Анаис Нин - Шпион в доме любви. Дельта Венеры
Она закричала так, как будто он убил ее, и откинулась назад. Баск встал, опьяненный и пылающий. Член его был по-прежнему тверд и покрыт красными пятнами. Теперь его соблазняла иностранка, вернее, ее одежда, пришедшая в беспорядок. Лица женщины он видеть не мог, ибо оно было скрыто ее окантованной юбкой. Господин лежал на Вивиан и был готов вот-вот проникнуть в нее, а женщина, задрав ноги, лежала на них обоих. Мужчина ухватил ее за ногу и потянул вниз, намереваясь взять. Однако она с криком вскочила и сказала:
— Я хочу только смотреть.
Она оправила на себе одежду, а господин в это время отпустил Бижу. Хотя одежда их была измята и сидела криво, они вежливо раскланялись и поспешно удалились.
Бижу осталась сидеть, смеясь своими длинными раскосыми глазами. Баск сказал:
— Мы их неплохо позабавили. Одевайся и пошли со мной. Я решил отвезти тебя ко мне домой. Я буду тебя писать и заплачу маман, сколько полагается.
И он взял ее к себе, и они стали жить вместе.
Хотя поначалу Бижу думала, что Баск будет держать ее исключительно для себя одного, скоро она поняла, что ошибалась. Почти все время он использовал ее как натурщицу, а по вечерам к нему всегда заходили в гости коллеги-художники, для которых Бижу готовила ужин. После ужина она получала распоряжение лечь на диван в студии. Баск тем временем беседовал со своими друзьями. Она просто лежала рядом, а он ее трогал. Гости не могли не обращать на них внимания. Его ладонь автоматически двигалась вокруг ее полных грудей. Сама Бижу не шевелилась и только приятно покорствовала. Он трогал ее платье так, словно это была ее кожа. Платья она всегда надевала очень облегающие. Он шлепал ее и ласкал, гладил по животу и вдруг принимался щекотать так, что она извивалась. Он расстегивал платье, извлекал одну грудь и говорил друзьям:
— Вы видели когда-нибудь такую грудь? Только взгляните!
Они и глядели. Один сидел и курил, другой делал зарисовки, а еще один говорил, но все они глядели на нее. На фоне черного платья ее совершенная по своей форме грудь смотрелась так, будто была высечена из древнего мрамора цвета слоновой кости. Баск пощипывал соски, которые от этого становились красными.
Затем он снова застегивал платье и проводил ладонью вверх по ноге, пока не добирался до подвязки.
— Не слишком ли ты ее перетянула? Дай-ка я проверю. Не останется ли следов?
С этими словами он приподнимал подол платья и осторожно снимал подвязку. Когда она поднимала ноги, гости видели над чулками ее гладкие ляжки. Потом она снова одергивала платье, и Баск продолжал свои ласки. Взгляд ее мутнел, словно она была пьяна. Однако из-за того, что теперь она жила с ним и находилась среди его друзей, Бижу старалась приводить свою одежду в порядок и скрывать каждую тайну в черных складках платья.
Она вытягивала ноги и стряхивала туфли. Оживленный свет, который струился из ее глаз и который не могли скрыть густые ресницы, как пламя проходил сквозь тела присутствующих.
Она знала, что в подобные вечера целью Баска было не возбудить ее, но помучить. Он бывал удовлетворен лишь тогда, когда видел по лицам друзей, что они находятся под впечатлением. Он открывал молнию на боку платья и просовывал туда руку.
— Сегодня на тебе нет трусиков, Бижу.
Все могли видеть, как рука под платьем ласкает живот женщины и направляется вниз, к ногам. Тут он останавливался и вынимал руку. Они следили за тем, как рука выскальзывает из-под платья и снова застегивает молнию.
В другой раз он попросил одного из художников одолжить ему еще теплую трубку. Тот дал. Баск сунул ее под юбку Бижу и прижал к срамным губкам.
— Она теплая, — сказал он. — Теплая и гладкая.
Бижу отпрянула от трубки, потому что не хотела, чтобы гости видели, что его ласки сделали ее влажной. Однако когда трубка была извлечена наружу, всем стало ясно видно, что она как будто побывала в грушевом соке. Баск передал ее обратно хозяину, который таким образом получил частичку женского аромата. Бижу боялась, не зная, что он придумает в следующий раз. Она сжала ноги. Баск курил. Трое друзей сидели вокруг дивана и вели бессвязную беседу, делая вид, будто происходящее не имеет ни малейшего отношения к их разговору.
Один из них рассказывал о художнице, которая заполняет галереи огромными радужными цветами.
— Не цветы это вовсе, — заметил тот, что курил трубку. — Это вульвы. Любому ясно. У нее это мания. Она пишет их в рост взрослой женщины. С первого взгляда кажется, что это цветочные лепестки, сердцевинка цветка, но потом ты обращаешь внимание на две неравные губки, тоненькую среднюю линию и волнистые краешки губок. Что она за женщина, если всегда изображает вульвы-гиганты, весьма красноречиво переходящие в вечно повторяющийся туннель, который становится все уже и уже, и возникает ощущение, как будто ты сам углубляешься в него? Все равно что стоять перед морскими растениями, которые открываются и засасывают все, что только им ни попадается. У них такие же волнистые края.
У Баска возникла идея. Он попросил Бижу принести его бритвенные принадлежности. Она послушалась. Она была рада получить возможность пройтись и стряхнуть с себя ту эротическую атмосферу, которую создали его руки. Он взял мыло, кисточку и начал взбивать пену. Заправил в бритву новое лезвие. Потом обратился к Бижу:
— Ложись на кровать.
— Что это ты надумал? У меня на ногах нет волос.
— Знаю. Покажи-ка.
Она вытянула ноги. Они и в самом деле были такими гладкими, что казались полированными. Они сверкали как изумительное старое дерево, гладкие, без единой волосинки, без выступающих вен, без огрублений кожи, без рубцов и метин. Трое мужчин склонились над ногами женщины. Когда та стала дрыгать ногами, Баск прижал их к своим брюкам. Потом он попытался задрать юбку, чему Бижу воспротивилась.
— Ты что делаешь? — снова спросила она.
Он все-таки задрал подол и открыл такой пышный кустик, что трое мужчин присвистнули. Бижу плотно сжимала ноги и прижимала ступни к брюкам Баска. Внезапно у него возникло такое чувство, как будто по его члену поползли сотни муравьев.
Он попросил троих друзей подержать Бижу. Сначала она попыталась вырваться, но потом поняла, что лежать тихо менее опасно, потому что он уже приступил и сбривает волосы с ее лобка. Начал он с живота, волоски на котором были тоненькие и блестящие. В этом месте ее живот образовывал нежный изгиб. Баск намылил ее, осторожно побрил и полотенцем стер волоски и пену. Она так плотно сжимала ноги, что мужчины не видели ничего, кроме ее волос, однако по мере того, как бритва Баска приближалась к середине треугольника, обнажался лобок. Холодное лезвие возбуждало ее. Она оказалась одновременно рассержена и возбуждена и твердо решила не показывать свое женское достоинство, однако бритье уже обнажало то место, где свод переходил в отверстие. Стала видна дырочка, мягкие складки кожи, окружавшие клитор, и край смуглых срамных губок. Бижу хотела вырваться, но боялась порезаться. Трое мужчин крепко ее держали, с любопытством склонившись над ней. Они думали, что Баск на этом и закончит, однако он велел Бижу раздвинуть ноги. Она ткнула в него ступнями, что возбудило его только еще сильнее. Он повторил:
— Раздвинь ноги. Там у тебя еще волосы есть.
Она была вынуждена подчиниться, и он начал осторожно сбривать волосы вокруг ее вульвы, где они были еще более тонкими и вьющимися.
Теперь стало видно все — длинные вертикальные губы, губки поменьше, которые при ее желании могли сами открываться. Однако Бижу вовсе этого не хотелось, и потому они видели только то, что находилось снаружи, губки были закрыты и преграждали путь.
Баск сказал:
— Вот теперь она похожа на картины той художницы, не правда ли?
Однако на картинах вульва была открыта, а губки раздвинуты, чтобы можно было заглянуть в бледное нутро, похожее на гортань. Этого она показывать не собиралась. Когда ее закончили брить, она снова сжала ноги.
Баск сказал:
— Я заставлю тебя раздвинуть ноги.
Он уже смыл мыло с кисточки. Теперь он принялся осторожно водить кисточкой по срамным губкам. Поначалу она только еще сильнее сжимала ноги. Головы мужчин опустились ниже. Ощущая членом ступню Бижу, Баск старательно обмахивал кисточкой губки и кончик клитора. Мужчины заметили, что она больше не в состоянии сжимать ягодицы и промежность и что под прикосновениями кисточки ягодицы и срамные губки чуть-чуть приоткрываются. Видно было каждое самое незначительное движение, потому что все волосы были сбриты. Губки разлиплись, и стал виден более светлый оттенок внутренней части ее лона, а она открывалась все шире и шире. Живот Бижу двигался в такт с лоном, поднимаясь и опадая. Баск еще сильнее навалился на ее извивающиеся ноги.
— Хватит, — умоляла она, — хватит.
