Нет. Я тогда ухаживала за пожилыми родителями и сыном — мне было некогда жалеть. — Зарина улыбнулась. — К тому же дом там, где сердце. Пока я с Джамшедом, даже ад будет казаться раем.

— Замсед, — вдруг сказала Абру.

— О боже, — воскликнула Зарина, — она заговорила! Она только что сказала «Джамшед», клянусь, я слышала!

После обеда Мохан взял на руки Абру, сидевшую на коленях у Смиты.

— Хочешь прогуляться? — спросил он. — Я покажу тебе колонию парсов[76] в Дадаре и парк «Пять садов».

— С удовольствием. — Смита повернулась к Зарине. — Очень рада, что познакомилась с вами. Спасибо за гостеприимство.

Зарина улыбнулась.

— Ну, зачем так официально? — сказала она Мохану, словно Смиты рядом не было, и обняла Смиту. — Счастливо тебе долететь. И благослови тебя Бог.

— И вас, — ответила Смита.

Глава тридцать девятая

По дороге в аэропорт Мохан поставил альбом Хеманта Кумара. Смита слушала, как он подпевал печальной песне певца с бархатным голосом: «Тум пукар ло, тумхара интезаар хай»[77].

— Как красиво, — сказала она.

— Мне нравится эта песня.

— Ясно почему. А что значат слова «пукар ло»?

— «Позови меня — я жду тебя».

Смита взяла его руку и положила себе на колени, пытаясь сдержать слезы. Ей хотелось его успокоить, повторить вчерашнее обещание — что она будет приезжать к нему каждый раз, когда окажется в командировке в Азии. Но время обещаний осталось позади.

Через некоторое время она слегка опустила стекло, и с ночным ветром в машину проникла Индия, став третьим пассажиром, который незримо присутствовал рядом с тех пор, как она встретила Мохана.

Под вывеской с надписью «Вход для пассажиров с билетами» стоял полицейский. Но Мохан все равно зашел в здание аэропорта со Смитой. Он катил ее маленький чемодан.

— Все еще удивляюсь, что у тебя нет багажа, — сказал он. — Ты разве не знала, что индийцы путешествуют с чемоданами размером со стол? Это часть нашей культуры.

— За годы командировок привыкла ездить налегке, — оправдывалась Смита. Она встревоженно огляделась. — Тебя сейчас охрана задержит. Если не здесь, то у выхода.

Мохан щелкнул языком.

— Обо мне не беспокойся.

Они отошли от главного входа. Смита еще раз окинула взглядом его взъерошенные волосы, рубашку, прилипшую к телу из-за влажности.

— Мохан, спасибо за все, — сказала она. — Не знаю, что бы я без тебя делала.

Он молча смотрел на нее; его кадык подрагивал.

— Ну что, — наконец произнес он, — наверное, это все.

Мимо спешили другие пассажиры, а они стояли и смотрели друг на друга. В прошлый раз она улетала из Мумбаи двадцать лет назад, и в аэропорт их провожал Сушил. Тогда Смите не терпелось скорее улететь. Но сегодня она застыла и не могла пошевелиться; тело казалось глиняным сосудом, доверху наполненным горем. Одно неверное движение — и эмоции хлынут через край.

Мохан взглянул на часы.

— Тебе пора, — сказал он. — На таможне и контроле безопасности обычно длинная очередь.

Она взяла его за руку.

— Ты мне напишешь? Сообщишь, как продвигается оформление документов?

— Да.

— И… обещаешь не слишком грустить? Ради меня.

— Я справлюсь, — ответил Мохан и улыбнулся незнакомой саркастичной улыбкой. — Стоит выйти на работу, и мне будет некогда по тебе скучать.

— Вот и хорошо, — сказала Смита и притворилась, что поверила. — Вот и хорошо. — Она поцеловала его в щеку. — До свидания, мой Мохан. Я буду скучать.

Он коснулся щеки в месте поцелуя.

— До свидания. Береги себя. Позвони, когда будешь садиться в самолет. Я здесь подожду или на улице. Вдруг рейс задержат.

— Мохан, уже поздно. Тебе еще до дома добираться. Уезжай, не жди. Пожалуйста.

— Не говори глупости, йар. Я подожду, пока твой самолет не взлетит.

— Но какой смысл…

— Смита. — Он прижал палец к губам. — Индийская традиция. Не спорь. Иди.

— Пока. Я люблю тебя.

— Пока.

Расположившись в зале ожидания, Смита позвонила Мохану. Он не взял трубку. Неужели передумал и уехал? Она сбросила звонок и решила позвонить снова, когда пойдет в туалет. До вылета оставалось много времени. Но только она собиралась убрать телефон в сумочку, как он зазвонил.

— Извини, йар, — сказал Мохан, — меня выставили из аэропорта. И теперь я стою на улице, и тут со мной половина Мумбаи. Очень шумно, вот и не услышал звонок.

При мысли, что Мохан стоит там, в толпе, за ограждением, ей стало не по себе.

— У меня еще два часа до вылета, — сказала она. — Какой смысл ждать? Я прошла таможню. Все в порядке.

— Смита, в нашей семье принято ждать, пока самолет не взлетит. Что, если рейс задержат?

Она закатила глаза.

— Ладно. Я поняла, с тобой спорить бесполезно.

Они проговорили еще десять минут, а потом Смита ска-зала:

— Я пойду в туалет. Позвоню тебе перед вылетом, хорошо?

— Да, — ответил он. — Я люблю тебя.

— И я тебя.

Вернувшись в зал ожидания, Смита села напротив семьи с двумя детьми. Улыбнулась измученной матери, которая одна присматривала за двумя маленькими детьми, мальчиком и девочкой, пока муж прогуливался по залу, потягивался и лениво зевал. Женщина смущенно улыбнулась в ответ.

— Первый раз лечу в Америку, — с сильным акцентом сказала она по-английски.

— Красивые у вас дети, — проговорила Смита. — Сколько им лет?

— Сыну пять. А дочке два.

Смита кивнула и закрыла глаза; события дня дали о себе знать. Утром они повели Абру в висячие сады; там девочку заворожил танцующий медведь, обученный цирковым фокусам. Потом они вернулись в квартиру Зарины и оставили ей девочку. Женщина не скрывала своего разочарования и неодобрения и почти не разговаривала со Смитой.

— Счастливого пути, — натянуто произнесла она, провожая Смиту с Моханом в аэропорт.