Уолтер Абиш - Сколь это по-немецки

Знаешь, когда я в тебя влюбилась? спрашивает она.

Нет.

Вовсе не при первой встрече. Нет. Это произошло, когда вы оба стояли рядом с машиной, позируя мне. Не знаю, почему. Но случилось это именно тогда. Это было так восхитительно.

Не пообедаешь ли ты завтра с нами? спрашивает он. Обедать? С тобой и Гизелой? Чего ради?

Не знаю. Я подумал, что это может быть забавно. Забавно? Ты ведь шутишь?

Нет. Конечно, нет.

Знаешь… иногда мне от тебя не по себе.

Эгон и Гизела.

Я собирался сказать тебе вчера вечером, говорит Эгон, я действительно влюблен в эту обложку.

Ты это серьезно?

Абсолютно.

Я так рада. Так рада.

Я тоже. Это мы.

Вот именно. Да. Это мы.

Что знает Эгон?

Эгон за рулем своего «мерседеса» со свистом несется по четырехполосному шоссе, которое с его точки зрения рассекает ландшафт надвое: пологие холмы, возделанные поля, а затем километры и километры густого, непроходимого хвойного леса. День клонится к вечеру, и навстречу им попадаются всего две или три машины. Эгону и сидящей рядом с ним Рите видны высокие сосны по обе стороны дороги, голубое небо над ними и время от времени просветы, просеки в лесу слева от них, в глубине которых ослепительно сияет заходящее солнце. Видна им, конечно, и приборная доска. Весьма успокоительно знать, что стоит чему-то пойти не так, как замигает красный предупредительный сигнал. Сигнал позволяет шоферу оценить повреждение и решить, остановиться ли и ждать помощи или тянуться на черепашьей скорости к ближайшей бензоколонке. Но, с учетом непредсказуемости жизни, приходит ли им в голову, что в любой момент кто-то за одним из этих деревьев может поддаться искушению и нарушить безупречность их ветрового стекла пулей, нарушить совершенство их путешествия, этой езды на высокой скорости, вынуждающей пассажиров увязывать свою любовь к природе, свою любовь к полям, пастбищам, холмам, деревьям и подчас петляющему среди них ручью или реке с постоянным и равномерным движением, уносящим бесконечным потоком все, что они любят, назад, выстраивая вполне подходящий, почти невидимый задник для их существования. Который опять же можно окрестить сразу и привычным, и совершенным.

Тебе понравится Хельмут, уверяет Риту Эгон. Мы вместе выросли. Ну и мэр. Он может быть очень забавным. Только держись подальше от его жены.

Что знает Рита?

И давно ли забивается в угол своей комнаты Гизела, интересуется Рита. Они с Эгоном завтракают у себя в гостиничном номере. Рита наблюдает, как Эгон намазывает мармелад на ломтик поджаренного хлеба. Чуть нахмурившись, он внимательно изучает тост, потом поворачивается к ней. Ее «лейка» лежит на каминной полке, кожаный ремешок свисает со скошенного мраморного торца. За открытыми окнами вид на маленькую городскую площадь. Знают ли они, что там видно? Кусочек романской церкви, лоскут голубого неба, а внизу на площади, перед домом приходского священника, продавщица цветов.

Интересно, почему, размышляет Эгон, меня привлекают только женщины, которые выше меня?

Давно ли забивается в угол Гизела?

Эгон, не скрывая раздражения. Да не знаю я.

Не знаешь?

Я не помню.

Не хочешь помнить.

Именно.

Тебе не кажется, что ей следует обратиться с этим к врачу?

Зачем? В своем углу она чувствует себя в безопасности.

Она знает, что мы здесь?

Здесь? Ты имеешь в виду, в этой гостинице? Здесь? Сейчас? Едва ли. Но знает ли она, что мы направляемся в Брумхольдштейн? Ну да, наверное. Скорее всего, она сумела соединить вместе все детали. Скорее всего, сообразила, что именно происходит.

Почему тебе просто ее не оставить?

Он смотрит на нее с непониманием. Надо же такое сказать.

Рита Тропф-Ульмверт фотографирует перед их отъездом гостиничный номер. Фотографирует незастеленную постель, в которой они спали, стол, на котором остались следы их завтрака, ванную, туалет, но подчеркнуто избегает фотографировать его хмурое подозрительное лицо. Со своей стороны, он, тщательно себя контролируя, воздерживается от вопросов о том, что она, собственно, делает. Какова, в конце концов, цель этого документирования? На этой стадии, если бы он мог, соблюдая приличия, а приличие здесь ключевое слово, изменить планы и вернуться домой, он бы так и поступил. Дело не в том, что он утратил интерес к Рите Тропф-Ульмверт, — он не утратит интерес к ней, пока она сохраняет хоть какой-то интерес к нему. Просто ему вдруг пришло в голову, что им манипулируют. Что не он захотел поехать в Брумхольдштейн, а она. Не он захотел повидать своего старого друга Хельмута, а она. Не он захотел навестить мэра, а она.

Сначала он принял ее заявление, что ей хочется посмотреть Брумхольдштейн, за чистую монету. Почему бы и нет? Мы можем съездить туда на следующий уик-энд. Сегодня же вечером позвоню Хельмуту. У него и остановимся. А переночевать можем в маленькой гостинице, которую я знаю. И она с восторгом: Да это будет просто здорово. Я бы с удовольствием несколько дней отдохнула.

О чем ты думаешь?

У меня в голове какая-то пустота, говорит он, заводя машину. Она оглядывается на гостиницу. Окна комнаты, в которой они останавливались, настежь распахнуты. Из одного из них за их отъездом наблюдает горничная.

Я не говорила тебе, спрашивает она, что встречалась несколько дней тому назад с Гизелой.

Нет.

Она позвонила мне и пригласила на ланч.

Приятно провели время?

Ну да, прежде всего мы большую часть времени обсуждали тебя, самодовольно сказала она.

Делились приятными впечатлениями?

Она рассказала, что ты ее бьешь. Она не поднимала по этому поводу особого шума. Просто хотела, чтобы я знала. Это так?

Ну конечно. Регулярно.

Нет. Изредка. Выходишь из себя и отвешиваешь ей оплеухи. Это правда?

Ты задаешь мне эти вопросы для следующей статьи в «Тrеие»?

Нам обязательно ехать так быстро? спрашивает она.

Ты ей веришь?

Может, остановимся где-нибудь на минутку, чтобы насладиться видом? Здесь так красиво. И когда он послушно останавливает машину, она обнимает его и с тщанием запечатлевает у него на губах поцелуй, поцелуй, который он принимает как символ веры.

Итак, с улыбкой спрашивает она, что ты хотел узнать?

Однажды после особенно сильного ливня мостовая перед булочной Карла-Майнца на Гейгенхаймер-штрассе в Брумхольдштейне просела, обнажив искореженную канализационную трубу. Подобное не может не случаться. Такое может произойти где угодно. На самом деле винить в этом некого. Во всяком случае, Отдел общественных работ не собирался ставить это кому-то в вину — первым делом оттуда на следующий день прислали на место аварии инспектора, ремонтную бригаду из четырех человек и большой грузовик с оборудованием. Они оценили причиненный ущерб, сверились со своими картами и планами, временно огородили участок, перекрыли движение по улице и проложили мостки, чтобы покупатели могли добраться до булочной. С чем они, по всей видимости, справиться не могли, так это со зловонием. Когда в школе закончились занятия, многие ученики, привлеченные миганием желтых сигналов, собрались там, чтобы посмотреть, что стряслось, и остались поиграть, к досаде хозяев булочной носясь взад-вперед по временной деревянной конструкции, что вела ко входу в их заведение. Хозяин булочной прикинул, не закрыть ли свой магазин. Из-за вони торговля пошла на убыль. Всем не нравились неудобства и запах, который, стоило открыть дверь, наполнял булочную. Когда на место прибыла младшая Гизела, владелец булочной стоял за стеклянной дверью, мрачно глядя на учеников. Дождь не прекращался.

Естественно, что в небольшом, четко функционирующем городе обо всем тут же доложили мэру, и после полудня он по долгу службы показался на месте происшествия. Осмотрел искореженную мостовую, лопнувшую трубу, отпустил своему помощнику несколько замечаний касательно запаха и, будучи опознан и отловлен владельцем булочной, с некоторой неохотой зашел к нему в магазин. Ну и история, сказал он жене хозяина. Но мы быстренько все это починим. Как говорят мои люди, они ожидали, что это может случиться. Ну а почему же, позвольте узнать, они ничего не сделали, чтобы это предотвратить?

Это замечание вызвало у собравшихся в булочной людей одобрительные кивки. Теперь, когда прибыл мэр, здесь оказалось множество народа.

Я говорил инспектору, что заметил трещины в мостовой, три недели тому назад. Я сообщил об этом, но никто так и не пришел, сказал хозяин.

И вот к чему это привело, откликнулся мэр. Завтра утром у меня на столе будет отчет. Я позвоню вам, как только узнаю, долго ли это продлится.

Если бы только они нас послушали, заметила жена булочника. Мы пару раз сообщали о трещинах. Я говорила мужу… подожди немного — увидишь… не успеешь оглянуться, как мостовая провалится, точно тебе говорю…