Фред Стюарт - Век
— О да, конечно.
— Поэтому он послал к вам меня. Если бы вы могли предоставить мне выбор камней, я бы отвез их министру, разумеется, вместе с одним из ваших людей. Он примет решение сегодня во второй половине дня. Министр заинтересован в бриллиантах высшего качества, естественно. Как это у вас правильно называется — чистой воды?
— Верно.
— Министр желал бы заплатить в фунтах стерлингов и готов выложить за камни до двадцати тысяч фунтов.
— Я буду безмерно счастлив оказать услугу министру, полагаю, мы сможем показать ему несколько самых красивых камней в Европе. Он не уточнил, какую форму камней предпочитает?
— Мистер предпочитает «маркизу»[56].
— Простите, синьор. Я покину вас на минутку.
Паоло поднялся и вышел из офиса. Во внутреннем кабинете он обратился к своей секретарше:
— Позвоните в министерство внутренних дел. Проверьте, есть ли у министра секретарь с такой фамилией. — Он вручил ей визитную карточку Бассано, потом подошел к сейфу, чтобы подобрать камни. Паоло не сомневался, что Бассано не лжет. Он знал, что Италия полностью зависит от британского угля, что правительство платит миллионы за соответствующие поставки его и что именно синьор Пикьятелли, министр внутренних дел, руководит этими закупками. Несомненно, синьор Пикьятелли получал взятки от английских поставщиков, а может, он даже занимался тайными спекуляциями, используя огромные фонды, находившиеся в его распоряжении. В любом случае у него наверняка скопилось немалое количество фунтов стерлингов, которые он жаждал обратить в драгоценные камни, легко вывозимые за границу. И камень, который он сейчас купит, вне всякого сомнения, будет заперт в ячейке какого-нибудь банковского сейфа. Возможно, швейцарского. Шансы на то, что он украсит собой руку жены министра, были ничтожны.
Паоло Монтекатини и раньше продавал ювелирные изделия членам правительства. Он знал, что Италия так уж устроена. Как итальянец Паоло Монтекатини считал коррупцию прискорбным явлением. Но как деловой человек он не собирался терять источник дохода.
Они поужинали в маленьком ресторанчике на пьяцца дель Пополо. Нанда Монтекатини была очарована Фаусто; ничто в его речах не свидетельствовало о той ужасной репутации, которую он имел в Риме. Ее мать была потрясена, когда он пригласил Нанду на ужин, и настаивала на том, чтобы сопровождать их. Нанда устроила сцену, заявив, что дуэньи сейчас не в моде. Ее отец, Паоло, очевидно лелея надежду на брак своей дочери с сыном княгини Сильвии, поддержал Нанду, поэтому ей было разрешено поехать ужинать с Фаусто без эскорта.
Ее неудержимо притягивала великолепная животная сила, чувствовавшаяся в Фаусто, но она была воспитана в строгих правилах. Поэтому, когда он обнял ее на заднем сиденье такси, она подумала, что мать, скорее всего, была права.
Нанда позволила ему поцеловать себя. Однако, когда его рука скользнула вниз, она перепугалась.
— Не надо, — прошептала она.
— Замолчи.
— Фаусто, пожалуйста!
Таксист, услышав шум, обернулся:
— Эй, только не в моем такси!
— Поезжай, — приказал Фаусто.
— Но куда? Вы же не назвали адреса!
— Просто не останавливайся. Получишь хорошие чаевые.
Таксист пожал плечами и повиновался.
Нанда поняла, что с ней происходит немыслимая вещь: он пытается изнасиловать ее прямо в такси. Его руки пытались под юбкой стянуть с нее трусики. Она начала колотить его кулаками по голове, но это не помогло. Тогда Нанда ударила его коленом, и Фаусто, взвыв от боли, сполз на пол и застонал.
— Черт возьми, мне не нужно убийств в моей машине! — закричал таксист. — Ладно, ты можешь поупражняться с ней, но не убивай!
— Отвезите меня домой, — сказала Нанда, пораженная собственным хладнокровием. — Бульвар Бруно, дом шестнадцать.
Фаусто медленно заполз на сиденье машины.
— Ну подожди, — прошипел он, — я запомню это.
— Ты отвратителен, — сдавленным голосом произнесла она. — Ты именно такой, как они о тебе говорят, — свинья! Я не хочу больше видеть тебя.
Фаусто съежился в углу, все еще потирая ушибленное место, и не отрывал от нее глаз, теперь он желал ее еще больше. Ему не было стыдно за свое поведение, его просто приводил в ярость собственный просчет. Ему говорили, что еврейские девушки — большие любительницы такого рода развлечений. Очевидно, это было не так.
— Я прошу прощения, — сказал он, — это больше не повторится.
Нанда молчала. Она сидела прямо, вцепившись в свою шиншилловую накидку, и глядела в окно машины.
— Ты поужинаешь со мной завтра вечером? — спросил он.
Она не ответила.
— Я заеду за тобой в семь часов.
Молчание.
— Я поведу тебя в «Гранд», поэтому надень свое лучшее платье.
Нанда взорвалась:
— Если у тебя хватит наглости приехать ко мне домой, тебе придется взломать дверь, чтобы попасть внутрь!
— Хорошо, — ухмыльнулся он, — я взломаю дверь.
Она едва сдерживала гнев, но про себя подумала, что в его нападении на нее было что-то ужасно возбуждающее. Да, это было отвратительно, оскорбительно, унизительно, но…
— Тебе не надо будет взламывать дверь, — наконец произнесла она.
Нанда снова повернулась к окну, ненавидя себя за то, что поддалась тому, что было самой примитивной частью ее натуры. Но, к сожалению, и самой сильной…
— Благословите меня, отец, ибо я согрешил, — сказал священник Антонио Спада, сидевший в напряжении в темной исповедальне Сикстинской капеллы. Через решетку он смутно видел ястребиный профиль кардинала дель Аква. После того как Антонио провел несколько мучительных ночей в своей крошечной комнате во Дворце Ватикана, он попросил его преосвященство принять его исповедь. Старик согласился сделать это, хотя просьба Антонио привела его в замешательство.
Как он и обещал княгине Сильвии семь лет назад, кардинал взял Тони под свое покровительство после того, как тот закончил курс семинарии и принял духовный сан. Почти не скрывая своего расположения к Тони, кардинал ввел его в число своих приближенных. Он давал ему различные поручения, которые тот добросовестно, а порой и блестяще выполнял. До сих пор не было и намека на какие-либо осложнения, по крайней мере насколько было известно кардиналу. И вот теперь эта просьба принять от него исповедь…
Кардинал поправил наплечник и подождал, пока Тони начнет исповедоваться.
— У меня были похотливые мысли, — наконец вымолвил Тони. — Я молился и пытался очистить себя от них, но не мог с ними справиться.
— Мы все иногда бываем подвержены таким мыслям, — успокоил его кардинал, гадая про себя, кто же искушает Тони. — Это все дьявольские соблазны. До тех пор, пока мы не уступаем им.
— Но я должен уступить, иначе сойду с ума!
Этот эмоциональный всплеск ужаснул старого прелата. Но еще больше потряс его звук рыданий Тони в старинной исповедальне. Его преосвященство подождал, пока эта буря эмоций утихнет.
— Эта девушка хорошо знакома с вашей семьей? — спросил кардинал.
— Нет. Хотя да, в какой-то мере… Это сестра милосердия, она работает у матери в госпитале. Ее зовут Нанда Монтекатини. Не знаю почему, но… — снова раздались сдавленные рыдания, — я влюбился в нее. И хуже всего то, что Фаусто встречается с ней… Я так ревную, так ревную…
— Были ли у тебя прежде такие искушения? — спросил кардинал, осторожно погружаясь в опасные глубины чувственности своего подопечного.
— Да, женщины и раньше привлекали меня, но это никогда не было так, как сейчас. Я не могу… я не могу с этим справиться. Скажите, что мне делать. Пожалуйста… Всякий раз, когда я вижу ее, мне хочется до нее дотронуться.
— Тогда ты не должен больше ее видеть.
— Нет! О нет, я должен видеть… я не могу потерять ее…
— Тони, возьми себя в руки! — произнес кардинал с обычной суровостью. — Ты священник, солдат воинства Христова! Не думай, что до тебя ни один святой отец не испытал того же, что и ты. И впредь будет так же. Ты рассказывал кому-нибудь об этом?
— Конечно нет!
— Слава Богу! И слава Богу, что у тебя хватило ума прийти ко мне. Ты знаешь, что впереди тебя ждет блестящая карьера в церкви, и после всего того, что я сделал, чтобы обеспечить эту карьеру, я не могу позволить тебе ее разрушить… этим. Ты навлечешь позор на мать-церковь, на свою семью, на меня…
— Но я хочу ее! Я ее люблю!
— Не желаю слышать об этом. Я распоряжусь, чтобы тебя отослали в монастырь.
— Нет! Я не поеду! Я покину церковь!
— Ты не сделаешь ничего подобного. Давала ли она тебе понять, что отвечает на твою любовь?
— Нет. Я никогда с ней не разговаривал.
— Тогда у нас еще есть надежда. Послушай меня, Тони: ты должен побороть дьявола в себе. Это можно сделать — тысячи других до тебя это сделали. Ты должен просить Господа дать тебе силу. Это может быть величайшим в твоей жизни испытанием характера…
