Дмитрий Тростников - Знаменитость
— А по-моему, он не станет договариваться, — еле сдерживаясь, возразил я. — Он меня прирежет сразу. Помнишь, как он Витьку зарезал в Гатчине?.. Или забыла?
— На могиле Алеши ему будет легче тебя простить. Воры любят красивые жесты, — рассуждала Ева, никак не отреагировав на упоминание Витьки. — А потом, ты все-таки недооцениваешь и степень моего влияния. А я — гораздо больший твой друг, чем ты думаешь.
Пользуясь тем, что на нас никто не смотрел, она ладошкой, которой все время теребила лацкан пиджака, скользнула по моему боку, затем вниз по животу и крепко, ощутимо взяла меня за промежность. Я даже вздрогнул, не ожидая от себя такой реакции. Все-таки Евка была конченой стервой.
— Если я принесу запись, то смогу пройти на похороны? — понял я.
Она кивнула, с явной неохотой отпуская то, за что держалась. Но в комнату уже зашел Василич с какими-то людьми.
— Все решено, прощание до обеда, а в четыре — уже на кладбище, — объявил он. — Оркестр приедет к двум…
— Никакого оркестра! — возмутилась Томашевская, возвращаясь к роли безутешной вдовы. — Пусть звучат песни самого Алеши. Лучшее из его блатного репертуара! Колонки установим на крыше машины.
— Алеша этого всегда боялся — что у него на похоронах будет блатняк играть! — ужаснулся я. — Он «Лебединое озеро» хотел, — вспомнился мне наш летний разговор у пивнушки.
— Это не обсуждается! — отрезала Ева категорически. — Авторитетные люди попросили…
— Кто платит, тот и заказывает музыку, — пробормотал я.
Томашевкая обернулась ко мне уже с совершенно иным выражением глаз.
— Верни пленку, солнце мое, — стальным тоном посоветовала она. — Верни, и всем хорошо будет…
Разговор был закончен. И я поспешил покинуть квартиру. Старкова ждала меня на лестничной клетке, тоже, очевидно, ни секунды не желая оставаться в этом угрюмом помещении. Но отойти далеко от подъезда нам не удалось.
— Какие люди! — вместо приветствия радушно улыбнулся поджидавший во дворе Валет. — А я тебя заметил краем глаза… Правда, что вы с покойным Алешей успели какой-то особенный концерт записать?..
«Ну, откуда этот-то знает?» — опешил я. Казалось бы, никто не мог знать, что мы творили, закрывшись в нищем мирке квартиры Ёсифа. Однако, получалось, что слухи уже вовсю гуляли по городу. И все заинтересованные стороны уже знали — что к чему.
— Ты, гляжу, на повышение пошел? — тоже без особых церемоний спросил я.
— Переведен в идеологический отдел обкома партии! Должностешка мелкая, зато какой круг общения, связи! — Валет не без гордости продемонстрировал свое расстегнутое, «обкомовского» покроя пальто, прежде чем заправить поглубже модный шелковый шарф. — Начальство мое нынешнее — даже не полубоги, а настоящие боги! Нет такого, чего они не могут себе позволить! Представляешь? Они могут все! Перспективы для меня открываются сумасшедшие, надо только завоевать доверие… Слушай, старик, очень кстати мы встретились…
Он с каким-то оценивающим интересом посмотрел на меня. «Слетелись стервятники, дня не прошло», — поневоле подумал я. Не трудно было угадать, что требуется от меня этому так называемому другу.
— Шеф мой всегда неровно дышал к песням этого вашего Алеши Козырного. У него пленок штук двадцать хранится в задней комнате при кабинете, — со смешком поведал Валет. — Я вот что хочу предложить. Ты ведь все равно сам распространять этот альбом не сможешь. Тут такие люди и такие интересы вокруг этого завертелись — тебя сразу в бараний рог скрутят, и не заработаешь ничего. А мой шеф счастлив будет такую пленку заполучить. Я предлагаю к моему шефу под крыло попроситься! Сам Дато у него на побегушках.
— А с Бесом твой шеф тоже справится? — поинтересовался я. — А то ведь он тоже свои права предъявляет.
— Везде этот уголовник лезет, — искренно сморщился Валет. — Всем он надоел, всем напакостить успел… Кстати, могу подсказать и поспособствовать, как от него избавиться, — понизил голос Валет. — Есть кое-какие любопытные документики на него. Если их блатным показать — Бес покойник сразу. Кстати, Дато тоже на похоронах быть обещал… Мой шеф может эти документы запросить, как только ты ему пленочку подгонишь!
— Меня без пленки на похороны не пустят, — буркнул я. — Да и твой Дато перед Бесом дрейфит. Я это уже видел один раз.
Больше разговаривать с этим начинающим партийным лизоблюдом было не о чем, да и не хотелось.
— Какие они все сволочи! — потихоньку сказала Старкова.
— Подумай! Только быстро, — Валет сделал вид, что не расслышал ее замечания, и попрощался небрежным жестом.
Мы с Машей поспешили выбраться на набережную Невы. Но, словно по заказу, вышли там, где на другом берегу реки виднелись знаменитые «Кресты». Следственный изолятор № 1 всесоюзной системы исправительно-трудовых учреждений. Я отвел глаза в сторону.
А может быть, и не стоило? Ведь если бы не опасность нарваться на нож Беса и не угроза сесть уже через пару недель за эту самую красную кирпичную стену «Крестов» — о чем бы я думал? О двух лучших друзьях, которых я потерял одного за другим в считанные дни. (Я старался думать, что потерял их, а не угробил собственными руками). Ведь если бы летом я не затеял эту канитель с записью — наверное, все были бы сейчас живы? Я еще раз вспомнил, как мы в июне стояли с Алешей перед пивным ларьком. Он в перепачканном белом костюме сдувал тополиный пух с краешка пивной кружки и улыбался. И сердце так заныло! Это ведь происходило где-то здесь, в нескольких кварталах? Как же это могло все так случиться? Разменять две жизни на моток магнитной пленки с двумя десятками песен. Не стоило оно того…
Я еще раз искоса бросил взгляд на Старкову. На своего последнего друга, который остался у меня от этих бешено промчавшихся дней. Какая она все-таки красивая! И она бросится отговаривать, чтобы я не делал то, что решил. Между тем, присутствие на похоронах Дато и его молодчиков могло помочь одолеть Беса. Но даже с учетом этого обстоятельства, в моем плане было слишком много слабых мест. В этом я не обманывался.
Но ситуация упрощалась тем, что времени на колебания у меня не оставалось. Его было ровно столько, сколько шагов до ближайшего телефона-автомата.
Сняв трубку, я набрал номер КГБ, который давал мне отец.
— Это Климцов. Помните, я говорил, что подпишу ваши бумаги, если получу документы на Беса? Я точно знаю, такие документы есть.
С той стороны какое-то время длилось молчание.
— Видишь ли, Сережа, — выговорил наконец Соколов. — Ситуация изменилась. Объект, который нас интересовал в первую очередь — умер. И, соответственно, цена сотрудничества с тобой упала.
— Бес слишком многим надоел, всем напакостить успел, — повторил я тезисы Валета. — При таких делах вряд ли он долго проживет. Вам скоро не с кем будет работать…
Я даже удивился собственной наглости.
— Такие решения все равно требуют согласования с руководством, — ответил чекист.
— Мне эти документы нужны сегодня в четыре часа, на похоронах Алеши Козырного, — поставил я свое условие.
— Мои люди будут присутствовать на этом мероприятии. И я там буду. Сможем поговорить, — кгбшник повесил трубку, дав понять, что последнее слово в любом случае остается за ним.
— Что так смотришь? — повернулся я к стоявшей рядом и слышавшей разговор Старковой. — Осуждаешь?
Может, я даже и хотел, чтобы она отвернулась и ушла. С этой минуту одному мне будет легче.
— Уж точно не восхищаюсь, — пожала плечами Маша.
— Я же тебе обещал, что не пойду на Беса врукопашную, — напомнил я. — Пусть бандиты сами с ним разберутся. Другого случая уже не будет. А запись нашего концерта для них будет приманкой…
— Что-то я не знаю ни одного человека, которого бы осчастливило сотрудничество с КГБ, — покачала головой Старкова, но не ушла.
А время начало последний отсчет. Я уже знал, какой сюрприз устрою с пленкой. Нести ее в руки Бесу я не собирался. Пусть меня убьют, но последний концерт Алеши не достанется подонкам. Поэтому надо было успеть подготовить фальшак — переписать начало, первую песню на пустую бобину. Она станет пропуском на похороны. Даже если захотят проверить и начнут прослушивать — не сразу поймут, что я дал пустышку.
На раздумья и колебания не было времени. Как только мы добрались до квартиры Есифа, пока делалась короткая перезапись, я тайком обшарил ящик с инструментами, стоявший в прихожей. Там у бывшего скрипача для каких-то домашних надобностей валялся увесистый молоток с длинной рукояткой. Я стащил его и приладил себе в рукав. К сожалению, вероятность, что все пойдет не так, как я рассчитываю, была слишком велика. Тогда эта железяка станет последним средством на крайний случай. Вряд ли она поможет спастись, но, по крайней мере, она даст мне шанс на один хороший удар. Впрочем, если честно — я знал, что шансов у меня нет вовсе. А потому лихорадочно придумывал предлог, как бы спровадить Машу. Чтобы ее не оказалось рядом, когда все начнется. Но пока ничего не приходило в голову.
