Себастьян Фолкс - Там, где билось мое сердце
Многолетний добровольный целибат был нарушен оплаченными ласками китаяночки из Сохо, в «апартаментах» на Греческой улице. Как я и ожидал, грязный закуток на втором этаже не имел ни малейшего сходства с комнаткой в Поццуоли. После того визита мне понравилось получать удовольствие за наличные. Я был сыт по горло одержимостью, безнадежными грезами о возлюбленной. У меня появилась приятельница на Бейкер-стрит, я к ней захаживал, но, к сожалению, она в меня влюбилась. И уже готова была сама приходить ко мне на всю ночь, бесплатно. Я тоже начал к ней привязываться, думал о том, чем бы ее порадовать. Нам пришлось расстаться, потому что она перестала быть для меня «посторонней». В клубе я как-то познакомился с одной португалкой и на протяжении полугода навещал ее раз в неделю. Потом меня испугало, что я жду этих свиданий слишком нетерпеливо. К тому моменту, когда я встретил Аннализу, мне стало ясно, что плотская тяга, как и любовная, чревата непредсказуемыми последствиями. Влечение может иссякнуть, и тогда, как это ни печально, отношения приходится прекращать. Но ведь случается и так, что вожделение становится все острее, и ты, как жалкий наркоман, топчешься на пороге, мечтая скорее получить дозу наслаждения. Если выбирать между ручейком страсти и бурным потоком, я бы выбрал ручеек, так проще жить. После Луизы Аннализа была первой, к кому я испытывал не просто симпатию, а нечто большее. Но в момент выяснения отношений я даже не попытался ее остановить и отпустил без всякой борьбы.
После я старался заставить себя относиться к сексу не как к органичной части безумной любви или безудержного плотского влечения, а как к обыденной естественной потребности, отчасти комичной. (Кульминацией моего «тренинга» стал дивертисмент с вызовом проститутки в нью-йоркскую квартиру Йонаса Хоффмана.) Напрасные старания. Я вел себя как глупец, который решил залечить свои душевные раны удобной ложью. Якобы любовь – это результат сбоя в функционировании нервной системы или, как сказал бы философ, категориальной ошибки.
В десятых числах января я оказался в одном весьма престижном клубе, куда меня пригласил Тим Шортер. Сам я, как вы понимаете, в клубах не состою, но несколько раз бывал на прощальных вечеринках или приемах в честь публикации чьей-нибудь книги. Требования протокола я знаю, поэтому надел костюм и галстук. В таком вот парадном виде вышел из метро на Пикадилли-сёркус и по Джермин-стрит, где все витрины пестрели стикерами, сулившими грандиозные скидки, прошел к площади Сент-Джеймс, по пути заскочив в Лондонскую библиотеку, чтобы вернуть роман Перейры. Потом мне нужно было пройти по улице Пэлл-Мэлл до клуба, чей фасад из белого известняка чернел пятнами от машинных выхлопов.
– Мистер Шортер? Да, он здесь. В карточном зале, – сообщил сидящий в будке швейцар. – Вторая дверь справа.
За дверью был зал с ковровым покрытием и с баром в дальнем конце, мебель – будто взята напрокат в компании по устройству банкетов. Я осмотрелся и увидел, что из бара ко мне направляется какой-то господин.
– Доктор Хендрикс? Это я, Тим Шортер. Спасибо, что пришли. Промочите горло перед ланчем?
Ему было лет шестьдесят пять, серый костюм, полосатый галстук. Держался Шортер с несколько нервозной бодростью. Чувствовалось, что он придерживает для меня какой-то сюрприз. Притащив из бара стаканчик хереса и серебряную тарелочку с арахисом, он поставил их на середину каминной доски. В старинный камин был вмонтирован нагреватель, стилизованный под старину.
– Как хорошо, что вы пришли. Получили тогда мое первое сообщение? Это было в сентябре. – Он поправил дужку очков указательным пальцем.
– Как раз в сентябре я довольно долго отсутствовал.
– Понимаю. Я предполагал, что вы человек очень занятой. Надеюсь, что вы не сочли мой неожиданный звонок бестактным? Телефон мне дали в справочном бюро.
– Разумеется, нет. Никоим образом.
– А вдруг. Дальше программа такая: поднимаемся наверх в ресторан. Я заказал столик на двоих, чтобы можно было спокойно поговорить. Вы долго сюда добирались?
Я осмотрелся. За столами сидели исключительно мужские компании, каждая из трех-четырех человек. Приятели. Иногда из-за столов раздавался громкий хохот, но чувствовалось, что это именно приятели, а не друзья. У меня возникло ощущение, что я здесь сегодня самый молодой.
Пора было отправляться в ресторан.
– Идемте. Я покажу куда, – сказал Шортер.
Лестница была покрыта синим ковром с гербовыми лилиями. Официантка в форменном платье и белом фартучке проводила нас к столику у окна, видимо, предназначенного для важных персон.
– Клуб славится фирменным жарким из разных сортов мяса, но выбор за вами. Суп у них обычно превосходен. Рекомендую.
Шортер сдвинул очки на лоб и стал изучать меню. Посовещавшись вполголоса с сомелье, выбрал испанское вино из погребов Риохи.
– Ну вот, все в порядке, – сказал он, откинувшись на спинку стула и потирая руки.
– Благодарю вас.
Он стал крошить пальцами булочку, лежавшую на тарелке.
– Не стану больше испытывать ваше терпение. Я хотел бы рассказать вам об одной особе, полагаю, хорошо вам знакомой. Она серьезно больна.
– Кто это?
– Полагаю, вы познакомились с ней во время войны. Если я не ошибаюсь, вы были в Италии?
– Был, примерно год.
– Я так и знал… Курортник.
– Простите?
– Мы вас так называли. Тех, кто избежал высадки в Нормандии. Кому удалось отправиться на римские каникулы.
Мне вспомнился Роналд Суонн, скончавшийся от множественных ран, Дональд Сидвелл, убитый в горах под Флоренцией. Первая рота, полностью уничтоженная. Носилки, на которых доставили в «дортуар» рядового Холла, точнее, то, что от него осталось…
– Продолжайте, – сказал я.
– Она работала в представительстве Красного Креста, вы могли там встретиться. Она итальянка. Зовут Луиза. Девичью фамилию, пожалуй, не вспомню. Нери, кажется. Так вот, она была женой моего брата Найджела.
Я отхлебнул вина из погребов Риохи, стараясь сохранить невозмутимый вид.
– Не знаю, что вам известно, что нет. После войны вы поддерживали с ней связь? Переписывались?
– Нет. Мы познакомились летом сорок четвертого. С Луизой, с ее сестрой и с одной американкой. Я был в отпуске, восстанавливался после ранения в плечо. – Я слышал свой голос, безучастно излагавший факты. – Луиза вернулась в Геную, ей надо было ухаживать за раненым мужем, который воевал в партизанском отряде. А я снова отбыл в батальон. Вот, собственно, и все. У меня ни адреса не осталось, ни номера телефона.
На душе было муторно, оттого что в нашем разговоре с этим самым Тимом звучало имя Луизы, все три слога, словно так и надо. Было обидно и досадно, что Луиза имеет какое-то отношение к этому заурядному типу.
– Да, ее первый муж был героем войны. Италия им гордится. Спасибо, Майя, пахнет очень аппетитно.
Официантка поставила передо мной тарелку с тушеными креветками. Сбоку от креветок лежал ломтик лимона и ажурный, весь в рюшах, лист салата. Расстояние до тарелки такое огромное, пожалуй, я не смогу до нее дотянуться…
– Продолжайте, – снова выдавил из себя я.
– Найджел в начале пятидесятых работал в Британском консульстве. Работенка непыльная, предупреждать вновь прибывших соотечественников, чтобы не втыкали английскую вилку в местную розетку без специального переходника и прочее в том же духе. Короче, в один прекрасный день он встретил Луизу и втюрился по уши.
– А что случилось с ее первым мужем?
– Умер во время войны. Отчаянный был малый. Там у них такие бои разыгрывались, адские.
– Мне ли этого не знать. А когда он умер?
– Точно сказать не могу. Ведь мы с Луизой не были знакомы, пока она не вышла замуж за Найджела, а поженились они, кажется, в пятьдесят пятом. Чудесная была церемония. Скромная и достойная. В деревушке рядом с городом под названием Специя. Говорите, вы были знакомы с ее сестрой?
– С Магдой.
– Она тоже была на свадьбе. Очень симпатичная девушка, но до Луизы ей, конечно, далеко. Старина Найджел умел находить общий язык с представительницами прекрасного пола.
– И как у них было потом? Все хорошо?
– А чего ж могло быть плохого? Поженились, троих детей вырастили. По миру поездили, такая у Найджела была служба. Больших высот в дипломатии он не достиг. Нет, не достиг. Да он сам про себя говорил: «До больших высот такому простофиле никогда не добраться».
Мне удалось подцепить вилкой пару креветок и сунуть в рот. Проглотив, я спросил:
– А что вы делали во время войны?
– Служил в Королевском флоте. Конвои через Атлантику водил. Как креветки, что-то с ними не так?
– Нет-нет. Спасибо. Очень вкусно… Просто днем я почти не ем. Я правильно понял, что ваш брат умер?
– Да, он нас покинул. Увы. Два года назад, Инсульт. У брата всегда было высокое давление. Но он наплевательски к себе относился, такая, знаете ли, беспечность.
