Маша Царева - Девушки, согласные на все
– Дети, наверное, есть у вас? – из вежливости поинтересовался Филипп. Когда-то его считали мастером ни к чему не обязывающего светского трепа, а теперь он с трудом подбирал нужные слова.
– Две девчонки, – лицо Агафона просветлело, – одной одиннадцать. А старшенькой двадцать уже. Замужем, на внука надеюсь. Знаешь, творец, решил я тебе помочь.
– Вот как? – Почему-то в первый момент Филиппу показалось, что Агафон предложит ему проститутку. Он прекрасно знал, что проститутки время от времени появлялись в стенах Бутырки – обслуживали они особо привилегированных заключенных, – таких в камере Филиппа не было.
– Да, так. Без баб мужику нельзя. – Агафон растянул толстые фиолетовые губы в улыбке и протянул Филиппу какие-то потрепанные листы. – На уж. Да ты бери, не стесняйся. Пользуйся, читай. Это, кажется, по твоей части. Только завтра вернешь, на журнал этот очередь в шестьдесят человек.
Филипп машинально принял листки из синих от самодельных татуировок рук Агафона. Порножурнал. Он усмехнулся. Словно издевка, словно какой-то знак судьбы.
– Спасибо. Посмотрю.
– Вот так-то лучше. Может, хоть на человека похож станешь, мечтать начнешь! Без мечтаний, знаешь ли, нельзя, – принялся философствовать авторитет.
Филипп отошел в сторону и машинально перелистал зачитанный до дыр журнал. Все какое-то развлечение. Издание было британским и явно очень дорогим – модели красивые, бумага качественная, комментарии ироничные и красивые – Филипп хорошо разбирался в таких вещах. В свое время он тоннами скупал порножурналы и часами просиживал над фотографиями – изучал, так сказать, творчество конкурентов.
Один заголовок бросился ему в глаза – в отличие от других заключенных, Филипп великолепно понимал английский. «Русская девушка зарабатывает миллион!» И фотография возле надписи была – лицо этой самой счастливицы. Филипп взглянул на снимок – и у него упало сердце. Фотография была черно-белой и в целом напоминала старинную порнографическую открытку. Женщина на снимке – приятно-полная, белокожая, темноволосая и совсем молодая. Она смотрела в объектив без улыбки и чем-то была похожа на знаменитую актрису немого кино Веру Холодную.
Это была Ева. Определенно она. У Филиппа даже пальцы задрожали, а кровь лавиной хлынула к щекам – подошедший сзади Агафон только криво усмехнулся, глядя на его изменившееся лицо, – он-то думал, что Филипп так возбудился от созерцания обнаженной женской плоти.
Но Филипп не заметил Агафона – он читал маленькую заметку о русской девушке. Читал, перечитывал и снова перечитывал…
«Русская порномодель по имени Фелисидад прославилась на весь мир! Недавно в мировом прокате появился фильм британского культового режиссера Гэва Смита «Порочная невинность». Критики недоумевают, отчего модному молодому режиссеру пришло в голову заняться порнографией. «Порочная невинность» – это не порнушка для сопливых онанистов, это высокое искусство», – прокомментировал нашему корреспонденту сам Гэв Смит. Действительно, едва появившись в прокате, картина побила все рекорды. Новый порнофильм смотрят не только любители «клубнички» – о нем говорят все эстеты. Это совершенно новый жанр, непошлое, высокохудожественное порно…»
Дальше Филипп не стал читать. Он и так все понял. Сука! Какая же сука! Украла кассеты, умудрилась вывезти их за границу и толкнуть какому-то Гэву Смиту! Как ей удалось все это провернуть? Ева всегда казалась ему мягкой, как амеба, совершенно неприспособленной к жизни. Откуда она взяла деньги на билет в Лондон, как сумела познакомиться со Смитом? Как вообще догадалась, что кассеты эти представляют определенную ценность? Неужели сама? Или подсказал кто?
– Эй, ты что?
Филипп встряхнул головой. Перед ним стоял Агафон, он смотрел на Филиппа весьма настороженно и даже как будто брезгливо.
– А что?
– Плачешь, что ли?
– Нет.
Филипп удивленно провел грязной ладонью по щеке. Посмотрел на руку – мокрая! Несколько раз моргнул. И только в этот момент почувствовал, как по щекам бегут горячие ручейки.
– Ты это брось, – мрачно предупредил Агафон.
«Тебе-то какое дело?» – подумал Филипп, а вслух сказал:
– Кажется, действительно плачу.
– Заболел?
– Нет. Женщину одну вспомнил.
– Бабу? – уточнил сокамерник, растянув в улыбке мясистые губы. – Что, журнальчик навеял? Любимая померещилась?
– Она меня на деньги кинула. На большие деньги.
– Больше пяти лет тебе не дадут, – пожал плечами Агафон. – Выйдешь, найдешь ее. Разберешься.
– Пять лет, – Филиппу даже произнести это было страшно. – Пять лет. Это слишком много. Я не выдержу. А если выдержу, будет уже все равно.
– Пять лет – это мало. Я в общей сложности просидел двенадцать, – ухмыльнулся Агафон. – И ничего. Везде жизнь. Здесь – нет, а на зоне – лафа. Тебе понравится. А бабу найдешь. Если захочешь.
Филипп прислонился спиной к стене, закрыл глаза и усмехнулся. Да разве объяснишь ему все, Агафону этому? Впрочем, может быть, он и прав. Пять лет – немного, если вести монотонный образ жизни. Они пролетят для Филиппа как пять минут – и все эти затянувшиеся минуты он будет думать о Еве.
Мысль материальна. Если есть какая-то цель, дальнейшее существование перестает казаться таким пугающим и безнадежным. Они еще встретятся. Он все ей объяснит. Соврет в конце концов – не зря же он считает себя мастером международного класса по художественному вранью. Она поверит. Поймет и простит его – Ева мягкая, она точно простит. В конце концов, ей станет его жалко. Она ведь влюблена была в него…
Впервые в голову Филиппа пришла мысль о том, что он в очередной раз совершил чудовищную ошибку. Подобно глупому кобелю, пошел на заманчивый запах стервы. Купился на ее блеск и лоск, позволил острыми шпильками в очередной раз растоптать свое измочаленное сердце. И проигнорировал ту, что любила его всерьез.
Фелисидад – какое глупое прозвище. И совершенно ей не подходит.
Пускай кассет больше нет – они вроде как принадлежат этому пресловутому культовому английскому режиссеру. Кассет нет, но деньги-то есть! Деньги, честно им заработанные. Конечно, она потратит много. Купит себе эксклюзивных шмоток, косметики, ярко-красный спортивный автомобиль, может быть, даже ассистента заведет, как Вахновская, – что он, женщин, что ли, не знает? Но хотя бы половину, хотя бы треть она должна вернуть. Он попросит – и она вернет. Точно.
Впервые за несколько последних недель Филипп расслабился. Принесли ужин – и он с аппетитом съел черствую булку, более того, она показалась ему ароматной и вкусной. Все наконец встало на свои места. Ему нельзя не есть – понадобятся силы, чтобы пережить этот кошмар. А может быть, и кошмара никакого не будет. Может быть, его оправдают. Может быть, у Марата Логунова проснется совесть, и он внесет за него залог или просто взятку даст. В конце концов, Филипп так и не получил гонорар за работу на «Плейхаус»…
В любом случае, раньше или позже, он ее найдет. В России или за границей. В темном ли алькове парижской круассанной, в нише ли дорогого закрытого лондонского ресторана или на белоснежной яхте в Портофино – найдет обязательно.
Другие заключенные смотрели на Филиппа Меднова с нескрываемым удивлением. Этот депрессивный человек, похожий на живую мумию, странный молчаливый арестант, который все это время находился как бы в стороне от камерной жизни, которого за спиной называли «тенью отца Гамлета», – этот человек сидел на полу и улыбался, и у него был абсолютно счастливый вид. С ума он сошел, что ли?
Если бы они знали! Если бы только знали! С сальными паклями волос, с черными от грязи руками и начинающимся подозрительным кашлем, в пропахшей потом единственной рубашке – этот человек вдруг почувствовал себя без пяти минут миллионером. И все ему было нипочем.
Эпилог
Она лежала лицом вниз на асфальте… Она лежала, зарывшись лицом в его подушку, и вдыхала запах мужчины – незнакомого, но вдруг показавшегося близким… Она лежала лицом вниз на неудобной, продавленной кровати, и чьи-то безразличные губы гуляли по ее голой спине, а он наблюдал за всем этим сквозь черно-белый видоискатель…
Фелисидад встряхнула головой, чтобы немного прийти в себя. Она наивно думала, что отрезать опостылевшее прошлое можно так же просто, как сделать в парикмахерской новую стрижку. За эти пять лет она научилась о прошлом не думать.
Но вот оно – стоит на другой стороне улицы и несколько затравленно смотрит на нее.
– С вами все в порядке? – поинтересовался Кристофер, заметив ее внезапную бледность.
– Да, благодарю вас… – рассеянно ответила порнозвезда. – Вы знаете, мне, пожалуй, пора…
Она вскочила с места, торопливо порылась в кошельке и бросила на стол несколько пятифунтовых бумажек. Мимолетно ему улыбнулась, пригладила рукой закудрявившиеся от дождя волосы и ушла из кофейни – так же стремительно, как появилась в ней несколько часов назад.
