Олег Суворов - Красотки кабаре
– …В конце концов мне это удалось, – закончил Вондрачек, – и сейчас, как я уже говорил, он ждет нас у левого борта. Я вижу, вы почти закончили, но почему до сих пор нет вашей дочери?
– Не знаю, – отозвалась Эмилия, раскрасневшаяся от лихорадочных сборов. – Теперь мне и самой стало страшно.
– Где она может быть?
– Не знаю где, но зато абсолютно уверена – с кем. Помните, я вам говорила о Морисе Дане?
– Помню, – вздохнул Вондрачек. – Он-то и является одной из главных целей Сильверстоуна. А номер его каюты вам известен?
– Вы думаете, что она у него?
Эмилия так красноречиво посмотрела на комиссара, что тот слегка смутился и, чтобы скрыть это нелепое и неуместное в данных обстоятельствах смущение, с досадой воскликнул:
– Сейчас не время строить предположения, нам надо срочно найти вашу дочь!
– Но я не знаю, где каюта Мориса, – растерялась Эмилия. – Я никогда не спрашивала Берту, была ли она у него в гостях…
– Ладно, тогда ждите меня здесь. – И комиссар с тяжелым вздохом поднялся с места.
– Куда вы?
– Искать вашу Берту.
Было уже далеко за полночь, а потому на пароходе царила сонная тишина. Никем не замеченный, комиссар быстрым шагом миновал ряд коридоров, в которых горел приглушенный свет, дважды поднялся и спустился по трапу и наконец оказался в том отсеке «Бретани», где находилась капитанская каюта.
И вновь интуиция подсказала ему, что надо соблюдать все меры предосторожности. Когда Вондрачек, затаив дыхание, уже подкрадывался к двери каюты капитана Гильбо, он вдруг услышал позади себя сдавленный шепот – кто-то окликал его по имени. Обернувшись, комиссар узнал того самого старого еврея, который учил его испанскому языку. Он осторожно выглядывал из полуоткрытой двери своей каюты.
– Что-нибудь случилось, господин Вондрачек?
– Все в порядке, господин Штаерман.
– А почему вы крадетесь на цыпочках, как, я извиняюсь, кот, который только что стащил у кухарки кольцо краковской колбасы…
Краем глаза комиссар Вондрачек успел заметить, что ручка двери капитанской каюты начала поворачиваться. Прежде чем дверь успела открыться, Вондрачек проворно втолкнул изумленного Штаермана в его собственную каюту, втиснулся сам и быстро прикрыл за собой дверь.
– Доброй ночи, господин Вондрачек! – хором, но шепотом приветствовало его все семейство Штаермана – юный племянник, некрасивая тридцатилетняя дочь и старая, усатая фрау Штаерман. Все они, уже раздетые, лежали в своих койках и внимательно рассматривали комиссара.
– Тсс! – Вондрачек прижал палец к губам, а сам приник ухом к двери каюты. В коридоре раздавались тяжелые шаги – судя по всему, это шли трое взрослых мужчин. Дождавшись, пока они минуют каюту Штаермана, Вондрачек слегка приоткрыл дверь и высунул в коридор руку с зажатым в ней зеркальцем, которое по старой привычке всегда носил с собой: иногда для того, чтобы полюбоваться на свои усы, а иногда – чтобы иметь возможность незаметно бросить взгляд на то, что творится за его спиной. Сцена, что отразилась в этом зеркальце, была более чем красноречива – даже со спины Вондрачек легко узнал капитана Гильбо, который шел в сопровождении Сильверстоуна и еще двоих человек, вооруженных автоматами.
«Я опоздал, – обреченно подумал Вондрачек, прикрыв дверь и устало привалившись к ней спиной, – этот проклятый англичанин опередил меня и уже начал действовать… Я не успел предупредить Гильбо, не успею и поднять переполох – меня тут же пристрелят. Но одно я еще могу успеть – это спасти тех женщин, за которыми и явился…»
– Господин Вондрачек, вы нам не скажете, что происходит? – терпеливо выждав какое-то время, поинтересовался господин Штаерман. – Может быть, нам всем грозит опасность?
– Нет, ничего, – пряча глаза, ответил комиссар. – Все в порядке, можете спать спокойно… Доброй ночи.
Чувствуя себя последним негодяем, Вондрачек покинул каюту Штаерманов и осторожно, таясь за каждым поворотом, стал пробираться обратно. В один из таких моментов, когда он уже находился в коридоре второй палубы, его слух неприятно поразил приглушенный звук, донесшийся откуда-то снаружи, со стороны моря. Вондрачек замер и, не веря своим ушам и боясь ошибиться, прислушался. Нет, этот омерзительный скрежет невозможно спутать ни с чем другим!
Перестав таиться, комиссар бросился к каюте Эмилии.
– Где Берта? – запыхавшись, спросил он, едва открыв дверь и ввалившись внутрь.
– Как, вы ее не нашли? – удивилась Эмилия, сидевшая на койке рядом с двумя чемоданами.
– О Боже! – простонал Вондрачек, падая без сил на соседнюю койку, принадлежавшую Берте. – Все пропало! Ну где может пропадать эта несчастная девчонка!
– А что случилось?
– Пароход захвачен агентами нацистов и в данный момент уже поднимает якорь.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Ты делаешь мне предложение?
– Да, я люблю тебя и делаю тебе предложение!
За этими словами последовал нежный поцелуй, после которого возникла очередная завораживающая пауза.
Сразу после ужина Берта приняла приглашение Мориса и спустилась в его каюту. Они были слишком счастливы, преисполнены надежд и трогательно нежны друг к другу, чтобы желать в этот вечер чего-то большего, а потому просто сидели на его постели, тихо перешептывались, приглушенно смеялись и время от времени, словно ныряльщики, набравшие в грудь побольше воздуха, погружались в эти долгие, томительно-сладостные поцелуи.
– И ты не откажешься жениться на мне, если узнаешь, кто мой отец? – спросила Берта.
– А кто твой отец?
– Нет, ты сначала ответь на мой вопрос.
– Глупышка, – пробормотал Морис, целуя ее в щеку, с которой предварительно сдул разметавшиеся пряди мягких волос, – ну конечно же нет. Я люблю тебя, и мне очень симпатична твоя мать – фрау Лукач. Какое мне дело до твоего отца, которого я знать не знаю? Но кто же он?
– Полковник вермахта!
– Кто?!
Берта тревожно посмотрела на Мориса.
– Ты же обещал!
– Нет, нет, разумеется, – растерянно пробормотал он. – Но ведь ты сама говорила, что твоя мать – наполовину еврейка. Каким же образом могло так получиться? Нет, если не хочешь, можешь не рассказывать…
– О, это долгая история. Мой отец ухаживал за моей матерью еще до Первой мировой войны, когда он был лейтенантом австрийской армии. Они встретились снова в 1918 году, после чего стали жить вместе. Через два года родилась я, а еще через три года отец увлекся идеями нацистов. Тогда моя мать тайком собрала вещи, и мы с ней уехали во Францию.
– И больше ты его не видела?
– Видела. В мае этого года он отыскал нас во Франции – мы жили тогда в Бугенвилле. Я сразу узнала его, хотя не видела больше пятнадцати лет, а он был в немецком мундире, – узнала, но сделала вид, что не узнаю. Тем же вечером мама ушла из дома, а вернулась только на следующее утро. Через три недели мы оказались на «Бретани». Мама ничего мне не говорит. Она бережет меня, а я берегу ее – мне кажется, что она до сих пор любит отца. Слушай, – Берта порывисто приподнялась на краю постели, – пойдем к нам и все ей расскажем.
– Как, прямо сейчас?
– А что такого?
– Но уже поздно – первый час ночи.
– Ерунда, она все равно, не спит, дожидаясь моего возвращения. Идем?
Морис улыбнулся и пожал плечами.
– Идем.
В этот момент откуда-то снаружи послышался приглушенный лязг железа. Звук был дальний и за свистом ветра почти неслышный.
– Что это? – Морис, натягивая пиджак, на мгновение остановился.
– Какая разница, – нетерпеливо заметила Берта. – Идем же, идем.
Через десять минут, быстро миновав пустые коридоры, они спустились на вторую палубу.
Берта вихрем ворвалась в свою каюту, таща за собой Мориса. Ворвалась – и удивленно застыла, увидев заплаканное лицо матери. Эмилия сидела на постели, неумело держа в руках револьвер.
– Что с тобой, мамочка? Что-нибудь случилось? А откуда у тебя это?
Револьвер был оставлен комиссаром Вондрачеком, который покинул каюту всего за несколько минут до прихода Берты. До последнего мгновения он колебался, а затем, поняв, что «Бретань» вот-вот тронется с места, виновато пробормотал: «Это последнее, что я могу для вас сделать, мадам. Прощайте!» – поцеловал потрясенную всем происходящим Эмилию и поспешил к своей лодке.
– Мамочка, очнись! – продолжала тормошить ее Берта. – Почему ты плачешь? Смотри, я привела к тебе Мориса. Мы решили пожениться.
– Что? – Эмилия подняла на дочь заплаканные глаза и страдальчески улыбнулась.
– Мы решили пожениться! – решительно повторила Берта. – Ну же, скажи нам хоть что-нибудь!
– Поздно!
Глава 9.
Пароход смертников
Первое, что осознавал каждый проснувшийся поутру пассажир «Бретани», – это то, что он находится на движущемся судне. Одного взгляда в иллюминатор было достаточно, чтобы понять: корабль вышел в открытое море и плывет на всех парах. Большинство тех, кто высыпал на палубы, залитые лучами яркого тропического солнца, находились в состоянии радостного возбуждения – томительное для всех пребывание на гаванском рейде наконец-то благополучно завершилось. Мысль о возвращении в Европу казалась настолько дикой, что высказывавших ее пассажиров попросту отказывались слушать.
